Путь к женщине - Николай Никандров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я Иван Бездольный.
– А я Иван Безродный.
– Слыхала. А вы беллетристы? Иван Бездольный:
– Да. Только беллетристы.
Анюта Светлая пьет из чашечки чай; приглядывается к Ивану Бездольному:
– Все-таки странно, как это вы три года только смотрели на меня и только думали обо мне. Что же мешало вам познакомиться со мной?
– Предрассудок, так превосходно разоблаченный сегодня Шибалиным. Самому "познакомиться" считал "неудобным", а общего "знакомого", третьего лица, фактора, который мог бы нас свести, не находилось. Так и тянулось это глупое состояние три года.
Иван Бездомный:
– Целых три года думать об оной! Иван Безродный:
– Какая стойкость, какое постоянство! Анюта Светлая в чашечку:
– А познакомитесь – разочаруетесь…
Они сидят, оживленно беседуют, хохочут, бегают от сто лика в буфет за чаем, за бутербродами. К ним подбегают и от них отбегают такие же вновь познакомившиеся счастливцы.
"С сего числа и с сего часа да не будет среди вас незнакомых", – то и дело слышится, как весело цитируют за всеми столиками торжественные слова из манифеста Шибалина.
VII
За столиками компания одних мужчин, человек в шесть.
– Товарищи мужчины, – обращается один из них к остальным. – Чего же мы тут сидим? На старости еще насидимся! Идемте-ка сейчас на бульвар, знакомиться с "незнакомыми"! Шибалин позволил!
Общий одобрительный хохот, остроты, шутки, фантастические любовные проекты…
Тут же, рядом, за соседним столиком, компания одних женщин.
– Товарищи женщины! – сейчас же предлагает одна из женщин своим компаньонкам. – Знаете что? А мы давайте отправимся бродить по городу, заговаривать на улицах с "незнакомцами"! Вот удивятся! Подумают – убежали из сумасшедшего дома!
Смех, визг, гам, раскрасневшиеся щеки, шепот на ушко… Мужчина с первого столика обращается к компании женщин:
– Чем вам ходить, искать "незнакомцев", лучше придвигайте-ка ваш столик к нашему и "заговаривайте" с нами!
Первая женщина, игриво жмурясь:
– Подвигайтесь лучше вы к нам! Вторая в ужасе:
– Что ты?! Зачем! Ты с ума сошла?
И мужчины под испуганный визг женщин подъезжают к ним вместе со своей мебелью.
Первый мужчина, волоча по полу свой ступ и зачем-то прикидываясь калекой, хромым:
– Нам это ничего не стоит-с!
Второй, как школьник, едет верхом на стуле:
– Мы все можем-с!
Третий с видом завоевателя бьет себя в грудь:
– Мы шибалинцы-с!
Остальные ведут себя в таком же роде. Мужчины и женщины знакомятся, пожимают друг другу руки, называют свои литературные имена.
– Я Антон Сладкий, может, слыхали?
– Как же, как же, слыхала. А я Анюта Боевая, может, вам тоже что-нибудь попадалось из моего.
– Я Антон Кислый.
– А я Нюра Разутая.
– А я Антон Кислосладкий…
– А я Нюша Задумчивая…
Столы сдвигают вместе, стулья расставляют вокруг, садят ся – получается большая общая компания.
Все время находясь в каком-то приподнятом настроении, все весело объясняют друг другу, кто откуда, из какой литературной группы, кружка, ассоциации. "Босой Пахарь", "Перевалило", "Майский октябрь", "Октябрьский май", "Смена вех", "Мена всех"…
– Ото! – замечает с удивлением Антон Сладкий. – Да тут у нас, оказывается, все поэты да поэтессы! Живем в одном городе, состоим в одном союзе, печатаемся в одних журналах, а друг друга не знаем! Это ли не дичь! Тысячекратно прав Шибалин! Предлагаю прокричать славу Шибалину!
Он дирижирует, а вся компания хором трижды:
– Слава Шибалину!.. Слава Шибалину!.. Слава Шибалину!..
Антон Сладкий, воодушевляясь все более, вдруг с много значительным видом ударяет себя по лбу:
– Ба! Мысль! Все:
– Тихо! Тихо! Антон Сладкий что-то придумал! Антон Сладкий привстает над столом:
– Товарищи! Вношу предложение! Давайте сейчас же коллективными силами на идею Шибалина напишем песню!
Анюта Боевая:
– И будем ее распевать!
Вся компания хором, стройно:
– И будем ее распевать!
Смеются.
Антон Сладкий мужественно:
– Итак, товарищи, немедленно за дело!
Достает из бокового кармана карандаш, бумагу, садится, дрожит от нетерпенья, пишет.
