Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— А вас Иоиль, почему до сих пор не арестовали? Тот не открывая глаз, устало ответил:

— А почему меня должны арестовать?

— Ну, вот вы ведь, ведете буржуазную пропаганду! Религию насаждаете в массы! Людям голову дурите!

— Это с чего это вы взяли? — Иоиль говорил это равнодушным тоном. Клюфту показалось, что Богослов зевнул. Он лежал, не открывая глаз, и не двигался. Словно это был не живой человек.

— Как это с чего?! Вы же, как я понимаю, про Бога рассказываете? Так ведь?

— Ну да…

— А ведь, это вранье!

— Это почему?!

— Да потому, что Бога нет! Это выдумка! Сказка, придуманная попами и капиталистами, что бы усыплять бдительность трудового народа! Иоиль молчал. Он затих, словно не зная, что ответить. Клюфт обрадовался! Он сказал правду в глаза этому аферисту и тот, своим молчанием, признался, что он обманщик! Это была какая то триумфальная, для Павла, тишина! Еще через минуту Клюфт подумал, что Иоиль уснул. Он даже не дышал. Лежал без движения — словно покойник, вытянувшись на кровати. Павел прислушался. Подойти потрогать пульс? Может, умер? Еще этого не хватало! Потом объясняй милиции — зачем он пустил в дом этого типа. Клюфт медленно встал со стула и крадучись подошел к кровати. Но в этот момент Богослов тихо спросил:

— А вы Павел, точно уверены, что Бога нет? Клюфт чуть не упал от неожиданности. Выпрямившись, он почесал голову и обиженно ответил:

— Да, я точно знаю…

— Откуда?

— Хм, откуда?! Это доказано советскими учеными! Да и наш — вождь, и учитель, товарищ Сталин — сам учился в духовной семинарии, но потом понял, что все это вранье! Занялся революционной борьбой! Привел нашу страну вот к победе социализма! Ведь у нас теперь социализм построен! Он уже вошел в нашу жизнь! А с принятием сталинской конституции — так вообще все понятно и просто! Товарищ Сталин говорит — нет никакого Бога! Нет! Иоиль открыл глаза. Он привстал с кровати. Внимательно посмотрел на Павла и жалобным тоном спросил:

— А кто это — товарищ Сталин? Клюфт, вскипел. Он вернулся к столу и хлопнув кулаком по крышке громко крикнул:

— Ну, хватит! Хватит! Хватит тут изображать из себя сумасшедшего! Хватит! Я сейчас действительно — милицию вызову! Они то, разберутся с вами — кто вы такой?! Так говорить может только враг народа! Я не намерен тут у себя прикрывать врагов разных! Хватит — выметывайтесь из моего дома! Иоиль испуганно спрыгнул с кровати. Он стоял, опустив голову, как нашкодивший ребенок. Он кивал головой в такт словам Павла. Затем, прижав руки к груди — бухнулся на колени. Клюфт опешил от этой сцены. Богослов запричитал, словно приговоренный к расстрелу:

— Простите! Простите меня великодушно! Я больше не буду! Я не знал, что этот человек вам так дорог! Простите! Я больше никогда так не скажу! Только не выгоняйте меня! Павел отошел быстро, так же как и разозлился. Ему стало жалко этого полуночника. «Сумасшедший. Явно — сумасшедший и больной человек» — думал журналист. «Нужно оставить его до утра, а завтра отвести в больницу. Да и может, он сбежал или потерялся, из какой ни будь психоневрологической лечебницы». Клюфт подошел к стоящему на коленях Иоилю и погладив его по плечу, ласково сказал:

— Ладно, ладно. Я понял. Вы не в себе. Ладно. Ложитесь. Переночуйте у меня. Завтра решим, что с вами делать. Ложитесь спать. Иоиль поднялся с колен и послушно лег на кровать. Он закрыл глаза и почти мгновенно, как показалось Павлу — уснул. Медленное и ровное дыхание. Клюфт дотронулся до его руки. Она оставалась ледяной. Этот человек почти за час не согрелся. «Явно болен. Явно. Нет нужно его в больницу» — решил для себя Клюфт. Павел вздохнул и взяв у вешалки чемодан поставил его на стол. Достал оттуда печатную машинку. Ласково погладил по ее металлическим бокам. Они были еще холодные от мороза.

— Ничего, я тебя сейчас разогрею, — ласково шепнул Клюфт машинке, словно живому существу.

