Прорывая мрак времён - Александра Ермакова

Катя, судорожно вздохнув, распахивает тяжёлые веки и неуверенно садится. Яркий свет ослепляет — приходится зажмуриться. Лёгкие сжимает, в голове глухо, точно под водой. Перетерпев боль, вновь открывает глаза. Рядом раздаётся хрип, падение и звонкое побрякивание металла. Сознание медленно, но проясняется.

Выходцева робко смотрит вниз. Хм, мужчина с марлевой повязкой, в белом халате и перчатках. Валяется на кафельном полу между ней, лежащей на каталке, и столом с медицинскими инструментами. Подозрительно знакомая картина. Словно дежавю?! Что-то подсказывает — и да, и нет! Ощущения, сон — уже точно посещали, а мелкие детали кошмара разнятся с предыдущим. Точнее настораживают — в этот раз знала, когда металась по тёмному коридору, что случится непоправимое… «Нечто» нагонит…

С ног до головы обдаёт холодом, кожу будто осыпает снежинками. Тошнотворная вонь мертвечины касается носа. Нащупав ткань, Катя подтягивает простынь на грудь. Ещё отличие — в первый раз, когда очнулась, укрыться было нечем…

Помещение всё также заполнено длинными рядами каталок. Только, разве что, в большем количестве. Тела, тела, тела… прикрытые белоснежными простынями, как и у неё. На больших пальцах ног висят бирки. Вдоль стены, как банковские ячейки, выдвижные металлические полки с маленькими светлыми табличками. Щёки неприятно щекочет — Выходцева утирает слёзы ладошкой и нервно передёргивает плечами. Сердце мощно стучит, гулким эхом отдаваясь в голове. Мириады осколков впиваются в кожу. Перед глазами сверкают искры. Секунда за секундой возвращаются силы. Тело наполняется жизнью. Дыхание выравнивается. Пальцы шевелятся…

Катя спускает ноги и встаёт на пол. Кафельная плитка встречает босые ступни прохладой. Всё так! Здесь уже была… Когда воскресла первый раз… Вот же чёрт! Пошатнувшись, цепляется за край каталки. Взгляд снова останавливается на патологоанатоме. Бедный мужик. Тот же, что и тогда… Жаль его, хотелось бы думать, что оправится. Но, нет… в этот раз точно свихнётся. Кто переживёт восстание мертвеца дважды? Хм… Катя морщит нос. В прошлый раз было тело кошки. С оскаленной пастью, остекленевшими раскосыми глазами. На удивление знакомыми — как из сна. Сейчас трупа нет…

Глава 4

Люди, толкаясь, двигаются непрекращающимся потоком во всех направлениях, будто тараканы. Мелькают сумки, чемоданы, рюкзаки… Дети, взрослые… Крики, плач, суета — шум и гам в аэропорту повсеместно. Пестрящая человеко-текучка в летнее время ужасает. Катя морщится — к обострённому чутью и обонянию до сих пор сложно привыкнуть! Крепче сжав лямку рюкзака, выбегает на улицу.

Утреннее марево едва заметной дымкой витает в воздухе. От духоты перехватывает дыхание. Скоротечная смена климата, многочасовой перелёт из Бразилии в Ростов дают о себе знать.

Катя останавливается, жадно глотая воздух. Спасение! Нельзя сказать, что особенно скучала по дому, скорее, даже и не возвращалась бы, но причины серьёзные и веские — родители в опасности! Два года не была в России, а словно никуда не уезжала. Ни черта не изменилось! То же здание аэропорта. Ремонт… едва ли сдвинувшийся с мёртвой точки. Банки с краской, лестницы, защитные сетки, всюду побелка, таблички на смутно понятном языке, еле различимым корявым почерком «Быть осторожен. Окрашен!» Даже мастера в заляпанных, грязных, местами продранных костюмах, на удивление похожи на тех, кто работал, когда сбегала из города. Гастарбайтеры — дешевая сила, а ещё — на одно лицо! С точностью не определить, «он» или «его» брат…

Всё знакомо до боли и щемящей радости. Столпотворение машин, автобусов на площади перед зданием аэропорта.

Посреди пробки «закипевшая» вишневая девятка. Над распахнутым капотом клубится серое густое облако испарений. Невысокий, щуплый мужчина носится вокруг, истерично размахивая руками. Волосы всклокочены, лицо красное, глаза дико вращаются, рот не закрывается — брань прорезается сквозь звуки площади.

— Чтоб её… дрянь…

Чего хочет от колымаги — не понятно, она и так выглядит, словно доживает последние часы. Между автомобилями, словно играя в шахматы, лавируют мотоциклисты. Водители нетерпеливо бибикают, подгоняя друг друга. Кто ругается, кто слушает громкую музыку. Ростов как всегда гостеприимен! Родина…

— Эй, подвезу. Дорого не возьму! — зазывает кавказец, высунувшись из окна старенькой копейки. Зелёная краска выцвела, «жучки» на поверхности, бок с вмятиной. Катя поправляет рюкзак и решительно подходит:

— Сколько до Сноёвки?

