Большевизм от Моисея до Ленина - Дитрих Эккарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В 1267 году, — сказал я, — в Иерусалиме было всего два еврея; до мировой войны во всей Палестине число евреев возросло едва ли до ста двадцати тысяч[47], несмотря на то, что им издавна был открыт туда путь, и средств на дорогу им наверняка тоже хватало. Прочие двадцать, или двадцать четыре или даже больше миллионов — точнее узнать нельзя, потому что считаем их не мы, а евреи — кормятся по всему миру за счет труда других. Как маленькая Палестина смогла бы когда-нибудь принять к себе такую гигантскую массу людей, нельзя даже представить.
— Но этого и не требуется, — возразил он. — Главное, чтобы так было написано на бумаге. Израиль вспомнил о себе самом, его цепи пали, солнце нового Божьего государства поднимается над Сионом! Какой спектакль! Наконец, освобождены! Все застывает в почтении. Евреи ухмыляются.
— Уже есть резолюция…, - хотел было я продолжить.
— Конечно, — воскликнул он, — вот тут-то это и проявляется. Как раз здесь-то кот и выпрыгнул из мешка! Резолюция всееврейского конгресса в 1919 года в Филадельфии! «Евреи являются гражданами нового еврейского государства Палестины, но в то же время обладают всеми правами гражданства всюду там, где они соизволили жить». Это нужно прочитать дважды, нет, что вы, сто раз, иначе этот верх наглости покажется слабоумной мечтой. Англичане — это граждане
Британской империи; но каждый англичанин, который соизволил жить в Германии или Франции, или Италии, также и там имеет все права английского гражданина, и в то же время, однако, еще и все права гражданина соответствующей страны! Представьте себе это, и спросите себя, какой крик ярости подняли бы не только французы или итальянцы, но и сами евреи, если бы английский народ действительно принял это решение! Но всееврейский конгресс принимает свою резолюцию так категорически, как приказ.
— При еврейском своеобразии, — возразил я, — там наверняка были и весьма своеобразные сюрпризы. Великий Кон добрался до должности рейхспрезидента. Официально он живет в Берлине. Но знаем ли мы это на самом деле? Возможно, официально он живет в Палестине. И вот вдруг великий Кон становится главой государства уже не Германии, а Палестины. На случай войны это удобная перспектива.
— Всееврейский конгресс был, — повторил он, — представительством всего мирового еврейства, стало быть, и сионистов тоже! И вот что самое важное: евреи остаются там, где они есть; и цель нового Сиона только в том, чтобы, во-первых, укрепить их политический становой хребет, во-вторых, удовлетворить их высокомерие, и, наконец, чтобы дать им место, где никто больше не увидит их грязные делишки. Как в дни Цицерона набожные паломники снова потянутся в Иерусалим, год за годом, чтобы на пороге храма в обмен на кучу вполне осязаемых предметов получить кучу добрых советов. Другими словами: арсенал и университет одновременно. То, чем в малой мере, было уже каждое гетто. Там они как раз и могли жульничать от души и собирать свои богатства — достаточная причина для них, чтобы во весь голос кричать о желанной изоляции. Я думаю, теперь мы разобрались уже и с еврейским национализмом.
— Но если они и не националисты, и не интернационалисты, — согласился я, — то кто же они тогда?
— По привычным понятиям, — он пожал плечами, — это нельзя определить. Это как раковая опухоль, разрастающаяся над всей землей, то медленно, то быстро, и она сосет повсюду. Сначала блистательное изобилие, потом, в конце концов, высохшие соки. Ставший видимым сионизм — это исходный пункт. Под землей он связан с огромным растением. И нет никакого следа каких-то противоречий.
— Как говорится, — засмеялся я, — волки также раскололись на два лагеря. Одна часть твердо решила покинуть страну овец, чтобы где-то жить между собой совсем по-вегетариански.
Глава IV
— Есть только одно, — воскликнул он, — и об этом нужно всегда думать снова и снова, и снова и снова об этом говорить: «Великие виртуозы лжи!». Стоит забыть об этом выражении, и вы окажетесь в дураках. Конечно, и мы тоже лжем, но, во-первых, мы лжем не беспрерывно, и, во-вторых, мы лжем неумело. Хороший знаток людей заметит ложь, когда ее говорит любой нееврей, каким бы ловким он не был; но из-за еврейского хладнокровия их ложь не раскусит никакой Шерлок Холмс. Еврей попадает в затруднительное положение только тогда, когда по ошибке однажды скажет правду. И если он делает это намеренно, то у него все равно есть при этом задняя мысль, и тогда эта правда — тоже ложь
— Уже Лютер, — ответил я, — кричит еврею: «Ты — не немец, а обманщик, не француз, а фальсификатор [48]; вообще, каждое второе слово у Лютера о нем: «лжец!».
