Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками - Стюарт Исакофф

В истории появления фортепиано сплелось и то и другое — и семейные неурядицы, и страсть флорентийского правящего дома к эффектным выходам. Все началось зимой 1688 года, когда Фердинандо, уставший от бремени домашних дел, решил на время сбежать из родного города и неплохо провести время на венецианском карнавале — ежегодной вакхической оргии, которая напоминала о том, что само название города на воде происходит от имени Венеры, богини любви и соблазнения.

Портрет Фердинандо Медичи и его музыкантов, Антонио Доменико Габбиани (1652—1726). Палаццо Питти, галерея Палатина, Флоренция

Как правило, то, что случалось в Венеции, оставалось в Венеции, но как раз в тот год празднества посетил путешественник и писатель Фрэнсис Миссон, пришел в ужас от увиденного и не удержался от того, чтобы дать своим читателям возможность оценить масштабы происходящего. «Это уже не просто обыкновенная распущенность, — писал он, намекая на то, что весь город на время оргий прячет лица под масками. — Здесь никого не узнать! Под маской добродетели скрываются грязные пороки!»

А вот герцогу на карнавале очень понравилось, и обратный путь он проделал в хорошем расположении духа. По-видимому, где-то неподалеку от Падуи он повстречал Кристофори — встреча оказалась весьма своевременной, ведь незадолго до этого герцог, сам игравший на клавишных и покровительствовавший композиторам (для его театра, в частности, сочинил свою оперу «Родриго» Гендель), лишился главного настройщика и конструктора клавесинов Антонио Больджиони. Нужно было, чтобы кто-то занялся Фердинандовой коллекцией инструментов, и, хотя Кристофори поначалу не желал никуда ехать, герцог сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться. В итоге во Флоренцию Фердинандо Медичи прибыл с двумя важными приобретениями — будущим изобретателем фортепиано и венерической болезнью, которая в конечном счете и свела герцога в могилу.

Поначалу Фердинандо поселил Кристофори в одном гигантском зале с сотней других ремесленников. Тот ворчал, что в оглушительном шуме абсолютно невозможно чинить и настраивать музыкальные инструменты. Герцог поначалу лишь отмахивался, но в конечном счете они, по-видимому, пришли к согласию: через некоторое время мастеру выделили деньги на съем собственного дома, а также на покупку мебели и утвари. За настройку инструментов в летней резиденции Медичи, Пратолино, Кристофори получал дополнительную плату — через два года это позволило ему нанять двух флорентийцев подмастерьями. Работа стала спориться; Фердинандо осознал, что не зря вложил средства.

Вдобавок к заботе о герцогской коллекции Кристофори смастерил несколько изящных инструментов весьма оригинальной конструкции — например, маленький клавесин-спинет, струны которого были размещены под углом, а не перпендикулярно клавиатуре, чтобы сэкономить пространство, а также еще один, полностью обитый черным деревом. Но, пожалуй, самой удивительной работой, вышедшей из его мастерской, стал инструмент, сделанный из кипариса, с самшитовой клавиатурой. Он размещался на постаменте из лакированного тополя и был покрыт «красной кожей, простроченной зеленой тафтой с золотой лентой орнамента по периметру». Но по-настоящему особенным его делал не внешний вид, а необычный внутренний механизм. Кристофори назвал его un cimbalo di cipresso di piano e forte, то есть «кипарисовая клавиатура с пиано (тихим) и форте (громким)». Название (с некоторыми вариациями) прижилось — на протяжении последующих веков инструмент называли пианофорте, фортепиано или пианино. Это было открытие чрезвычайной важности. Но как же работал этот инструмент?

Кристофори пояснил свое изобретение в разговоре с придворным поэтом и драматургом Шипионе Маффеи в 1711 году, конспект беседы вкупе с несколькими наглядными диаграммами был опубликован в Giornale de’ letterati d’Italia. Основным секретом оказался так называемый ход — весьма изощренный механизм, который не только выбрасывал молоточек к струне при нажатии соответствующей клавиши, но и позволял ему мгновенно возвращаться на исходную позицию, чтобы иметь возможность в любую секунду вновь быть выброшенным. Чем сильнее было нажатие, тем энергичнее молоточек бил по струне, что приводило к увеличению громкости звука.

«Ход» Кристофори был предшественником нынешнего фортепианного механизма. Поскольку струны, таким образом, оказывались под довольно серьезным давлением, мастер сколотил плотный двухстенный короб, отделявший вибрирующие элементы фортепиано от тех, которые должны были оставаться статичными. Подобное разделение характерно и для современных инструментов, в которых есть, с одной стороны, прочная чугунная рама, а с другой — свободно вибрирующая резонансная дека.

