Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год - Вокруг Света

Громада горы Кенскофф возвышается над Порт-о-Пренсом. Столица расположилась у подковообразного подножия так, что с моря из-за прибрежных пальм и кустарников города и не видно. На рейде наш корабль встречают лодки-плоскодонки. Гребцы изо всех сил работают веслами, словно того, кто первым приблизится к судну, ожидает большой приз. Может быть, это торговцы сувенирами, спешащие продать туристам кораллы, ракушки, циновки из пальмовых листьев? Нет. Лодки гаитян пусты. В глазах гребцов — мольба и отчаяние. Жестами и криками они просят бросить монету или что-нибудь из съестного и ловко подхватывают все, что летит вниз с пассажирских палуб. Если монета падает в воду, лодочники ныряют и достают ее с глубины. Западные туристы специально кидают «серебро» подальше от плоскодонок, превращая акт подаяния в безжалостный аттракцион.

Наконец нам разрешено спуститься на берег. На набережной лавируют между машинами впряженные в тяжелые тележки рикши. На черных лицах блестят струйки пота. Тощий старик в дырявой соломенной шляпе застрял на мостовой с тележкой, груженной ящиками и мешками: пытается освободить колесо, попавшее в трещину на асфальте. Под чахлой пальмой на обочине — мусорная куча. В ней роются дети, рядом грызутся собаки. Калека выставил трясущуюся культю, на которую нанизаны ярко-красные ожерелья. В тени пальм и невысоких зданий застыли фигуры упитанных полицейских.

В центре площади на набережной возвышается статуя Христофора Колумба, открывшего в декабре 1492 года «Страну высоких гор» и назвавшего ее Эспаньолой. «Здешние люди так приветливы, так кротки и миролюбивы, что, поверьте, ваше величество, во всем мире нет лучшего народа, лучшей страны... а деревья здесь достигают до небес, и не может быть под солнцем земли плодороднее с обилием хорошей и чистой воды...» — отчитывался мореплаватель перед королем Испании.

«Ветры либерализации»

Тех «кротких и миролюбивых» людей давно истребили конкистадоры, остров заселили неграми-невольниками из Африки. Триста лет длилась эпоха рабства на Эспаньоле. Наконец невольники объединились, свергли колонизаторов, провозгласили в 1804 году независимость страны и восстановили индейское название острова.

Деревьев, «достигающих до небес», в окрестностях Порт-о-Пренса я что-то не заметил. Горы лысые. Зелень буйствует в лощинах, на пустынных склонах лишь кое-где видны рощицы.

— Еще четверть века назад деревья росли повсюду,— пояснил мне гаитянский лоцман, когда мы шли к столице проливом Гонав.— Голой земли почти не было. Недавно я вел судно, где были американцы из компании «Уэнделл Филипс ойл», получившей концессию на разведку и добычу нефти на трети нашей страны. Оказывается, эксперты компании уже обследовали территорию Гаити и пришли к выводу, что сейчас она покрыта лесами лишь на девять процентов. Дерево ушло в огонь. У большинства наших крестьян другого топлива нет...

— Но ведь не крестьяне же все сожгли! — оторвавшись от бинокля, возразил пассажир из Мексики Хосе Диего.

Лоцман пожал плечами, извинился и покинул нас, сославшись на необходимость срочной корректировки курса корабля.

— Я понимаю его,— сказал мне Хосе Диего.— Ни один гаитянин на государственной службе не станет говорить то, что думает, если дорожит своим местом. Но я и так знаю, почему Гаити превратилась в полупустыню...

Хосе Диего — молодой креол с живыми умными глазами, смоляными курчавыми волосами — сел на теплоход в Кингстоне на Ямайке и разместился в соседней каюте. Хосе — специалист по гаитянскому фольклору. Он давно изучает культ воду, и интерес этот не случаен. Его отец — эмигрант из Гаити, мать — мексиканка.

— Власти Порт-о-Пренса не знают, что в моих жилах течет гаитянская кровь,— продолжал Хосе Диего,— и не препятствуют ездить по стране. То, что я видел, дает мне право сказать, что в исчезновении лесов виновны не столько крестьяне, сколько американцы. Компании по добыче бокситов принадлежит 150 тысяч гектаров земли. Во владениях американо-канадского меднодобывающего консорциума 115 тысяч гектаров. А если учесть все те огромные территории, которые отхватили себе еще полтораста американских компаний, обосновавшихся на Гаити за последние десять лет, то станет ясно, почему редеют гаитянские леса. Их пилят, конечно, не на дрова. Высокие, стройные сосны — отличный строительный материал. Помню, еще лет пять назад близ города Шардоньера был прекрасный сосновый бор. В прошлом году вместо сосен я увидел там одни пни.