— Так говорят все, кто его знает, — возразил он, — начиная от фараонов, и вплоть до Гёте и нашего времени; и на всех мертвых и живых языках говорилось об этом: на греческом, на латыни, по-персидски, по-турецки, по-немецки, по-английски, по-французски, по-японски, на каком угодно другом языке. Все же, можно было бы подумать, что эти единогласные осуждающие оценки со всего мира заставили бы, по крайней мере, хоть немного призадуматься наших чародеев и гадателей. Боже упаси! Они не прислушиваются даже к Иисусу Христу. Когда он стоит, со сверкающим взглядом посреди пресмыкающегося еврейского сброда, выражая всем своим видом сплошное презрение, и его слова падают как удары кнута: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».[49] Но для наших чародеев и гадателей это точно так, как если бы маленький ребенок лепетал что-то непонятное.
— Потому что они пытаются сами убедить себя, что это была только доброжелательная увещевающая проповедь Господа своему дорогому народу Израиля, — подчеркнул я его иронию. — Если бы до нас дошло предание, что евреи тогда ползали на четвереньках; я убежден, наши книжники приняли бы это также от Христа, ведь они настолько помешаны на том, чтобы видеть в нем самого настоящего еврея. Впрочем, это вовсе не так уж неверно: если говорить образно, то евреи издавна уже передвигаются на четвереньках.
— И Христос, — продолжил он повышенным голосом, — никогда не был иным, нежели прямым, всегда только прямым и откровенным! Господи, как же можно не почувствовать, что там противостояли друг другу два в корне различных мира! Как же это было во всей Палестине после Вавилонского пленения? Был большой нижний слой неевреев, и над ним стоял могущественный благодаря своим деньгам еврей-ростовщик. Так написано в Книге Неемии. Зомбарт говорит, что эта книга написана предельно ясно.[50] Суть дела в том, что настоящее население, масса угнетенных крестьян, принадлежало к совсем другой расе, нежели евреи. Постепенно этому населению навязывалась иудейская вера. Сам Христос гневается из-за этого: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя бы одного».[51] Там определенно сказано: из Галилеи прибыл он в Иудею.[52] Галилея была «языческой», если выразиться по-немецки, еще в малой степени принявшей иудаизм, население ее полностью «сидело во мраке», как воображали себе настырные евреи.[53] Поэтому они и говорили так часто: «из Назарета может ли быть что-то доброе?» и «и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк».[54] Евреи были так твердо убеждены в нееврейском происхождении Христа, что они категорически причисляли его к ненавистным им самаритянам.[55] Только перечитайте! Там еще гораздо больше таких примеров.
— Тот народ, который стекался к нему, — согласился я, — неважно, откуда бы он ни приходил, в душе наверняка не имел ничего общего с иудаизмом, так мало, что фарисеи ужасно из-за этого злились. «Но этот народ невежда в законе, проклят он», шипели они своим слугам, когда они безрезультатно отправились, чтобы схватить Христа.[56]
— Мне уже достаточно было детоубийства в Вифлееме, — сказал он. — Евреи, все же, не убивают свое собственное потомство. Как сообщается, были убиты все дети в Вифлееме и в его окрестностях.[57] Я готов к тому, чтобы меня повесили, если это произошло не в Галилее.
— Та же история, как с египетскими первенцами, — ответил я. — Только в том случае сам Иегова отдал приказ, итак, как было признано, это было религиозное действие, т. е. ритуальное убийство самого большого масштаба. С ним вместе пал обычай жертвенного агнца.[58] Странно.
— Ничто, — ответил он, — не свидетельствует более отчетливо о нечистой совести евреев, чем их беспрецедентно дерзкое утверждение, что они, мол, никогда не приносили человеческие жертвы. Весь Ветхий Завет полон этим! Самые большие казни происходят от имени Иеговы. О намерении Авраама убить собственного сына, я не хочу говорить. Во-первых, до этого не дошло, а во-вторых, вся эта история вообще представляется мне выдумкой. Вознаграждение за слепое послушание усиливает еврейский фанатизм. С пожертвованием дочери Иеффая это уже выглядит несколько иначе. Старик был «сыном блудницы», итак, уже не очень кошерным, на некоторое время дети Израиля его даже изгнали. Только по необходимости они привлекли к себе «человека храброго».[59] Его дочь была единственным его ребенком. И вот ее принесли в жертву. Без малейшего возражения; самое естественное дело. Итак, по старому обычаю. Теперь спросите себя, почему она должна была за два месяца до того «оплакивать» свою девственность? Она была еще неприкосновенна и оставалась такой до самого конца. Оплакивание происходило заранее. Для кого было определен такой цветок? Для Иеговы? Или для заместителя Иеговы из раввинского цеха?