Нюра Разутая:
– Товарищи, у кого есть лишний карандаш? Потом отдам. Антон Кислый:
– Мне самому дали. Антон Кислосладкий:
– Вот могу предложить огрызочек… пока.
Нюра Разутая:
– А бумажки кусочек? Нюша Задумчивая:
– Кажется, у меня есть.
Роется в газетном свертке, из которого валится ей на колени всякая всячина…
Через минуту все они уже сидят припав к столам, с громадным вдохновением пишут, хватаются за головы, стонут, урчат, перечеркивают написанное, сидят с закрытыми глазами, потом снова пишут, показывают друг другу удачные строчки, советуются, спорят, горячатся.
И во всем зале царит точно такое же нервное оживление. Говор, смех, беготня… К чернеющему возле одной стены пианино то и дело подсаживаются разные люди и наигрывают и напевают разные мотивы: то веселые, то грустные, то буйные, то вдруг похоронные…
VIII
Вера сидит с Шибалиным за одним столиком, пьет чай, ласково льнет к нему, не спускает с него преданных глаз.
– Никочка, ты сегодня имел тут такой успех, такой успех, какого никогда не видел этот зал. Союз писателей должен быть тебе благодарен за это. У них всегда такая мертвечина.
Шибалин, чтобы скрыть слишком бурную радость, играю щую в груди, отводит глаза в сторону, щурится, старается казаться равнодушным, утомленным, полуспящим.
– А что, разве публике понравился мой доклад? – приоткрывает он один глаз.
– Еще как!
– А ты не заметила, кто свистал?
– Заметила. Это все те же твои соперники и завистники. Та же компания.
– Так что в общем моя идея принята хорошо?
– О! Все в безумном восторге от твоей новой идеи! Если бы ты видел, что делалось в зале, в задних рядах! Несколько психопаток, я своими глазами видела, писали тебе на подоконниках любовные записки, и, вероятно, ты скоро их получишь. Только смотри не рви их, не показав мне. По правде сказать, я сама несколько раз порывалась бежать на кафедру, чтобы расцеловать тебя!
Шибалин хмурится:
– Хм… этого еще недоставало, чтобы ты целовала меня при публике. Вот это была бы настоящая психопатия!
Вера с восторгом:
– Глупый, ты даже не представляешь себе, какой ты бываешь интересный во время своих выступлений!
Закатывает глаза, делает вид, что хочет броситься его целовать… Шибалин старается не смотреть на нее:
– Ты лучше обрати внимание, как сразу ожил наш союз.
Вера поворачивает голову туда же, куда смотрит он.
С жаром:
– А об чем же я тебе говорю! И виновник всего этого оживления ты, Ника. Ты сегодня герой. Смотри, какими глазами глядят со всех сторон на нас с тобой. И говорят только о нас. Некоторые парочки проходят мимо нашего столика специально для того, чтобы поближе нас разглядеть. Даже неловко. Вот опять пара идет прямо на нас, оба не спускают с тебя глаз, смотри, смотри. Идут и что-то про тебя говорят. Должно быть, расхваливают твой талант. Или завидуют мне, что я с тобой живу.
Она прижимается одной щекой к плечу Шибалина, точно укладывается спать. Из ее широко раскрытых счастливых глаз падают на его плечо слезинки…
IX
Антон Печальный и Аннета Сознательная, взявшись под руку, проходят мимо столика Шибалина. Антон Печальный:
– Заметила, Аннета, какие у Шибалина глаза? Так и пронизывают, так и вскрывают всего тебя, так и жгут! Не человек, а орел!
Аннета Сознательная с мечтательным вздохом:
– Да. В такого мужчину сразу влюбиться можно. Сплошная прелесть! Ни к чему не придирешься!
Антон Печальный печально:
– Я не в этом смысле.
Аннета Сознательная твердо:
– А я в этом. Ты только погляди, какие у него губы! В такие губы так вкусно целоваться!
– Вот! Ты уже и "влюбиться" и "целоваться"! У тебя всегда только это в голове. Человек носит в груди весь мир, всю вселенную, человек дышит великой социальной идеей, – а ты? А ты все сводишь в нем к физическому. Тьфу! Даже противно! Ненавижу за это женщин!
– Погоди, ты не плюй. Почему ты так вооружаешься против физического? Ведь без физического тоже нельзя. Хорошо, когда и то есть и другое: и физическое и духовное. Как говорится, одно при другом.
Они садятся за столик.
– Не выношу, когда женщина рассуждает!
– Значит, женщине нельзя рассуждать? Член партии!
– Тут дело, конечно, не в рассуждении, а в том, что успех Шибалина настолько ослепил твои глаза, настолько затуманил твое сознание, что помани он сейчас тебя пальчиком, как ты сейчас же побежишь за ним! Разве я не вижу?