Павел зажег настольную лампу и поставил рядом печатную машинку. Придвинул стул и сел. Когда листок был заправлен и Павел уже хотел, ударить по клавишам, он понял, что непроизвольно разбудит гостя. Клюфт, недовольно посмотрел на Иоиля. Тот не двигался. Глаза закрыты. Нездорово — бледное лицо. Крючковатый нос. «А, что делать? Статья нужна утром. Смирнов устроит разнос, если не сдать! Да и на хрена он припер домой машинку? Ничего — потерпит шум. Если устал и хочет спать — будет спать. Так бы вообще вон на улице ошивался» — подумал Павел и забарабанил по кнопкам машинки: «Зал, где происходило заседание суда, был переполнен народом. Слушая показания пойманных с поличным бандитов, все присутствующие на процессе выражали гнев и призрение к подлым выродкам, врагам народа!

— Подлецы, их нужно уничтожить! — возмущенно требовали рабочие совхоза в зале суда. Первым допрашивается обвиняемый Лепиков. Этот матерый враг пытается спасти шкуру, прикинуться наивным дурачком и потому в первой части своего показания не говорит о всех подлых делах, за которые он должен получить суровую кару. Прямые вопросы государственного обвинителя тов. Бакланова заставили гаденыша Лепикова говорить правду. Более часа рассказывал этот вражий ошметок суду о своих вредительских делах» Павел поймал себя на мысли, что ему печатается на удивление легко. Слова сами складывались в единое целое. Через час он написал статью. Он описал, всех обвиняемых и как ему показалось — раскрыл их страшный образ. Но когда нужно было выходить на «последний абзац» и подводить итог — у Клюфта, возникла заминка. Как он, не старался, в голову не «лезла» последняя, эффектная, заключительная фраза — которая должна была стать украшением всей статьи. Павел, откинулся на стуле и размял виски. Закурил папиросу. Неожиданно захотелось спать. Сон, начал сковывать сознание, бороться не было сил. Чтобы не отключиться, Клюфт, вскочил со стула и несколько раз присел. Посмотрев на ходики, на стенке — удивился. Без пяти шесть утра!

— Ну, все! Пишу, что в голову лезет и надо идти! — буркнул себе под нос Клюфт и вновь сел за машинку. Но фраза не лезла. Мысли, как будто отключились. Неожиданно прозвучал глухой голос, его гостя:

— Вы, я вижу, мучаетесь с кодой? Павел, посмотрел, на Иоиля и удивился. Тот, внимательно смотрел на хозяина комнаты.

— А вы, что не спите?

— Нет, я все это время не спал. Я просто вам не мешал. А вот сейчас чувствую, что у вас трудности. Мыслей нет. Не знаете, чем закончить.

— Откуда вы это знаете? — спросил опешивший Клюфт.

— Вижу. Вижу. Когда человек, не знает, чем закончить, он мучается — трет виски, делает приседание. Вы этим занимаетесь. Вот я и решил — вы не можете закончить свою статью. Не так ли?

— Так, — выдавил из себя Клюфт.

— А хотите, я вам помогу?

— Как? — Клюфт подкурил очередную папиросу. Руки у него дрожали. Спичка, тряслась, и ее огонь опалил ресницы.

— Да я вам могу, ну допустим, мысль подсказать. Вот, например, вы же должны написать, что эти люди понесут наказание?

— Какие люди?

— Ну, те, о которых, вы пишите в статье? — Иоиль словно надсмехался над Клюфтом. Павел хмыкнул и глубоко, затянувшись папиросой, попытался успокоиться.

«Ерунда. Этот тип элементарно подсмотрел, что он печатает, а я и не заметил» — подумал Клюфт.

— И какую же мысль вы можете мне подсказать? — спросил он скептически у богослова. Тот пожал плечами:

— Ну, допустим вот, эти люди должны получить по заслугам. А вы должны написать, крепкую фразу, которая, вселит в читателей неизбежность этого наказания, так ведь?

— Ну, так.

— Ну, тогда напишите что-то типа: Доколе невежды будут любить невежество?

Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью порадуемся, когда придет к ним ужас! Вот так примерно. Клюфт был поражен. В этих словах столько энергии, что у Павла перехватило дыхание. Он тяжело дышал. На лбу выступили капельки пота. Этот, странный богослов, сказал, все очень емко — а главное попал в точку. Клюфт невольно потянулся к машинке. Он, стесняясь, тихо переспросил:

— Как, вы, там, сказали?

— Доколе невежды будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью, порадуемся, когда придет к ним ужас! Пальцы, сами, выбивали слова, барабаня по кнопкам печатной машинки. Павел торопился. Ему казалось еще чуть-чуть, и он забудет фразу, произнесенную богословом. Но слова в голове, звучали, словно эхо — в огромном, каменном тоннеле. Эхо! Клюфт дописал и откинулся на стуле. Ему вдруг стало совсем, спокойно. Сердце ритмично разгоняло кровь по телу. В руках и ногах, была, какая-то, неведомая ранее, легкость.