РЕВОЛЮЦИЯ ЩЕЛКУНЧИКОВ (The Nutcracker Coup) - Джанет Каган

Не знаю, чем это закончится, но до чертиков хочу, чтобы ты был здесь и все видел. С любовью, Мэри.

Мэри смотрела, как местный ребенок щелкает орехи своим щелкунчиком-Халемтатом, и холодная дрожь пробегала у нее по спине. Это был уже одиннадцатый за неделю. Очевидно, не один Чорниэн мастерил этих щелкунчиков, кто-то еще затеял производство. Однако, чтобы в челюсти Халемтата вкладывал орехи ребенок – такое она видела впервые.

– Здравствуй, – сказала она, наклоняясь. – Какая чудесная игрушка! Покажешь, как она действует?

Непрерывно треща иглами, ребенок показал ей свою игрушку. Затем он (или она – спрашивать до переходного возраста невежливо) воскликнул:

– Забавная штука! Мама смеется, смеется и смеется.

– А как зовут твою маму?

– Пилли, – сказал ребенок. Потом добавил: – С зелеными и белыми бусинами на иглах/

Так, Пилли. Ее остригли за слова о том, что Халемтат вырубил имперский заповедник столь онаянно, что деревья никогда уже больше не вырастут.

И тут она осознала: еще год назад ни один ребенок не проговорился бы, что его маму остригли. Даже мысль об этом была бы позорной и для родителей, и для детей. Мэри оглядела базар и увидела не меньше четырех остриженных празов, делающих покупки к ужину. Это были Чорниэн со своим ребенком и двое незнакомцев. Она попытаюсь узнать их по мордочкам, но не смогла и обратилась за помощью к Чорниэну.

«Удивительно, – отметила про себя Мэри, – еще год назад было неприлично спрашивать о таких вещах».

Едва Мэри успела поблагодарить ребенка, как три праза в окрашенных игольчатых воротниках – униформе гвардии Халемтата – с важностью подошли к ним.

– Вот он, – сказал самый рослый.

– Да, – подтвердил второй – Пойман во время акции. Рослый уселся по-собачьи и объявил.

– Ты пойдешь с нами, негодник. Указ Халемтата. Мэри охватил ужас.

Ребенок щелкнул последний орех, радостно затрещал иглами и спросил:

– Меня остригут?

– Вот именно, – ответил рослый.

Он грубо отобрал и отбросил щелкунчика и повел ребенка прочь. Растерянная Мэри крикнула вслед:

– Я скажу Пилли, что произошло и где тебя искать! Ребенок оглянулся, снова затрещал и ответил:

– Спросите, будут у меня серебряные бусы, как у Хортапа?

Она взяла брошенного щелкунчика – чтобы не подобрал другой ребенок – и со всех ног бросилась к булочной Пилли.

Пилли, узнав о случившемся, закрыла ставни магазинчика и спросила Мэри:

– Кажется, вы боитесь за моего ребенка?

– Боюсь, – ответила Мэри.

– Вы очень добры, но опасаться не стоит. Даже Халемтат не осмелится сделать ребенку хашей.

– Я не знаю этого слова.

– Хашей? – Пилли загнула хвост вперед и взялась за одну иглу – Чиппет – значит обрезать вот здесь. – Она положила палец примерно на середину иголки. – А хашей – вот здесь. – Палец соскользнул вниз, к месту в четверти дюйма от кожи. – Не беспокойтесь, Мэри. Даже Халемтат не пойдет на такое!

Мэри все еще держала в руках щелкунчика-Халемтата и теперь внимательно его рассмотрела. Только общими очертаниями он походил на того, что она сделала для Тейтепа. Щелкунчик был вырезан абсолютно в местной манере и – она едва не выронила игрушку – в личной манере Тейтепа. Значит, он тоже их мастерит?

Уж если она смогла распознать своеобразный стиль Тейтепа, то Халемтат – наверняка. И что тогда?

Она осторожно засунула щелкунчика под ставень – пускай Пилли определит, что с ним делать, нельзя решать за нее – и быстрым шагом направилась к дому Тейтепа.

По пути она миновала еще одного ребенка с щелкунчиком-Халемтатом. Остановилась, нашла отца ребенка и сообщила ему новость: гвардейцы увели малыша Пилли. Отец поблагодарил ее и ласково отобрал щелкунчика у сына.

Этот, как поняла Мэри, был вырезан не в манере Тейтепа или Чорниэна. Его выточили какие-то незнакомые зубы.

А праз, отправив ребенка в дом, уселся по-собачьи, на виду у всей улицы взял кружку с орехами, которые ребенок не успел дощелкать, и сам принялся их давить – один за другим, и с такой неспешностью, что Мэри только рот открыла.

Она никогда не встречала наглых празов, но сейчас могла поспорить на любые деньги, что этот – наглец. Он ухитрялся щелкать каждый орех с оглушительным треском, словно из ружья стрелял. С этим звуком, все еще гремящим в ушах, Мэри заторопилась к Тейтепу.

