Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год - Вокруг Света

Немалая пища для разума уже добыта, а сколько еще ждет неведомого и парадоксального, подтверждающего идеи ученых и опровергающего их, там, на новых глубинах! Что же они таят, эти новые горизонты?

Александр Малинов п-ов Кольский — Мурманск

Фотографии не сохранились…

Несколько лет назад я оказался в Благоевграде и узнал об Иване Валчуке — советском офицере, национальном герое Болгарии, павшем в бою с фашистами. Время шло, но бегущие в прошлое годы как-то не позволяли рассказать об услышанном: хотелось собрать недостающие сведения, узнать новые факты. Со временем факты появились. И вот я возвращаюсь к памятной теме...

Отель «Бор» стоит высоко над Благоевградом — в хвойном лесу. Гостиница словно вырастает из крутого склона горы и поднимается над вершинами деревьев. Из каждого окна виден город, лежащий внизу, в долине реки Бистрицы. Когда восходит солнце, на улицах лежит густая тень, и лишь зубцы новостроек — многоэтажных белоснежных башен — выхвачены первыми лучами зари. Сверху кажется, что высоченные дома заряжены солнечной энергией и испускают свет сами по себе, разгоняя последний ночной мрак...

Встреча была назначена на восемь часов утра в небольшом кафе в центре Благоевграда. Узкий длинный стол стоял в глубокой нише, отгороженной от зала панелями из темного полированного дерева. В кафе сумеречно и прохладно, а за столом, озаренные теплым оранжевым сиянием чугунных светильников, сидели трое пожилых мужчин. Их лица были строги и торжественны, как на групповой фотографии многолетней давности.

Завидев нас, мужчины заулыбались и долго пожимали руки. Затем все чинно рассаживались, словно и порядок, кто как сидит, был тоже важен: казалось, сейчас должен явиться деловитый фотограф и, зафиксировав сидящих, щелкнуть затвором.

Может быть, то, о чем я хочу рассказать, и есть групповая фотография, только внешность человека, который должен быть помещен в центре, человека, из-за которого мы и собрались, мне трудно описать. Внешность эту хранят в памяти трое пожилых мужчин, с которыми я встречался в Благоевграде. Они, трое, помнили Ванюшу живым...

Рассказ Дончо Лисейского

Во время войны наша компартия была, разумеется, в подполье, но организации ее существовали почти во всех районных центрах Болгарии. Я тогда состоял членом областного комитета комсомола. Трудно отделить подпольное движение от партизанского; фашисты были повсюду. Разница в том, что мы оставались в городе, а партизаны действовали в горах — пять отрядов насчитывалось в нашем Горно-Джумайском крае.

В 1943 году стали появляться у нас группы советских военнопленных, которых гнали с собой проходящие на юг и на запад немецкие части. В конце сентября сорок третьего мы прознали, что в Горну Джумаю — так тогда назывался Благоевград — доставили 11 советских военнопленных. Немедленно решили помочь им бежать. Этот шанс нам, городским подпольщикам, никак нельзя было упустить. Военнопленные и сами искали контактов с партизанами. Связь установили через нашего подпольщика Иордана Ичкова, в его же доме организовали явку. Там мы и познакомились с Иваном Валчуком — Ванюшей, как впоследствии звали его партизаны.

Отправились как-то к Иордану несколько комсомольцев... Вошли в дом и... обомлели: сидит Ичков за столом и беседует с какими-то личностями в немецком обмундировании. Прислушались, а разговор-то на русском языке идет, точнее, на смешанном русско-болгарском.

Разговорились. Лучше всего беседа с Валчуком пошла — он очень быстро болгарский язык усваивал. Оказалось, Ванюша был круглым сиротой — родители умерли рано. Воспитывался у тетки, закончил техникум, учился в офицерской школе. Попал он в плен где-то на Дону. Его контузило при взрыве снаряда, а очнулся уже у немцев. Комсомольский билет удалось спрятать. Попал в Берлин, затем его увезли с группой пленных в Варшаву, дальше Румыния, а потом у нас оказался.

Но как же организовать побег? Разумеется, делать это надо с наступлением темноты, после проверки: пленных немного было, и каждый день их по нескольку раз пересчитывали.

Наступил назначенный день. Шел дождь, и это было на руку. Когда мы добрались до дома, где размещались пленные, на условный сигнал первым вышел Ванюша — повезло: охрана то ли менялась, то ли отлучилась куда-то, спасаясь от ливня. А вот остальным уйти не удалось: считанные минуты длилось наше везение. В бой же вступать было неразумно — силы неравные, да и пленных под удар подставлять нельзя.

Под утро часть комсомольцев вернулась в город, а я проводил Ванюшу в горы.

Пока мы шли к партизанам в ту самую первую ночь, а для меня это была и последняя ночь, когда я видел Валчука, я все расспрашивал его о жизни. Говорил он мало. Запомнилось: было Ванюше то ли двадцать, то ли двадцать три года, а родом он откуда-то из-под Житомира. Несколько лет назад мы обращались в Житомирский краеведческий музей, но никаких следов Валчука не нашли...

