Виртуоз боевой стали - Федор Чешко

Все бы вышло иначе, если бы не леность уборщика. Крохотный камешек, подвернувшийся под ногу виртуозу боевой стали, заставил его вздернуть плечо и качнуться навстречу описывающему стремительный полукруг клинку — качнуться чуть-чуть, только чтоб сохранить равновесие. Следившие даже не заметили этого. Только Нор видел, как внезапно остекленели холодные глаза, как безвольно обмякли жесткие, всегда надменно сжатые губы... А потом из показавшейся сперва пустячной ранки на горле Командора выплеснулась черная кровь, и его короткий булькающий всхлип превратил застывшие вдоль стен шеренги в перепуганную толпу.

Суд был малолюдным. Незнакомый тучный старик в черном, трое наставников, новоиспеченный Первый Учитель Поксэ да начальник школьной охраны — вот и все, кого увидал Нор, когда конвоир впихнул его в полутемную келью. Впихнул, придержал за плечо (стой, мол) и сам встал позади, загородив собой ветхую скрипучую дверь. Нор криво усмехнулся. Похоже, немалую опаску испытывают перед ним отцы-наставники. В келье нет окон, через которые можно было бы убежать, нет мебели, мало-мальски пригодной для драки, — ничего в ней нет, кроме подвешенного к стене деревянного символа всемогущих да тяжеленного стола, за которым расселись судьи. Шестеро вооруженных мужчин, и, как минимум, пятеро из них виртуозы. Так почему же охранника не выставили в коридор? Неужели и впрямь боятся? Вряд ли. Наверное, просто хотят, чтобы подробности суда нынче же стали известны в казарме, а значит, и во всей Школе. Или... Может, его судьба уже решена, и никакого суда не будет?

Скорее всего, так и есть. Очень уж спешили они, да и мрачная шестерка за щербатым столом вовсе не похожа на собрание судей. По «Уложению про злодейства вольные и невольные», дела об убийствах должен самолично рассматривать префект территории, причем разбирательство допустимо проводить лишь в присутствии родственников сторон и, сверх того, пятидесяти незаинтересованных граждан. Этот пункт «Уложения» накрепко запомнился Нору. Года два тому назад какой-то матрос упился ромом дядюшки Лима до мохнатых рыб и пырнул ножом мирно обедавшего за соседним столом сборщика податей. Из-за выходки припадочного забулдыги пришлось таскаться в префектуру и свидетельствовать на дознании, а в таверне чуть ли не до самых муссонов только и разговоров было, что про всяческие преступные действа да судейские промахи.

Значит, для Ордена соблюдение законов не обязательно? А впрочем, так даже лучше.

Нор покосился на хмурого старца. Обрюзгшее, до лиловатости выбритое лицо; массивный тупой подбородок; в бесцветных стекляшках глаз невозможно прочесть ни намека на чувства или раздумья... Одет в заношенную холстину, однако левый рукав перетянут увесистым золотым жгутом. Видать, немалый орденский чин, может, даже один из Вице-адмиралов. Поди объясни такому, что не хотел, что нечаянно, что Архонт (райских ему ветров) сам виноват... Безнадежно. Ведь и по «Уложению» любое человекоубийство — хоть с умыслом учиненное, хоть негаданно — разница невелика. И то сказать: боевую сталь выкрал — тоже нечаянно, что ли?! Нет-нет, все правильно. Свидетелей было множество, вина несомненна и неискупима. Для чего же затевать глупое лицедейство суда?

Тем временем приезжий старик внимательно оглядел поставленного перед ним взъерошенного, насупленного мальчишку, а потом выговорил, уставившись куда-то поверх его головы:

— Стань в коридоре.

Скрипнула дверь за спиной, лязгнуло что-то — наверное, охранник, выходя, зацепился рукоятью меча. Снова шевельнулись старческие синеватые губы:

— Сядь.

Нор послушно сел на пол — скорчившись, обхватив руками вздрагивающие колени. Подрясник у него отобрали еще позавчера (чтобы не осквернять ученическое одеяние телом отлученного), а набедренная повязка — слишком плохая защита от сырости школьных подвалов. Этак можно и околеть, наказания не дождавшись...

Орденский иерарх вдруг как-то обмяк, будто бы кости и мышцы его потеряли способность сопротивляться тяжести грузной плоти. Подбородок уткнулся в грудь, взгляд занавесила седина клочковатых бровей. А вот голос остался таким же, как и был — звучным, с хрипотцой.

— Непревзойденный толкователь этических норм Кириат Латонский учил: «Недостойно решать судьбу человека втайне от него». Прошу верить, что присутствие здесь отлученного вызвано единственно лишь стремлением соблюсти по отношению к нему требования, пристойности. Прошу верить, что я не собираюсь затевать какое-либо подобие следствия, ибо лишен сомнений в правдивости и неколебимой честности заслушанных вчера обличителей. — Он искоса оглядел лица сидящих рядом, снова ссутулился. — Господа руководители Школы, советую приступать к высказыванию суждений: время ждать не умеет.

Господа руководители, однако, с высказыванием суждений не торопились. Мялись, деликатно покашливали в кулаки, вздыхали задумчиво. Неужели сомнения посетили испытанных виртуозов? Или (вот уж вовсе вещь небывалая!) их обычная рассудительность поколеблена смятением чувств?

Да нет же, чушь это. Просто каждый из них опасается говорить первым. Что там на уме у властительного визитера, знают лишь всемогущие, а за сфальшививший хор всегда отдувается запевала. Опять же командорская келья пуста, и займет ее человек мудрый и в суждениях безошибочный. Орденский адмиралитет, наверное, уже наметил кандидата, но ведь всякое может случиться...

К счастью, начальник охраны не выдержал долгой молчанки. Возможно, по неспособности своей к уклончивым хитростям, а скорее из-за того, что его шансы на командорский чин были ничтожнее, чем у остальных.

— Прошу извинить мою глупость, но я не могу понять, чего желает от нас ваше вице-священство.

Нор прикусил губу. «Вице-священство»... Значит, прибывший все-таки вице-адмирал. Экого внимания удостоили отцы Иерархи! А начальствующий над ратниками в крайнем недоумении тер подбородок лопатообразной ладонью:

— Какие еще могут быть суждения, когда все ясно и так? Ведь есть же орденский кодекс, школьный устав. «Уложение», наконец... А подробности — рудник там, галеры, остров Ниргу или горные пастбища — пускай уточняет префект. Мы сделали свое дело, отлучив негодяя; остальное — забота территориальных властей. Разве не так?

— Убийство случилось в угодиях Ордена, — тихо и вкрадчиво напомнил Поксэ. — Партикулярные чиновники не захотят вмешиваться. Кроме того, почтеннейший из воителей забывает, что преступление двоекратно и святотатственно: юный злодей убил не кого-нибудь, а собственного наставника. А за день до этого он выкрал сталь. «Незаурядность, преступления вызывает и незаурядность кары» — не так ли говорил упоминавшийся здесь моралист Кириат?