Мертвая зыбь - Юхан Теорин

Однако большинство кораблей не в состоянии были сдвинуться ни на метр, когда попадали на камни. Чаще всего морякам приходилось как можно быстрее оставлять судно, чтобы спастись самим и попробовать добраться до суши живыми среди беснующихся волн. Если это получалось, то они уже стояли на суше, совершенно замерзшие, и смотрели, как шторм все сильнее бьет их корабль о камни и как волны с треском начинают его ломать.

После чего севшая на грунт шхуна походила на оставленный на произвол судьбы изломанный гроб. Но тому капитану не повезло. Йерлоф сам не понимал, почему вспомнил эту историю.

Часы прозвонили последний раз. Йерлоф оперся о край письменного стола и поднялся. Он чувствовал, что Шёгрен[9] снова дает о себе знать. Он задумчиво посмотрел на инвалидное кресло, которое стояло у изножья кровати. Йерлоф никогда не пользовался им дома и не собирался делать это сейчас. Он взял трость, крепко сжал ее и пошел в прихожую. Там он ненадолго задержался, потом открыл дверь, вышел в коридор и огляделся.

В коридоре слышались медленные шаркающие шаги. Обитатели Марнесского приюта собирались на трапезу. Некоторые из них шли опираясь на палку, другие передвигались при помощи ходунков. Кое-кто тихо здоровался друг с другом, но большинство молчали и все время смотрели в пол.

Йерлоф присоединился к небольшой группе усталых стариков, ковыляющих в столовую. «Как много знаний и опыта пропадает», — подумал он.

— Добро пожаловать за стол! — с улыбкой приветствовала его Буэль, заведующая отделением. Она стояла возле кухни среди тележек с едой.

Все осторожно рассаживались за своими привычными столами.

Рядом с Йерлофом сидели сапожник, церковный сторож, фермер. Их знания и умения больше никому не были нужны. Да и он сам мог хоть среди ночи с закрытыми глазами завязать любой узел за несколько секунд, но кому это теперь нужно?!

— Ночью, наверное, будет холодно, Йерлоф, — сказала Майя Нюман.

— Да, ветер с севера, — ответил Йерлоф.

Майя сидела рядом с ним. Это была небольшого роста, морщинистая, худенькая старушка, однако самая жизнерадостная и активная в отделении. Она улыбнулась Йерлофу, и он тоже ответил ей улыбкой. Майя являлась одной из немногих, кто произносил его имя правильно.

Майя тоже была родом из Стэнвика, но в пятидесятых годах она вышла замуж за фермера, и они поселились к северу от Марнесса. Сам Йерлоф, когда стал капитаном, перебрался в Борнхольм.[10] Они не виделись почти сорок лет, прежде чем оба оказались здесь.

Йерлоф взял хрустящий хлебец и начал есть. Как обычно, он был благодарен судьбе за то, что может жевать. Волос нет, зрение плохое, мускулы болят, но свои зубы, по крайней мере, остались.

Из кухни сильно запахло капустой. Сегодня в меню были щи. Йерлоф взял на изготовку ложку и стал ждать, когда подвезут тележку с едой. Когда ужин закончился, большая часть обитателей дома престарелых пошли к телевизору, чтобы провести перед ним остаток вечера. Да, теперь другие времена: все капитаны, которые отплывали раньше в море от берегов Эланда, ушли в небытие, и никто больше не рассказывает в сумерках страшилки.

С ужином было покончено, и Йерлоф опять вернулся в свою комнату.

Он поставил трость возле стеллажа и сел за письменный стол. За окном уже смеркалось. Если бы он перегнулся через стол и прижался носом к стеклу, может, тогда Йерлоф и смог бы увидеть кусочек поля к северу от Марнесса, а еще дальше — берег и темное море. Балтика, его рабочее место. Но он больше не мог проделывать подобное и довольствовался тем, что смотрел на березы позади приюта.

Власть имущие больше не называли подобные заведения приютами для престарелых, но суть дела от этого не менялась. Много раз они пытались подобрать какое-нибудь слово, чтобы звучало не так уныло. Но так или иначе все крутилось вокруг стариков, которых собрали в кучу и которые, как ни посмотри, просто сидели и ожидали смерти.

На письменном столе возле стопки газет лежала записная книжка в черной обложке. Йерлоф протянул за ней руку. Первую неделю в Марнесском доме Йерлоф просто сидел за этим самым столом и непрерывно смотрел в окно. Правда, потом он собрался, пошел в поселок и в маленьком магазинчике, где в основном продавались продукты, купил записную книжку. А вскоре он начал писать.

В книжке имелось два вида записей: мысли и напоминания. Он писал то, что надо сделать. Выполнив намеченное, он зачеркивал эти пункты, за исключением одного напоминания — побриться, которое было на самом верху первой страницы. Это он оставлял всегда, потому что брился каждый день.

