Месть в коричневой бумаге - Джон Макдональд

Мы, мужчина и женщина, оказались одни в море, среди островов, зависели друг от друга, делили хозяйственные и дорожные хлопоты и поэтому должны были помнить о физическом присутствии одного и другой, мужчины и женщины. Но была в нашем столь необычном сосуществовании некоторая благословенная банальность, которая легко препятствовала любому обострению восприятия. Сложившаяся пять лет назад ситуация была самой что ни на есть тривиальной – вдова, женщина бальзаковского возраста, пригласила крепкого молодого мужчину путешествовать вместе с ней. Я знал, что она рано вышла замуж, но не знал, в каком именно возрасте. Догадывался, что она старше меня лет на одиннадцать плюс-минус два года.

Думаю, именно потому, что любой посторонний, оценив ситуацию и двух присутствующих на сцене актеров, предположил бы, будто Макги послушно и усердно удовлетворяет физический голод вдовы во время ночных стоянок на якоре, подобные отношения были исключены. Ни разу ни словом, ни жестом, ни мимикой она даже не намекнула на то, что ждет от меня определенных действий или, наоборот, их опасается. Энергично и молодо двигалась, выглядела привлекательно и аккуратно, уделяла немало времени своей прическе, так что я знал: она вполне сознает свою женскую привлекательность и вовсе не нуждается в моем подтверждающем это пыхтении. Не заводила никаких двусмысленных полуневинных игр с флиртом, которые можно неверно понять.

Сперва тело ее было бледным, излишне худым и ослабевшим от сонных месяцев скорби. Но по прошествии дней ее кожа потемнела под солнцем, мышцы окрепли от физической нагрузки, появился аппетит и она начала прибавлять в весе.

Физически чувствовала себя все лучше, я впервые услышал, как она мурлычет под нос, занимаясь делами.

Мы часто подолгу молчали, но и разговаривали подолгу – на общие, сдобренные старыми историями темы о мире, о человеческом сердце, о хороших местах, где мы бывали, о хороших и плохих вещах, которые сделали или недоделали. Обошли Большую Багаму, прошли вниз вдоль восточного берега Абако, к островам Берри, до Андроса, наконец через четырнадцать дней подошли к Нью-Провиденсу, где пришвартовались в Клубном порту Нассау.

Она отправилась в банк одна, вернулась поникшая и задумчивая. На вопрос, в чем дело, ответила, что сумма значительно превышает ее ожидания. Это кое-что меняет, придется переосмысливать планы на будущее. Мы пошли обедать, а когда я проснулся на следующее утро, она уже встала, пила кофе, просматривая “Путеводитель по Багамским островам для яхтсменов”.

– Полагаю, нам пора подумать о возвращении, – сказала она, закрыв книжку. – Ужасно не хочется.

– У вас с кем-то назначена встреча?

– Да нет. Это можно отложить. Надо сначала принять решение.

– Я не спешу. Давайте осмотрим еще несколько мест. Острова Эксума. Может быть, острова Рэггид. – Я объяснил, что время от времени оставляю дела и нисколько не возражаю против возвращения в конце августа или в начале сентября. Она была необычайно рада.

И мы пошли под парусами к Спэниш-Уэллс, потом вниз вдоль западного берега Эльютеры, потом неспешно миновали прелестную цепочку островов Эксума, останавливаясь по собственному желанию, обследуя пляжи и красочные рифы. Много плавали и гуляли. Я вдруг почувствовал изменение в ее настроении. В течение нескольких дней она была отчужденной, задумчивой, почти угрюмой.

Потом внезапно переменилась, повеселела и, казалось, каждым своим движением напоминала мне о том, что я путешествую в обществе красивой женщины. Я понял, что это было сознательное решение, обдуманное и принятое ею в те дни, когда она была погружена в свои мысли и воспоминания. Будучи элегантной, взрослой, чуткой леди со вкусом, она не флиртовала открыто. Просто как бы физически сфокусировалась на мне, стараясь обострить восприятие своего присутствия. Первый шаг, безусловно, должен совершить представитель мужского пола. Я терялся в догадках, не в силах признать ее столь пустой или по-детски наивной, чтобы задаться целью соблазнить молодого мужчину только ради подтверждения своей на это способности. Она была гораздо умнее и глубже. Вряд ли она затевала все это, не представляя себе неизбежного финала в постели. Ситуация выглядела так неестественно и нарочито, что я пришел к выводу о ее стремлении подтвердить что-то или опровергнуть. А может быть, просто изголодалась после потери. И я перестал беспокоиться и гадать. Она была желанной, волнующей женщиной.