— Э! Красавиц, — округлое, потное лицо расплывается в хищной улыбке, обнажив под густыми короткими усами с проседью пару золотых зубов. — Почти задаром.

— Цену говорите — я разберусь, задаром или нет.

— Только для тебя, — тёмные масленые глаза сверкают похотью и расчётом, — пятьсот.

— Чего?.. — негодует Выходцева.

— Бензин не дёшев, — оправдывается таксист заезженной фразой. — Вон как цена подняться…

— Триста, и не рубля больше, — отрезает Катя.

— Э! Красавиц, — с поддельным негодованием качает головой кавказец, — за триста до автобусная станция довезу…

Позади копейки синяя «Toyota» нервно сигналит. Из окна высовывается коротко стриженая мужская голова. Холодные серые глаза сверкают злобой:

— Убери колымагу. Проехать дай! — угрожает грубо водила. — А то багажник твоей развалюхи сейчас до капота вобью…

— Щас, жди, мы едем уже, — отмахивает таксист и оглядывается: — Четыреста и по рукам.

— Пойдёт, триста пятьдесят — у меня евро.

Кавказец кивает с довольным видом. Водитель «Toyota» продолжает набибикивать, сопровождая каждый сигнал отборным матом. Мозг разрывается. Катя нервно тянет ручку — замок не срабатывает.

— Э… не так.

Водила, пыхтя, вылезает из машины. Подтягивает спортивные штаны, чуть ли не до груди. Короткие ноги, округлое пузо, руки повышенной волосатости и её полное отсутствие на макушке — типичный представитель таксопарка от «народа гор». Взявшись за ручку, кряхтя, пару раз ударяется бедром о дверцу, и она со скрипом распахивается. Нагло ухмыляясь, приглашающе машет:

— Садись, красавиц!

Хочется верить, что доедем… С раскалывающейся головой Выходцева забирается на заднее сидение. Потрёпанная обивка, пепельниц нет, подранные чехлы на передних сидениях. Хорошо, без мусора. Вместо магнитолы торчат голые провода. На коробке передач кобра с зелёными глазами. На треснувшем зеркале заднего вида висит «елочка», источая едкую вонь, плохо заглушающую запах пота таксиста. Машина трогается с жуткими тарахтением и выхлопами. Катя смотрит в зеркало — водила, поглядывая на неё, скалится. Проглотив язвительные слова, Выходцева отворачивается к окну и закрывает отяжелевшие веки. Не до глупых перепалок с «шоферюгой». Устала. С прошлого вечера не спала — перелёт дался тяжело, ведь после авиакатастрофы фобия самолётов. Монотонная тряска нагоняет сон, в голове пульсирует единственная мысль — быстрее бы домой! Дрёма зовёт в свои объятья, но в сознании всё прокручиваются картинки прошлого.

Вчера ламия добрался до семьи, вряд ли мама и папа выжили… Сама не раз удирала на грани смерти. Глупо, что вернулась, но по-другому никак — родители ведь. Убить кровопийцу, чего бы это ни стоило. К тому же чутьё ведёт… хотя лучше бы молчало. Если бы не знала о нападении на родителей, было бы проще. Но нет, интуиция погнала в гостиницу — от боли аж слёзы брызнули… По трёхзвёздочному мотелю промчалась словно пятки горели. Ворвавшись в простенький номер, схватила телефонную трубку — мобильника нет, с ним ламии вмиг выследят. Даже знала, что родители на даче, а не в городе — набрала заветные цифры и затаила дыхание. Сердце глухо отстукивало ритм, заглушая гудки, тянувшиеся бесконечно долго. На другом конце щёлкнуло.

— Ма! Это я, Катя… — выпалила, не дождавшись ответа.

— Катенька, ты где? Сергей… — срывающимся голосом завопила мать мимо трубки. — Катя звонит. Катенька, не молчи, — затараторила. — Ты где? Что с тобой? Тебе денег хватает?

Мамка эмоциональная, как всегда. Хотя, чему удивляться? Дочь — неведомое существо. Умирает — оживает…

Катя всхлипнула. Высокая тональность голоса матери раздражала и радовала одновременно. Любила обоих, но отца… Их объединяло нечто большее, не поддающееся человеческому пониманию, другая, молекулярная связь. Это трудно понять, а ещё сложнее принять. Сердце рвалось наружу, руки дрожали — Катя на подкосившихся ногах опустилась на постель. Едкая вода продолжала наполнять глаза — очертания комнаты плыли:

— Доча, ты где? — голос отца принес облегчение.

Значит всё в порядке! Выходцева шумно выдохнула. Только училась понимать интуицию, незамедлительно выполняя её советы — она через импульсы в голове сообщала о беде. В эти моменты чутьё говорило, что нужно делать. Под ложечкой сосало, а в висках продолжало стучать кровь — боль, боль, боль…