Пришелец в земле чужой - Роберт Хайнлайн

— Сначала пейте вы, — сказал больной.

«Он думает, я решила его отравить», — сказала себе сестра, но просьба звучала очень настойчиво, и она подчинилась. Она отпила из стакана, больной тоже сделал глоток и откинулся на подушку с таким видом, будто совершил что-то очень важное.

Джилл решила, что никакого приключения здесь не получится, и стала прощаться.

— Ну что ж, если вам больше ничего не нужно, я пойду.

— Нет! — крикнул больной, когда Джилл взялась за ручку двери.

— Что такое?

— Не уходи!

— Но… мне пора бежать, — она опять подошла к нему. — Вам что-нибудь нужно?

Он смерил ее взглядом.

— Ты женщина?

Джилл обиделась. Она хотела сказать что-нибудь резкое, но, увидев серьезное лицо и тревожные глаза Смита, передумала. Она почувствовала, что та невероятная вещь, которую она о нем слышала, — правда; он действительно не знает, что такое женщина.

— Да, я женщина, — ответила Джилл.

Смит не сводил с нее глаз, и Джилл начала смущаться. Она ожидала, что на нее будут смотреть глаза самца, а попала словно под объектив микроскопа.

— Ну? Я похожа на женщину, не так ли?

— Я не знаю, — запинаясь, ответил Смит, — как должна выглядеть женщина. Что делает тебя женщиной?

— О, Господи! — такого странного разговора с мужчиной Джилл не приходилось вести, пожалуй, со дня конфирмации. — Может быть, мне раздеться и показать.

Смит молчал, анализируя услышанное. Первую фразу он не понял. Наверное, это одна из формальных фраз, которые люди так любят говорить… но она произнесена с силой; возможно, это последнее сообщение перед уходом. Видимо, он вел себя с женщиной неправильно и она сейчас дематериализуется.

Смиту не хотелось, чтобы женщина умерла, даже если это ее право или обязанность. Только что они подносили друг другу воду, и вот новообретенный брат по воде уходит или дематериализуется! Смит был бы в ужасе, если бы не нужно было подавлять чувства. Он решил: если женщина сейчас умрет, он умрет тоже — после воды иначе нельзя.

Во второй части фразы встречались знакомые слова. Смит понял суть действия и то, что это действие предполагаемое. Может, это выход из кризиса? Может быть, если женщина снимет с себя одежду никому из них не придется умирать? Смит радостно улыбнулся:

— Да, пожалуйста.

Джилл открыла рот. Закрыла. Опять открыла.

— Черт меня возьми!

Смит почувствовал все эмоциональное напряжение и понял, что ответил неправильно. Он стал настраиваться на дематериализацию, с нежностью перебирая в уме все, что пережил и видел, особое внимание уделяя женщине. Вдруг он увидел, что она наклонилась к нему, но не для того, чтобы умереть. Она смотрела ему в лицо.

— Простите, я вас правильно поняла? Вы просили меня снять одежду?

Смит помолчал, анализируя вопрос, и ответил, в надежде, что нового кризиса не будет:

— Да.

— Так и есть. Да-а, брат, не такой уж ты и больной!

Смит тут же отметил слово «брат» — женщина напомнила, что они побратались через воду. Потом подумал, соответствует ли он тому, чего хочет новый брат.

— Я не болен, — подтвердил он.

— Провалиться мне на этом месте, если у тебя не все в порядке. А раздеваться я не стану. Мне пора идти.

Джилл выпрямилась и пошла к двери. На пороге оглянулась и с игривой улыбкой сказала:

— Ты можешь попросить меня об этом в другом месте. Тогда посмотришь, что такое женщина.

Женщина ушла. Смит успокоился и отключил внимание от своей палаты. Он был горд, что исправил ситуацию и никому не пришлось умирать. Однако нужно было еще многое осмыслить. В речи женщины Смит встретил много новых знаков, а те, которые не являлись новыми, были сгруппированы таким образом, что смысл их был неясен. Он испытывал какое-то радостное чувство, которое вполне могло сопутствовать общению братьев по воде, но к этому чувству примешивалось еще что-то, тревожное и приятное одновременно. Смит думал о своем новом брате, этой женщине, и вслушивался в свое радостно-тревожное чувство. Он вспомнил, как впервые присутствовал при дематериализации, и непонятно почему почувствовал себя счастливым. Жаль, что рядом нет доктора Махмуда. Так много нужно узнать, а поговорить не с кем.

Остаток дежурства прошел, как во сне. Перед глазами Джилл стояло лицо марсианина, в памяти звучали его безумные слова. Нет, не безумные, Джилл работала в психиатрической клинике и знала, что такое безумие. Невинные, решила она, но отвергла и это определение. У него невинное лицо, но далеко не невинные глаза. Когда-то Джилл работала в монастырской больнице и видела такое лицо у сестры-монашки. Случайно ли такое сходство?

Джилл переодевалась, когда к ней в кабину заглянула другая сестра.

— Джилл, тебя зовут к видеофону.

Джилл ответила, не включая изображение.

— Это Флоренс Найтингейл? — спросил баритон.

— Угадал. Это ты, Бен?

— Ну да! Верный поборник свободы слова собственной персоной. Ты не занята, малышка?

— А что тебе нужно?

— Угостить тебя бифштексом, напоить мартини и задать одни вопрос.

— Я отвечу «нет».

— Не этот вопрос.

— О, ты умеешь задавать другие вопросы? Ну-ка!

— Потом, когда ты подобреешь.

— А бифштекс будет натуральный? Не синтет?

— Обещаю. Ткнешь в него вилкой, и он замычит.

— Бен, у тебя, наверное, долг в банке.

— Это постыдно, но значения не имеет. Ну, что?

— Уговорил.

— Через десять минут на крыше медицинского центра.

Джилл сняла костюм, повесила его в шкафчик и оделась в платье, которое держала специально для таких случаев. Платье было простого покроя, почти прозрачное и, скорее, подчеркивало то, что должно было скрывать. Джилл с удовлетворением оглядела себя и поехала на крышу.

Она отыскивала взглядом Бена Кэкстона, когда к ней подошел дежуривший на крыше санитар.

— Вас ждет машина, мисс Бордмэн. Вон тот «Тальбот».

— Спасибо, Джек.

Джилл направилась к машине с открытой дверцей. Она села в такси и уже собиралась сказать Бену двусмысленный комплимент, но увидела, что в машине никого нет. Робот-пилот закрыл дверцу, машина взлетела, сделала круг над медицинским центром и направилась на другую сторону Потомака. Такси остановилось на площадке над Александрией. Вошел Бен, и такси тронулось.

— Фу-ты, ну-ты! — фыркнула Джилл. — С каких пор ты присылаешь роботов за своими подругами?

— Есть причины, малышка, — Бен погладил ее колено. — Нельзя, чтобы нас видели вместе.

— Кто из нас прокаженный?

— Мы оба. Я газетчик, Джилл.

— А я начала подозревать тебя в другом.