Отпуск с папой - Дора Хельдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько лет назад отец решил разобрать эти записи. А потом позвонил мне, чтобы рассказать, как это занятно – еще раз услышать новости того времени, и как жаль, что меня тогда интересовала только музыка.
– Кристина, что ты там мурлычешь?
Голос Доротеи вывел меня из размышлений. «Ты прости, тебя я знаю» Петера Корнелиуса – я встряхнулась, пытаясь отвязаться от этой мелодии.
– Ничего, а где же король шлягеров?
Петер продолжал звучать во мне и сошел на нет лишь с появлением Хайнца, который, усаживаясь на переднее сиденье, насвистывал «Обычное воскресенье».
– Итак, дамы, машина заправлена, счет оплачен. А теперь мне нужно поесть.
Отец направил Доротею на парковку перед площадкой для отдыха. Выйдя из машины, он внимательно посмотрел на меня:
– Что с тобой? Ты такая бледная.
В моей голове бушевали демоны, роились давно забытые имена и тексты, хит-парады, пластинки, магнитофоны «Грюндиг», я смогла бы подпеть всем песням Говарда Карпендейла, а я-то полагала, что все это в прошлом. Принцесса шлягеров.
– Папа, давай теперь послушаем другую музыку. Или вообще никакую. Только не эти дурацкие шлягеры.
– А почему ты злишься? Прежде тебе нравилось. Ты даже знала их наизусть.
Я сбежала от изумленного лица Доротеи в туалет.
Когда я вернулась, отец с Доротеей стояли с подносами перед стойкой с блюдами. Доротея серьезно посмотрела на меня:
– И твоей любимой певицей была Венке Мир? Подумать только, как мало мы знаем друг о друге… – Она хихикнула.
– Мне было одиннадцать.
Я прошла мимо Доротеи, чтобы взять с полки поднос.
Папа покачал головой:
– Нет-нет, это все продолжалось гораздо дольше. У тебя уже были водительские права, разве нет?
– Глупости. Максимум двенадцать. И только ради ваших дурацких вечеринок. Ты уже решил, что будешь есть?
Перед нами стояла раздатчица. Отец дружелюбно ей кивнул.
– Мне кажется, права у тебя уже были. Гм, чего же мне хочется? А что это у вас там, в дальнем ряду?
– Печеночный паштет. Мы подаем его с яичницей-глазуньей и хлебом.
– Из тухлого мяса?
– Папа!
– Хайнц!
Блондинка в белом фартуке удивленно на него взглянула:
– Разумеется, нет. Но вы вовсе не обязаны его есть.
– Точно. Но в наше время мясных скандалов лучше лишний раз переспросить. Где-то же то просроченное мясо еще осталось.
Блондинка хмуро на него посмотрела. Папа ей улыбнулся:
– Без обид. Ну, что вы будете брать?
Доротея окинула его взглядом и заказала три сырных булочки и три чашки кофе.
Папа кивнул. Увидев поданные булочки, сказал только:
– Салатный лист выглядит здесь смешно. Это ведь сырные булки, к чему этот силос?
Я схватила тарелку, поставила ее на поднос и улыбнулась официантке, пытаясь сгладить ситуацию. Она ответила мне ледяным взглядом.
На кассе отец настоял, чтобы заплатить за всех. Что дало ему право высказать свое мнение о ценовой политике мест для отдыха на немецких автострадах. Взгляд у кассирши в итоге тоже стал ледяным.
Мы сели за самый дальний столик. Хайнц раскрыл булочку, выковырял вложенные лист салата, ломтики помидоров и огурцов и начал есть. Жуя, поочередно посмотрел на нас.
– Это все несвежее, – объяснил он. – Я читал. Нужно быть осторожным из-за микробов и всего такого.
Доротея посолила помидор и сунула в рот.
– Ах, Хайнц…
Он ободряюще пожал ей руку.
– Тухлое мясо хуже.
Больше никаких инцидентов не было. Я воздержалась от сигареты, папа купил себе газету, Доротея глянцевый журнал, я села за руль и пристегнулась. Едва я тронулась, папа судорожно схватился за ручку дверцы и в лихорадочном волнении посмотрел на меня:
– Ты видишь, что «мерседес» за тобой тоже выезжает?
– Да, папа.
Я вырулила на автобан, прибавила газу и перешла на следующую передачу.
– А почему без двойного выжима?
– Папа, это требовалось тридцать лет назад, на старых машинах, сейчас так не делают.
– Это бережет мотор.
– Ерунда.
– Гм… Ты поворотники вообще включаешь?
Доротея тихо засмеялась, но промолчала. Я встроилась в поток и поправила зеркало заднего вида.
– Кристина, это следовало сделать до того, как ты начала движение. Нужно же видеть дорогу.
– Папа, почитай газету.
Он наклонился ко мне, чтобы посмотреть на тахометр. Одной рукой при этом оперся о консоль.