Фортепианный механизм Бартоломео Кристофори, схема Сципионе Маффеи (1711)

Изобретение Кристофори

Гениальность активного фортепианного механизма Бартоломео Кристофори заключалась в том, что он позволял молоточку сначала ударить по струне, а затем сразу же вернуться в исходное положение, избежав контакта с той частью механизма, которая только что заставила его выброситься вверх. Соответственно, можно было вновь проделать тот же самый трюк. Вот как это работало.

При нажатии на клавишу (С) промежуточный рычаг (Е) поднимается вверх. Это приводит к тому, что возвратный механизм (G) толкает молоточек (О) к струне (А). Затем механизм возвращается в исходное положение, избегая дальнейшего контакта с молоточком, и тот тоже может спокойно вернуться на свое законное место. В оригинальной разработке Кристофори молоточки падали на сеть шелковых нитей.

Когда клавишу (С) отпускают, возвратный механизм, скрепленный с ней пружинкой, также возвращается в исходное положение. В то же время демпфер (R), который при нажатии на клавишу опускался, чтобы дать струне возможность свободно вибрировать, вновь вступает с ней в контакт и глушит звук.

Клавиатура у Кристофори была намного короче той, к которой мы привыкли: сорок девять нот против нынешних восьмидесяти восьми. Однако уже тогда фортепианные струны вынуждены были испытывать значительно большее напряжение, чем клавесинные: даже при самом легком ударе молоточек воздействует на струну с большей энергией, чем перышко-плектр. Поэтому в ранних фортепиано струны низкого регистра делались из медной проволоки, а верхнего — из стали. Молоточки же, нынче покрытые войлоком, в те времена изготавливались из пергамента и клея.

Как это случается с любой новинкой, у инструмента были критики, сетовавшие на то, что его тон слишком мягок и уныл. Маффеи защищал фортепиано, утверждая, что его звук в действительности тоньше и интереснее, чем отрывистый звон клавесина, и, главное, лишен свойственного клавесину резкого гнусавого отзвука. Инструмент с молоточками заместо привычных перышек-плектров, объяснял он, открывает перед исполнителями невиданные доселе творческие возможности, но и требует абсолютно новой техники игры.

В защиту клавесина

В 1774 году Вольтер написал, что «фортепиано — не более чем чайник по сравнению с клавесином». Однако производители клавесинов чуяли, куда дует ветер. Уже в начале XVIII века они пытались сыграть на опережение, предлагая собственные новшества и стремясь таким образом замедлить распространение фортепиано. Жан Мариус, среди изобретений которого были складной зонтик, складная палатка и метод придания ткани водонепроницаемости, создал также и маленький складной клавесин, который можно было взять с собой в дорогу. Кроме того, он придумал клавиатуру с сочетанием перьев и молоточков, то есть старых и новых традиций.

На протяжении XVIII века французская Королевская академия наук одобряла также и следующие нововведения: смычковый клавесин, гибрид клавесина и органа, органа и фортепиано, даже фортепиано и стеклянной гармоники. Последний вариант был предложен французским физиком Бейе: вместо металлических струн здесь использовались стеклянные пластины, по которым ударяли покрытые мехом молоточки. Бенджамин Франклин, говорят, был большим поклонником этого инструмента.

Разумеется, и сам звук клавесина вовсю пытались улучшить. В своем труде Musica Mechanica Organoedi (1768) Якоб Адлунг писал, что клавесинные плектры, сделанные из гусиных перьев, слишком мягки, чтобы добиться с их помощью качественного звучания, а те, что сделаны из рыбьих костей, напротив, чрезмерно жестки, — идеально было бы использовать в их производстве вороньи перья, смазанные оливковым маслом. Парижский клавесинных дел мастер Паскаль Таскен в погоне за «объемным» звучанием додумался делать плектры из кожи. Биограф Баха Иоганн Николаус Форкель рассказывал об инструменте из Рима, создатели которого пошли еще на шаг дальше: они придумали покрывать кожаные плектры бархатом. «В результате, — писал он, — получается звук нежнейшего прикосновения, в котором сочетаются тембры флейты и колокольчика. По великолепию тона этот инструмент намного превосходит все остальные». В 1776 году в Париже известный музыкант и шахматист Франсуа-Андре Даникан Филидор представил клавесин, в верхнем регистре которого струны были «высинены» — накалены до посинения. Инструмент был создан в Лондоне (но по чертежам французского придворного часовщика Жюльена ле Руа), оттуда Филидор его и привез, чтобы члены Королевской академии наук могли воочию убедиться в его роскошном звучании. Согласно протоколам заседания, посиневшие струны и впрямь «звучали заметно слаще».