Небо бескрылых - Анна Котова

Офицер протягивает пакет с бумагами чопорному слуге в зеленой с золотом ливрее.

— Идите за мной, молодой господин, — говорит слуга.

Алекс идет, озираясь. Такого дома он никогда не видел. Очень светло. Все блестит. Камень и металл. Дерево — только перила на широкой лестнице, застеленной толстым ковром.

Кабинет. За столом сидит немолодой лысый гильдеец. Клеймо на лбу, пронзительный взгляд.

— Здравствуй, Алекс Роу, — произносит гильдеец, отсылая слугу движением острого подбородка. Тот кланяется, кладет на стол пакет и испаряется.

— Здравствуйте, господин Бассианус, — отвечает Алекс, глядя прямо в глаза гильдейцу. — Вы теперь мой опекун?

Бассианус рассматривает подопечного. Высокий для своих тринадцати лет, нескладный, глазастый. Темный, темнее большинства здешних. Лицо упрямое. У этого мальчика есть характер.

— Дагобел писал мне, что у тебя талант влезать куда не надо и когда не надо, — говорит Бассианус. Мальчик опускает глаза на мгновение, потом снова смотрит — прямо и, пожалуй, нахально. — Я предпочел бы, чтобы это случалось как можно реже.

Мальчик молчит, смотрит.

— Я взял на себя ответственность за тебя, Алекс Роу. Не подведи меня.

Мальчик хочет что-то сказать, но Бассианус останавливает его движением руки.

— Ты тоже теперь анатольский гражданин, — как и я, — и через полгода станешь курсантом военно-воздушной академии. Вероятно, тебе придется в будущем воевать и против Дизита. Ты это понимаешь?

— Да, — говорит мальчик.

— Что ты об этом думаешь?

Алекс смотрит прямо в глаза бывшему правителю Гильдии.

— Войны заканчиваются, и приходится договариваться. Я сделаю все, что смогу, чтобы Дизит договаривался с вами, господин Бассианус.

— Ого, — Бассианус слегка улыбается. — Хорошо. Иди, Алекс Роу. Арраниус! Покажи молодому господину дом. Он останется на ужин, затем вернется к своим друзьям. Помни, Алекс Роу, ты обещал меня не подвести.

— Да, господин Бассианус.

Мальчик слегка кланяется и выходит вслед за дворецким.

— Возможно, тебе действительно многое предстоит, Алекс Роу, — говорит Бассианус, оставшись один. — Войны заканчиваются, так? Ну-ну… Чтобы они заканчивались, приходится много воевать, мальчик. Ты это еще поймешь.

— 20-

Судьба любит описывать круги. Кажется, движешься вперед, а смотришь — снова на том же месте.

Я уходил, чтобы не вернуться. Скрип, скрип — с кряхтеньем проворачивается колесо, и те, кого я покинул, идут мне навстречу — и не узнают меня.

Я любил и терял — скрип, скрип — и вновь это лицо, знакомое до мельчайшей черточки, нежное, прекрасное, любимое — и в то же время чужое.

Скрип, скрип… Судьба не отвечает на твои вопросы — она только раз за разом повторяет свои ответы.

Вернусь ли я на землю, где родился?

— 21-

— Госпожа Юрис, сегодня за ужином у нас гость, — Трелей явно добивается, чтобы Юрис надела платье. Не дождется!

— Я курсант академии, — Юрис скручивает волосы в узел и закалывает длинной шпилькой. — Нарядное платье офицера — парадный мундир. Я еще не офицер, но мундир у меня есть, в нем и выйду к столу.

— Но госпожа Юрис…

— Все, Трелей, спасибо за заботу.

И, оставив менторшу кипеть и воздевать руки, Юрис скатывается вниз по лестнице. У двери столовой она принимает важный вид, приличествующий, по ее мнению, будущему офицеру, и входит, печатая шаг, в комнату, где у накрытого стола стоит, вытянувшись, незнакомый мальчик в темных брюках и светлой рубашке. Юрис смотрит на него с превосходством: штатский!

Является отец, и все садятся за стол.

— Знакомься, Юрис. Это Алекс. Он тоже будет учиться в академии.

Значит, не совсем безнадежен. Юрис пытается представить мальчишку в форме и с некоторым неудовольствием заключает, что он не будет выглядеть в мундире идиотом.

— Приятно познакомиться, — цедит Юрис и замолкает, не зная, что еще сказать.

Алекс слегка кланяется:

— Мне тоже приятно, госпожа. — И тоже замолкает.

Говорит один отец. И, как всегда, назидательно.

— Империя возлагает большие надежды на нынешнее поколение офицеров военно-воздушного флота, — вещает он. — Современный офицер должен быть готовым к частому обновлению и совершенствованию технического вооружения…

Юрис привычно перестает слушать. Мальчишка сидит напротив, вид у него слегка ошарашенный. Не привык к папиным речам. Юрис страдальчески возводит глаза к потолку. Мальчишка широко улыбается. Юрис тихонько фыркает.

— Ты умеешь водить ваншип? — вполголоса спрашивает она неожиданно для самой себя.

— Немного, — отвечает он. — Зато я могу разобрать и собрать двигатель с закрытыми глазами.

— Здорово! — а он вовсе, кажется, и не противный. — А я летаю хорошо, а в двигателях разбираюсь плохо. Но я научусь. В академии здорово учат, ты увидишь.

— …и несомненно, Империя чем дальше, тем больше будет нуждаться в знатоках стратегии и тактики, коими, надеюсь, будете и вы, молодые люди! — веско произносит папа.

Уфф! Ну, кажется, теперь все. Главная назидательная речь закончена.

— Непременно будем, папа, — говорит Юрис, а сама подмигивает мальчишке. Он с трудом удерживается, чтобы не прыснуть.

— Да, господин Бассианус, — в голосе Алекса, однако, нет и тени смеха. Выдержанный какой, надо же!

Ужин продолжается в торжественном молчании и веселом переглядывании.

После ужина курсант Бассианус провожает нового знакомца до дверей. Его уже ждет какой-то штатский.

— Пока, Алекс, — говорит Юрис. — Увидимся в академии.

— Пока, Юрис, — отвечает Алекс. — Ага, увидимся!

И они со штатским уходят.

Юрис поднимается в свою комнату. Еще неделя каникул — но, слава богам, она проведет их в загородном поместье. Никос и Агата еще не видели ее в форме. Да, и надо же похвастаться, что она научилась водить ваншип. Если честно — вовсе не так хорошо, как она водила свою звездочку там, в Грандстриме. Но ничего, все впереди.

Наутро Юрис начисто забывает высокого темноглазого мальчика, с которым ей предстоит три года учиться в одной академии.

— 22-

Так получилось, что все корабли, на которых я летал, я строил сам. Конечно, не от первой карандашной линии до последней гайки, но все же… Даже в моей красавице, в моей серебряной мечте, которая на самом деле вовсе даже черная, есть несколько узлов, собранных моими руками.

Но незабываем все-таки — он.

Он был маленький и очень старый. Выщербленный металл обшивки, заржавленные стрелки приборов, треснутые цилиндры гидравлики и сношенный в хлам допотопный двигатель с разбитыми трубками.