– Сто сорок. Куда мы спешим?
Доротея сзади положила мне руку на плечо, успокаивая.
– Хайнц, мы все время ехали с этой скоростью.
– Но Кристина сидит за рулем незнакомой машины. Долго ли перевернуться? И держи дистанцию побольше, тот грузовик, мне кажется, сейчас начнет перестраиваться.
– Папа, все в порядке. Я двадцать семь лет за рулем – и ни одной аварии. И эту машину вожу часто.
– Но у тебя было мало практических занятий тогда, я помню.
Я сдалась.
Спустя добрых полчаса, еще до того, как фризский паром подошел к Норддайхскому молу, мы подъехали к порту. Когда я еще не знала об отцовском чемодане, предполагалось, что мы оставим машину на стоянке пароходства и дойдем до парома пешком. На Нордернее мы хотели взять до дома Марлен такси. Мысль о том, что мне придется волочить этот чемодан до парома, а с ним еще и две дорожные сумки и кучу кошелок, а на острове с трудом запихивать все это барахло в такси, всерьез меня напугала, и я решила ехать на машине. Доротея со мной согласилась. А папа, изучивший проспект пароходства «Фризия», считал, что в этом нет смысла.
– Ну что за бред? Здесь написано, что ездить на машине можно не везде, да и билет на паром стоит дорого, и остров слишком мал, зачем нам там машина?
Однако Доротея тоже слишком устала, чтобы вступать с ним в дискуссию. Мы въехали на дорожку, идущую к причалу, и пошли за билетом.
– Одна машина, трое взрослых. Сегодня туда и через две недели обратно.
Я улыбнулась билетеру и попыталась загородить собой кассу от отца, стоявшего за мной. Это ни к чему не привело. Ответ раздался через микрофон:
– Сто четырнадцать евро.
– Сколько? А если без машины? – протиснулся вперед отец.
– Пятнадцать евро с человека.
– И только за то, что мы сидим в машине, на которой на этом островке даже не везде можно ездить, вы дерете такие деньги? Это грабеж!
– Вы можете оставить машину на стоянке, так делает большинство пассажиров.
– Именно это я и говорил, Кристина. Понимаете, просто у моей дочери куча багажа, и она не хочет его нести. А я приехал с Зюльта, и там устроено так, что…
– Хайнц, пойдем. – Доротея взяла отца под руку и повела к выходу. – Давай выйдем на солнце.
Я посмотрела им вслед и снова перевела взгляд на кассира. За мной тем временем образовалась очередь из восьми человек.
– Одна машина, трое взрослых, сегодня туда, через четырнадцать дней обратно.
– Ваш отец?
Взгляд его был полон сочувствия, когда он протягивал мне в окошко билеты до Нордерней и чек. Я кивнула.
– И все же желаю вам приятно провести время на острове.
У меня было такое чувство, что я должна с ним объясниться, только не знала, с чего начать.
– Спасибо, все будет плохо. То есть я имею в виду – все будет отлично, только…
Но кассир уже обслуживал следующего, и я пошла назад, к нашей машине и своему папе.
Большинство транспортных средств, стоявших в очереди на погрузку, были микроавтобусами, машинами доставки или с аурихскими номерами, то есть местными. Хайнц уселся на свое место, обойдя очередь.
– Неудивительно, при их ценах нужно быть сумасшедшим, чтобы брать с собой машину. Теперь все думают, что мы считаем себя лучше других. Стыдно.
– Папа, перестань, я больше не могу это слышать, твой дурацкий чемодан стоил мне стольких нервов, что я больше не хочу тащить его на себе.
Папа встревоженно посмотрел на меня:
– Ты очень нервная. Тебе действительно нужен отпуск, ты раздражаешься от каждой мелочи. Но погоди, через две недели станешь совсем другим человеком.
Я опустила голову на руль и прикрыла глаза.
* * *У нас было одно большое преимущество: решив взять с собой машину, мы избежали очереди на паром. Поэтому первыми поднялись в салон, в котором располагался ресторан. Мы уже сидели за столиком у окошка, а пассажиры еще штурмовали трап. Они волокли за собой тележки или тащили на спинах рюкзаки, нетерпеливо напирали друг на друга и толкались.
Доротея наблюдала за происходящим.
– Боже мой, это никогда не кончится. Что им всем нужно на Нордернее?
– Мы тоже туда едем, – тут же откликнулся папа. – Вы заметили? Большинство этих людей старше вас лет на двадцать и сами несут свой багаж.
– У них чемоданы на колесиках, Хайнц, чего не скажешь о господине с больным бедром за нашим столом.
Хайнц обиженно схватил меню.
– Не знаю, что вы привязались к моему чемодану, – буркнул он, листая страницы. – Колбаски, отлично. На паромах я всегда ем колбаски. Они почему-то оказываются очень кстати.