Дончо Лисейский смягчал русское имя, и выходило — «Ванюща», что было не искажением имени, а какой-то ласковой его формой. Как будто отец вспоминал давно умершего сына. По возрасту Лисейского — нынешнему — и возрасту Валчука — военному — так все и получалось, но в октябре сорок третьего они встретились ровесниками, расстались братьями. Не старшинство одного и молодость другого разделяли их сейчас, а временная пропасть, и жестокой «машиной времени», определившей эту участь, была война...

Официантка давно уже принесла нам кофе в облитых глазурью керамических чашечках. Человек, сидевший по соседству с седовласым Лисейским, крепкий смуглолицый мужчина с внимательными быстрыми глазами, сделал несколько маленьких неторопливых глотков и заговорил.

Рассказ Васила Крекманского

В нашем партизанском отряде почти у всех бойцов были клички. Меня, например, звали то Васко, то Пугачев, уж забылось, откуда последнее прозвище пошло, в шутку, наверное, придумали. Командир звался Кочо, Асен Дерменжиев, руководитель второй группы отряда,— Юли. А вот у Ивана клички не было. С первого дня — Ванюша и только Ванюша. Иные и фамилии-то его не знали: зачем?

Прекрасно помню, как Валчук пришел в отряд. Мы тогда разбили лагерь на левом берегу реки Славово. День был яркий, солнечный. Партизаны собрались вокруг костра, где в большом котле варилось мясо к обеду. Вдруг сигнал караульного. Смотрим: поднимается к нам Асен Дерменджиев — он ходил на связь с городскими комсомольцами — да не один. Ведет с собой «языка» — пленного немца в форме. Все всполошились — не каждый день в лагерь фашистов доставляли. И лишь командир наш угадал в «немце» своего: подбежал к нему, обнял и расцеловал. Не подвело командира чутье. Оказалось — советский офицер, бежавший из плена, Ванюша Валчук. Среднего роста, русый, лицо круглое, синие глаза, плотная коренастая фигура. По земле шагал твердо, чуть враскачку, как матрос, хотя моряком никогда не был. Даже что-то медвежье проступало а нем — в хорошем смысле: добродушие, основательность и сила.

В деятельность отряда Валчук включился сразу. Чем бы мы ни занимались, он везде был в первых рядах — в боях, в любых рейдах. По горам быстро распространилась весть: у партизан «живой» русский. Преданные нам крестьяне сами приходили в лагерь. Расспрашивали Ванюшу, как в Советском Союзе живут люди, как воюют советские солдаты. То же он рассказывал и на наших собраниях, и рассказы его поднимали боевой дух, сплачивали партизан. К тому времени в отряде числилось пятьдесят бойцов. Люди разные, а действовать должны как один человек.

Ванюшу любили все: и местные жители, и партизаны. Отношение к нему было особое: понимали бойцы, что воюет этот парень на чужой земле, берегли его, пытались отстранить от опасных рейдов. Но куда там! Ванюша в ответ: «Здесь, сражаясь бок о бок с болгарскими партизанами, я воюю за свою Родину!» — и точка. Это его подлинные слова.

Двадцать пятого ноября наш отряд разделился. Часть должна была идти на запад, к хребту Влахина, и попытаться создать там новый отряд. Валчука поначалу в ударную группу не взяли: риск большой. Ваня настоял на своем, а командир Арсо Пандурский не смог ему отказать.

Выбрали двенадцать человек (впоследствии к ним присоединились еще двое). Тяжелым было прощание. Построились лицом друг к другу две шеренги: базовый отряд и ударная группа. Постояли молча и разошлись. Больше я Ванюшу не видел...

На следующий день я побывал в музее революционной истории Благоевграда. На стенах залов висели диаграммы, схемы и карты, показывающие передвижения партизанских отрядов, места и даты сражений. По музею меня водил уже знакомый мне Васко Крекманский — добрейший и теплый душой человек, хотя, когда разговор заходил о сражениях, становилось ясно: он так и не смог растопить в себе лед войны. От него узнал я, что в Болгарии в те времена было 12 оперативных партизанских, или повстанческих, зон. Горно-Джумайская шла под четвертым номером, командовал ею Никола Парапунов — легендарная личность. Изображения Парапунова сохранились, я видел их в музее и, слушая пояснения Васила Крекманского, разглядывал многочисленные документальные фотографии, развешанные на стенах,— все надеялся отыскать прижизненный снимок Ивана Валчука. Увы, снимка не было. Фотографий Ванюши вообще не сохранилось — не полагалось отряду ни фотографа, ни фотографической техники. Документы же бойцы, разумеется, с собой не носили: партизанская война строится на конспирации, и личность удостоверяют не бумажные корочки, а поведение в бою.