Она застала его дома, притом за изготовлением очередного щелкунчика. Тейтеп проглотил стружку, подал ей фигурку и спросил:

– Что скажете, Мэри? Похоже?

На этот раз это был не Халемтат, а его великий визирь, Кортен. Мэри его улыбка всегда казалась глуповатой. Она знала, что виной тому уродливый зуб, но человек принимал эту мимику за ухмылку. У фигурки была та же гримаса, только утрированная. Мэри не удержалась и захихикала.

– Ага! – сказал Тейтеп и затрещал, что есть силы. – Вы сразу уловили шутку, причем без всяких объяснений! – Он грустно посмотрел на щелкунчика. – Великий визирь заслужил это.

На этот раз опечалилась Мэри.

– Боюсь, остригут вас за такие дела, – вздохнула женщина и рассказала об отпрыске Пилли.

Он не ответил. Вместо этого встал на лапы и прошел в угол, к сундуку, где хранил несколько скульптур и других ценных предметов. Достал из сундука ящичек и на трех ногах вернулся к Мэри.

– Встряхните это. Ручаюсь, вы можете догадаться, что внутри. Она с любопытством потрясла ящичек.

– Набор бусин, – сказала Мэри.

– Вот видите? Я готов. Звук, как при смехе, верно? Смех Халемтата. Я попросил Киллим изготовить красные бусы, потому что этого цвета был ваш череп, когда вас обрили.

– Я польщена... Но я боюсь за вас. За вас всех.

– Сын Пилли не боялся.

– Нет... Нет, малыш не был испуган. Пилли заявила, что даже Халемтат не посмеет сделать ребенку хашей. – Мэри набрала побольше воздуха в грудь и договорила: – Но вы-то не ребенок...

– Я проглотил семечко талпа, – ответил Тейтеп так, будто это все объясняло.

– Не понимаю.

– А! Тогда я поделюсь. Талп не прорастает, если он не прошел через желудок праза. – Он постучал себя по животу. – Иногда не прорастает даже после этого. Проглотить семечко талпа – значит совершить шаг к взращиванию чего-то важного. Я проглотил семя, называемое «права человека».

Мэри нечего было ответить, кроме одного:

– Спасибо, теперь я поняла.

Медленно, задумчиво брела она в посольство. Да, она поняла Тейтепа – разве не по той же причине она ссорилась с Кларенсом? Но она боялась за Тейтепа, боялась за всех празов. Почти бессознательно прошла она мимо посольства к десятку куполов, где жили этнологи. Эсперанца – вот кто ей нужен.

Эсперанца была дома, писала очередной отчет. Посмотрела на Мэри и сказала:

– Хорошо, что зашла, пора передохнуть!

– Боюсь, не выйдет. Вопрос как раз по твоей части. Ты хорошо знакома с физиологией празов?

– Думаю, да.

– Что будет, если обрезать иглу праза, – Мэри подняла палец, – вот так, близко к коже?

– Примерно, что с кошачьим когтем. Если обрезать кончик, ничего не случится. Если обрезать слишком низко, можно задеть кровеносный сосуд или нерв. Игла непременно станет кровоточить. Может не отрасти до нужных размеров. И будет чертовски больно, я уверена – как если разбить основание ногтя. – Эсперанца вдруг подалась вперед. – Мэри, тебя трясет. Что случилось?

Мэри глубоко вздохнула, но дрожь не унималась.

– Что будет, если кто-нибудь сделает это со всеми иглами. Те... – Она не смогла произнести имя. – Со всеми иглами праза?

– Он изойдет кровью и умрет. – Эсперанца взяла подругу за руку и крепко сжала. – Ну а теперь я налью тебе хорошую дозу, и ты расскажешь, в чем дело.

Мэри отчаянно тошнило.

– Какой идиот рассказал этим подушкам для булавок о правах человека?! – грохотал Кларенс. Он яростно придвинулся к Мэри в ожидании ответа.

Эсперанца встала между ними и сказала:

– Мартин Лютер Кинг – вот кто сказал празам о правах человека. Вы при этом присутствовали. Но вы забыли о своей мечте, а они явно помнят.

– Да там происходит революция, черт побери! – Кларенс взмахнул рукой в направлении центра города.

– Похоже на то, – спокойно ответила Джульет, одна из сотрудниц посольства. – Так почему мы сидим здесь, а не следим за ходом событий?

– Потому, что я отвечаю за вашу безопасность!

– Чушь, – возразил Масимото. – Нас же не станут стричь!

– Кроме того, – добавила Эсперанца, – через пять минут прибудет грузовой корабль. Кто-то должен встретить его, привезти припасы.

– и Ника. Иначе он угодит в самую гущу событий. Последняя почта ушла два месяца назад, и Ник ничего не знает о том, что ситуация... – она слегка нахмурилась, потом нашла точное выражение: – Что ситуация радикально изменилась.

Кларенс снова свирепо посмотрел на Мэри и распорядился: