Параметрическая локализация Абсолюта - Пилип Липень

– Сатанисты? Как это?

– Поклоняются сатане. Дьяволу. И делают только зло.

– А зачем?

– А зачем делать добро? Потому что мама с папой и с учительницей так сказали? Нет. Сатанисты живут так, как им хочется! Вот они – счастливые люди.

– А не боятся в ад потом попасть, если будут делать зло?

– Они и попадут в ад. Но они этого только и ждут, ведь сатана – их друг!

– Но Бог же сильнее?

– Неизвестно, кто сильнее. Может, вообще никакого Бога нет!

– Как так? Сатана есть, а Бога нет? Что это за религия такая?

Володя с многозначительным видом наклонил голову, заткнул ухо и отвернулся. Невежливо! Но хоть немножко не тюфяк со своим металлом. А вообще мальчики с девочками не должны так много разговаривать, как они. А тем более слушать вместе наушники. Вероника стала смотреть на чьего-то папу, который приехал с классом. Чей он? Читает газету, наверное, о спорте. После разговора с Володей у Вероники остался тревожный осадок. А уши помнили угрожающий рык сатанистов. Ну нет! Глупости какие. Всё это полная ерунда. Надо у отца Вениамина спросить – что он скажет? Рассердится! Лучше у мамы. Или даже у дяди Миши – он разбирается, хоть и козёл.

13. Даже страшно думать!

Самое лучшее в бассейне – это душ, так считала Вероника. Душ-шум, говорила она про себя. Шум такой сильный, как будто сразу десять сильных ливней! Чтобы сказать, нужно кричать. А пар такой густой, что не видно двери напротив. Лейки душа, облезлые, торчат высоко-высоко, и вода с высоты падает так сильно. Струи давят на плечи, тяжёлые и горячие. Почти больно иногда. Дома по-другому, тонкие и слабые! Вероника готова была нежиться под этим душем хоть целый день, но тренер входила и торопила их. В самом бассейне зябко и скользко, пахнет хлоркой. Синяя вода кажется холодной, и страшно спускаться в неё. Мальчишки хохочут над Сашей:

Саша-дура, хвост надула

И по речке поплыла.

Как увидела акулу –

Сразу трусики сняла!

Уроды! А вода не такая уж и холодная. Тренер – это тоже физрук, только водный. Тощая, в синем спортивном костюме, с длинной пластмассовой палкой – чтобы помогать плавать. Классная в сентябре обещала, что всех быстро научат плавать. И где? Нету! Возьмитесь за бортик, болтайте ногами – разве это плавать? Главное – не глотнуть! Противно, а вдруг кто-нибудь написал? Они могут, вон как улыбаются довольно.

Потом снова мылись, вытирались, сидели по очереди под феном, кутались в свитеры и шарфы. Ехали назад в школу. У школьных ворот Вероника вспомнила, что принесла Саше альбом с вампирами, вернуть. Саша взяла альбом пригласила её в гости на часок. И снова кудрявый папа, добрая мама в очках, надменный братец. Угощали пирожными и кока-колой, солёной соломкой. У них был огромный телевизор, как в магазинах, и все вместе смотрели мультики. Какая счастливая семья, – думала Вероника. Когда я вырасту, у меня будет такая же.

Она возвращалась домой уже в потёмках. Лужи блестели в лучах фонарей, а шаг сапог был особенный, такой бывает только по мокрому асфальту, только вечером. Смотрела на свой дом сквозь ветви деревьев, на светящиеся жёлтым окна. Жёлтые и белые, а кое-где синие, от штор.

И вдруг подумала: если горящие окна составят крест, то мама умерла!!

От отчаяния взбухли слёзы, луч фонаря превратился в круговую радугу. С тоской она искала крест: это не крест, это не крест, и это не крест. Нет креста! Всматривалась с облегчением, всматривалась со страхом – а вдруг сейчас загорится новое, и получится крест? Окна гасли, вспыхивали, составляли новые узоры. Крест! Нет, у настоящего креста нога снизу, а у этого сверху, так не должно быть. Наконец в просвете ветвей взгляду открылись окна их квартиры. Чёрные! Чёрные! Пустые! Мама лежит там, в черноте! Даже страшно думать! Лучше мне самой умереть, не так жутко!

Глупости. С чего бы ей лежать? И почему в темноте? Если бы она упала, свет бы остался гореть. И вообще, мама у дяди Миши! Не настолько же он козёл, чтобы она умерла!

14. Должна вернуться!

Да-да, у дяди Миши. Иногда по пятницам мама ночевала у дяди Миши, и Вероника оставалась дома одна. И если летом можно было лечь спать пораньше, ещё засветло, и проснуться уже в субботе, то что делать осенью? Тоска и тревога. Подъезд. Яркий свет на лестничных площадках только подчёркивал, как будет темно сейчас в квартире. Свет насмехался! Или ухмылялся? Или молчал от ужаса? Щёлк-щёлк ключ в замке. Темнота распахнулась и замерла – звала в себя.

Где выключатель? Скорее!

Вероника зажгла свет, и как раз в этот момент запиликал телефон. Она захлопнула дверь, стащила сапоги и побежала в комнату. «Верунка, я сегодня в гостях у дяди Миши, приеду завтра к обеду. Найдёшь, что покушать? Как в школе? Ну пока». Всё понятно. Если мама зовёт её Верункой, то она уже выпила вина и точно не придёт. Положив трубку, Вероника стояла у тёмно-синего окна, проводя пальцем линии на запотевшей раме. На стекле рисовать запрещалось – оставались следы. Стекло запотело только сверху, а внизу оставалось сухим, отражало. Вероника нагнулась и смотрела на себя: прямая чёлка, широкий нос, маленькие глаза. Какая я некрасивая! Она подняла брови как можно выше, напучила губы. Нет.

Внутри у Вероники было так пусто, что даже жалость к себе ослабла, и не хотелось плакать. Бесцельно прошла по квартире, зажигая везде свет. Открыла и закрыла холодильник, заглянула в шкафчик. Достала из круглой жестяной банки лимонный леденец, взяла губами, покатила языком: кисло-сладкий, с острыми краешками. Сначала стучит о зубы, потом скользкий, гладенький. Рядом с банкой стояла початая бутылка красного вина – Мерлот. Наверное, во Франции девочкам дают такие имена – Мерлот. И такая же девочка, как она, с именем Мерлот, тоже сидит вечером одна. Вероника потянула торчащую пробку. Крепко сидит! Схватилась покрепче, дёргала, гнула вправо-влево, пока та не поддалась. Понюхала: кисло, противно!

Она села за уроки. Открыла математику. Самый длинный и нудный предмет, но зато его хватит надолго. Дурацкие дроби. Делать уроки в пятницу вечером было особенно обидно, но обида отвлечёт от одиночества. Вероника переписала из учебника первый пример, нашла общий знаменатель, правильно сложила и вычла, и тут рука сама вывела двойку вместо тройки! Вот блин! Ну ничего, не ошибка, а описка. Если аккуратно зачеркнуть, то учительница не снизит. «Увидишь ошибку, считай за улыбку!» Что бы она сказала, если б такое в тетрадке после домашней работы? А второй пример вообще не хотел переписываться из книжки: вместо девятки написалась восьмёрка, а вместо минуса плюс. Нет, невозможно делать математику! Ненавижу математику!

Она закрыла тетрадку и оттолкнула её в угол стола. Сходила на кухню за пригоршней леденцов, включила телек и прыгнула на мамин диван. Жёсткие пружины – как она на них засыпает? Шло шоу. Потом на четвёртом канале начались мультики. Потом конкурс красоты. А неделю назад мама поссорилась с дядей Мишей и пришла домой, хотя сначала собиралась ночевать у него. Вдруг и сегодня так? На экране улыбались красавицы, а Вероника трогала языком дырку от последнего молочного зуба – второй справа! Это ужасно некрасиво! Но новый уже немножко растёт. Во сколько вернулась мама в тот раз? Кажется, очень поздно, но до двенадцати. Потом сериал. Герои ссорились и мирились, долго обсуждали что-то непонятное. Вероника задремала.

Освежись! Бам! По старинным рецептам!

Её разбудила реклама пива. Который час? Одиннадцать. Мамы нет. Вероника несколько секунд смотрела на мелькающий лицами экран, а потом вскочила и побежала одеваться. Не могу здесь сидеть! Пойду её встречать! Буду ждать на улице, возле подъезда. Она обязательно вернётся домой и сегодня тоже. Обязательно, обязательно должна вернуться!

Глава 2. Валентин Валентинович, доцент

1. Отличное настроение

Валентин Валентинович отточенным толчком захлопнул дверь – не ударившись о косяк и не вздрогнув, она цокнула замочным язычком. Многолетняя тренировка, да. Приятно. Включил свет в прихожей, нацепил-промазал-нацепил шапку на крючок и повесил сырое пальто на плечики мокрой спиной наружу, чтоб просохло. Бодро встряхнулся. Отличное настроение! Во время прогулки он окончательно всё обдумал, и теперь решение ясной звездой сияло в голове. Думать над ним дальше было излишне – спокойный и ровный свет озарял Валентина Валентиновича изнутри. Щёлк выключателем: лампочка зажигается и гаснет, но идея не погаснет никогда!

Он неторопливо и тщательно вымыл руки, лицо, утёрся пушистым полотенцем и прошёл на кухню. Коньяку! Обычно Валентин Валентинович позволял себе коньяк только после еды, чтобы не повредить желудку, но сегодня был особенный день, когда правила нуждаются в нарушении. Он взял с полки свой любимый стакан из толстого стекла, конический – канонические коньячные бокалы, округлой формы, с ножкой, ему не нравились – и аккуратно налил палец. Нет, два пальца. Обмакнул губы, сделал глоток. Какой всё-таки отвратительный этот местный коньяк!