А крестьяне... Что ж, несколько лет назад именно крестьяне протестовали против решения «Гаитиэн-америкэн дивелопмент компани» свести густые заросли лиственных деревьев, чтобы расчистить земли под плантации агавы для производства сизаля. Вы думаете, в Порт-о-Пренсе к ним прислушались? Ничего подобного!..

Стоя на набережной возле статуи Христофора Колумба, я думал о том, как не соответствуют нынешней действительности слова великого мореплавателя о лесных богатствах, плодородии почв и обилии чистой воды на острове.

Сведение лесов повлекло за собой катастрофическую эрозию некогда плодородных почв. Не случайно Гаити — сельскохозяйственная страна — давно уже импортирует продовольствие. В 1980 году на ввоз продуктов питания, включая рис, сахар и даже маис, истратили 40 миллионов долларов — это треть расходов по импорту...

Тропическое солнце припекает все сильнее. Я ищу какую-нибудь тень, где можно сесть, развернуть только что купленные местные газеты и познакомиться с новостями. Увы, это мне не удается. Зловонным запахом пронизаны все близлежащие кварталы. Ни фонтана, ни питьевой колонки. С водой в городе плохо, ее не бывает месяцами, да и исправный водопровод здесь редкость. Поблизости расположены два рынка — продовольственный и ремесленный — Фуд Маркет и Айрон Маркет. Кучи отбросов — кажется, их не убирают годами, вьются мириады мух и насекомых — разносчиков заразы...

Семьдесят процентов территории Гаити объявлены малярийной зоной, свирепствуют туберкулез, квашиоркор, ришта, лейшманиозы. Средняя продолжительность жизни около пятидесяти лет, из тысячи новорожденных 170 умирают сразу.

Впрочем, любого побывавшего на Фуд Маркете эти цифры не удивят. Удивляет другая статистика: в подобных условиях на каждые 15 тысяч жителей приходится... всего один медработник. Да что цифры — достаточно взглянуть на крестьян, пришедших из деревень, облаченных в лохмотья мальчишек, подрабатывающих на рынке, на их темные лица, руки и ноги с тяжелыми трофическими язвами. У некоторых раны кровоточат и гноятся, но люди не обращают внимания. Лечить некому...

Что же это за район, в котором я оказался? Не найду ни скверика, ни парка, ни даже прохладного переулка. Куда ни глянь, полуразрушенные, словно после воздушного налета, дома. Тротуары разбиты, сточные колодцы засорены, оконные проемы без стекол, во дворах сушатся застиранные лохмотья. На скамейке негритянка кормит грудью малыша, мальчишки жуют кусочки сахарного тростника, старуха с иссеченным морщинами лицом развешивает белье. Уличные торговки, сидящие на тротуаре на корточках, предлагают прохожим сладости, лепешки, порцию маисовой каши...

Мое внимание привлекает зеленая лужайка перед старым домом в викторианском стиле с мансардами, слуховыми окнами, причудливыми башенками. На лужайке большая толпа — парни в выцветших красных и синих рубахах. Здесь идут петушиные бои. Одна группа поставила несколько гурдов на роскошного красно-бело-золотого кочета. Другая — числом поменьше — на потрепанного черного петуха, но именно он, кажется, и побеждал.

— Сэр, не хотите ли поставить доллар на черного? — обратился ко мне один из болельщиков.

Мы вместе дождались исхода боя, завершившегося позорным поражением царственного златоперого петуха.

— Символическая победа, не правда ли?! — торжествуя, воскликнул гаитянин.— Нищий богатого побил!

— А что, у вас уже не опасны высказывания такого рода? — поинтересовался я.

— Опасны, но вас мне бояться нечего. Во-первых, вы не гаитянин. Во-вторых, не американец, потому что пеший, да и акцент выдает — вы, очевидно, из Европы. В-третьих, я уже больше двух лет в списках неблагонадежных — с тех пор, как запретили нашу газету...

— Так вы журналист?

— Да. Учился журналистике во Франции, но здесь служил корректором. Это меня и спасло. А репортеров из моей газеты «Жён пресс» посадили за решетку...

— Что же случилось с вашей газетой?

— Не только с ней. Последние два года власти идут войной на печать. То та, то другая газета становятся жертвой «либерализации». Поверив в обещанную президентом свободу слова, они нет-нет да опубликуют критический материал. Сперва президент пригрозил: «Ветры либерализации создаю я, и пусть никто не воображает, будто может дуть сильнее!» Затем издал указ: за критику в газете на автора налагается штраф от 600 до 1000 долларов. Нашу газету, например, погубили выборы...