Поэтому, когда она предоставила мне возможность, я совершил ожидаемый шаг. Губы ее были жадными. Бормотание “Нам не следует…” означало: “Мы сделаем это”. Трепетала она непритворно. Слишком нервничала по причинам, о которых я узнал позже.

В первый раз произошло это на закате, на широкой двуспальной койке в капитанской каюте. Прелестное тело в слабеющем свете, огромные глаза, еще горячая от дневного солнечного жара кожа, плечи, соленые от морской воды и пота. Она была напряженной, встревоженной, и я долго ласкал ее, а потом, когда она наконец приготовилась в темноте, пришел вечно новый, вечно одинаковый, долгий и мимолетный, ошеломляющий момент проникновения и слияния, который раз и навсегда изменяет отношения между двоими людьми. В этот самый момент она изо всех сил толкнула меня в грудь, попыталась вывернуться, прокричав задохнувшимся, жутким, охрипшим голосом: “Нет! Ну пожалуйста! Нет!” – но на миг опоздала, и все было кончено. Отвернувшись, лежала подо мной, обмякшая и безжизненная.

Я догадывался о том, что с ней происходило. Она пришла к своему решению после некоего чисто интеллектуального упражнения, осмысления, казавшегося абсолютно разумным и здравым. Но совокупление невозможно в абстрактной форме. Зная ее, я сказал бы, что она никогда не изменяла Майку Пирсону. Все милые рассуждения, игры в предположения вмиг рассеялись перед истинной, необратимой и полной физической реальностью. Конечная близость существует в ином измерении, чем небольшие проверки и эксперименты. Услыхав тихое всхлипывание, я начал было отодвигаться, но она быстро схватила и удержала меня.

Прошло пять лет, но я по-прежнему отчетливо и подробно помнил, как часто и как отчаянно Хелена старалась достичь оргазма, доводя себя до изнеможения. Это напоминало ритуал и вызывало смех. Вроде какого-нибудь идиотского клуба для молодоженов “Здоровый секс”. Вроде какой-то вынужденной терапии. Было абсолютно ясно, что она – здоровая, сексуально полноценная, страстная женщина. Но так сосредоточивалась на этой, по ее убеждению, суровой необходимости, что, задыхаясь, умудрялась дойти до последнего предела, задерживалась на нем, а потом медленно, медленно скатывалась назад. Извинялась, теряя надежду, умоляла быть с ней терпеливым.

Через четыре-пять дней, одеревенев от усталости, открыла причину возникновения этой странной проблемы. Тон ее был сухим, фразы – короткими и бесцветными. На ней хочет жениться один человек. По ее словам, очень милый. Сексуальная сторона брака с Майком всегда была совершенно великолепной. За прошедшие после его смерти месяцы она пришла к заключению, что в этом смысле навсегда умерла вместе с ним. Ей не хотелось обманывать влюбленного мужчину. Он ей очень нравился. И я тоже. Поэтому показалось разумным предположить, что, если секс со мной будет удачным, она сможет и с ним получать удовольствие. Она просит прощения за столь циничный подход. Но ей было необходимо решить, выходить за него или нет. Это одна из причин. Она просит прощения за столь прискорбную попытку. Извиняется за дурацкую кутерьму. “Извини. Извини”.

Никому не стоит говорить, что он слишком сильно старается, – к добру это не приведет. Все равно что приказать ребенку полчаса простоять в углу, ни в коем случае не думая о слонах.

Поэтому я согласился с ее заявлением о бессмысленности продолжения этих глупых занятий. Пропустил один день, одну ночь, еще день. Она пребывала в недоумении и унынии. А на следующую ночь, где-то около часу, я начал ворочаться, дергаться и стонать, с трудом дав себя растолкать, когда она прибежала. Предварительно постарался, чтобы днем она побольше поработала и устала. Проснувшись, подскочил на кровати, откинулся на подушки, притворно дрожа. Объяснил, что пару раз в году повторяется старый кошмар, связанный с чудовищным событием, о котором я никому никогда не скажу.

До сих пор я был чересчур компетентным. Здоровенный, костистый, надежный светлоглазый Макги, который обо всем позаботится, сначала для Майка, потом для нее. Который справляется с кораблями, и с навигацией, и с чрезвычайными поручениями. Теперь я предстал перед ней с неким изъяном. Естественно, мне нужна помощь. Она заметила: надо кому-нибудь рассказать, и кошмар прекратит меня мучить. Я трагическим тоном сказал – не могу. Она опустилась на узкую койку – сплошное сочувствие, нежная ласка, – баюкая в материнских объятиях трясущегося страдальца.