Что же касается мыслей, то первой из них была: «Блаженны нищие духом, яко тех есть Царство Небесное».

А на последней странице книжки были три строчки, и все три не перечеркнуты: «Оплачивать ежемесячные счета», Йерлоф платил за телефон, газеты, проживание в Марнесском приюте, а также за то, чтобы на кладбище следили за могилой его жены Эллы. «Джулия приезжает вечером во вторник», «Поговорить еще раз с Эрнстом».

Джулия собралась приехать, она пообещала. Но это он, наверное, не забудет. Йерлоф надеялся, что Джулия какое-то время побудет на Эланде. Много лет прошло, но по-прежнему горе переполняло ее, и Йерлофу очень хотелось избавить Джулию от этого.

Последнее напоминание было не менее важным и также напрямую связано с Джулией. Эрнст работал каменотесом в Стэнвике и являлся одним из немногих, кто жил там круглый год. Он, Йерлоф и их общий друг Йон по крайней мере раз в неделю перезванивались. Иногда они собирались в сумерках и рассказывали друг другу старые истории. Йерлофу это очень нравилось, хотя большинство из них он уже знал наизусть.

Но как-то вечером несколько месяцев назад Эрнст приехал в Марнесский дом с новым рассказом. Это была история об убийстве внука Йерлофа Йенса.

Йерлоф не то чтобы не хотел слушать это, просто он вообще старался лишний раз не думать о маленьком Йенсе. Но Эрнст настаивал. Он говорил, что Йерлоф обязательно должен это знать.

— Я тут пораскинул мозгами, как оно все получилось, — начал Эрнст тихо.

— Ах так, — сказал Йерлоф, усаживаясь за письменный стол.

— Я не верю, что твой внук пошел к морю и утонул, — продолжал Эрнст. — Я так прикинул и решил, что он, наверное, двинул в другую сторону. На пустошь а там был туман. Я думаю, что именно на пустоши он и наткнулся на убийцу.

— Убийцу? — спросил Йерлоф.

Эрнст замолчал и сцепил руки на колене.

— И кто это был? — спросил Йерлоф.

— Нильс Кант, — ответил Эрнст. — Я считаю, что в тумане он напоролся на Нильса Канта.

Йерлоф пристально посмотрел на него, но понял, что Эрнст говорил совершенно серьезно.

— Я практически уверен, что так оно и было, — сказал он. — Думаю, что Нильс Кант вернулся домой. Вернулся оттуда, где находился до сих пор. Только он стал еще хуже, чем прежде.

Больше Эрнст за весь вечер не сказал ничего. Они перебросились лишь парой фраз, но Йерлоф никак не мог выбросить их из головы. Он надеялся, что Эрнст скоро опять навестит его и расскажет что-нибудь еще.

Йерлоф продолжал перелистывать страницы записной книжки, но записанных мыслей оказалось намного меньше, чем напоминаний.

Он закрыл книжку. За письменным столом ему больше нечего было делать, но все же Йерлоф продолжал сидеть и смотрел, как ветер покачивает в темноте березы. Они напомнили ему о парусах, раздувавшихся на свежем ветру. А отсюда уже было недалеко и до воспоминаний о том, как он сам стоял на палубе под такими же осенними ветрами и смотрел на медленно проплывающий мимо берег Эланда. Если корабль подходил чуть ближе, то виднелись камни, дома, а издалека они превращались в темную полоску на горизонте. И как раз в тот момент, когда в его памяти выстроилась эта картина, внезапно зазвонил телефон.

В тишине комнаты звонок прозвучал особенно громко и резко. Йерлоф подождал, пока он протрезвонит еще раз. Довольно часто он мог заранее сказать, кто звонит, но сейчас у него не было никаких догадок.

После третьего звонка Йерлоф поднял трубку:

— Давидссон.

Молчание. С линией все было в порядке, но тот, кто позвонил, не произнес ни слова.

Но все же Йерлофу казалось, что он догадывается, кто это.

— Йерлоф у телефона, — сказал он. — Я все получил, если ты звонишь насчет сандалии.

Ему казалось, что в трубке слышно тихое дыхание.

— Я получил ее по почте несколько дней назад, — продолжил он.

Снова тишина.

— Я думаю, что это ты ее послал, — не унимался Йерлоф. — Зачем ты это сделал?

Опять ответом стало молчание.

— Где ты ее нашел?

В трубке слегка фонило. Но больше ничего. Стоило Йерлофу покрепче прижать трубку к уху и подержать ее достаточно долго, ему начинало казаться, что он один-одинешенек в целой вселенной и слушает тишину из самой черноты космоса. А может быть, моря.