Черный кофе - Агата Кристи

Барбара села на стул рядом с теткой.

– Помнишь ящик, который оставила Эдна?

Мисс Эмори просветлела.

– Ах да, конечно! – И, повернувшись к Люсии, добавила: – Жаль, ты не успела познакомиться с Эдной. Это моя старшая племянница, сестра Барбары. Они с мужем уехали в Индию месяца за три до твоего появления. Эдна очень способная девочка...

– Очень, – согласилась Барбара. – Только что родила двойню. А так как капуста в Индии, кажется, не растет, то, наверное, она нашла их под каким-нибудь развесистым манговым деревом.

Мисс Эмори позволила себе улыбнуться.

– Ну, хватит, Барбара. Я хотела сказать, что Эдна во время войны выучилась на фармацевта. И работала в госпитале, в войну он у нас размещался в городской ратуше. А потом, после войны и до самого замужества, она продолжала работать, но уже в больнице графства. Про микстуры и пилюли она знает все. В Индии ей это пригодится. Но о чем бишь я? Ах да! Перед отъездом она оставила целый ящик лекарств. А что нам было делать со всеми этими ее бутылочками?

– Я прекрасно помню, что она нам сказала с ними делать, – отозвалась Барбара. – Она, перед тем как переехать к мужу, упаковала все лекарства в ящик. И сказала нам их рассортировать и отправить в больницы, а мы забыли или, по крайней мере, сделали вид, что забыли. Ящик убрали на шкаф. Даже Эдна заглянула в него только раз, уже когда собиралась в Индию. Так что там он и стоит, – Барбара махнула рукой в сторону шкафа. – Так никто ничего и не рассортировал.

Барбара придвинула стул к книжному шкафу, взобралась и сняла сверху большой черный ящик из жести.

– Пожалуйста, дорогая, не беспокойся, – пролепетала Люсия.

Барбара не обратила на нее никакого внимания, сняла ящик и поставила на стол.

– Ну, – сказала она, – по крайней мере, я его хоть сняла.

Она заглянула внутрь.

– Господи, да тут целая аптека, – ахнула она и принялась вынимать одну бутылочку за другой. – Йод, бальзам Фрайра, что-то непонятное: «Микст. Кард. Ко», касторовое масло, – она скривилась. – А вот что-то интересненькое!

Барбара достала несколько запечатанных склянок из темного стекла.

– Атропин, морфин, стрихнин, – прочла она на этикетках. – Берегитесь, тетушка Кэролайн, теперь, если вы меня рассердите, я подсыплю вам в кофе стрихнину, и вы умрете в страшных мучениях.

Барбара устрашающе потрясла склянкой, а Кэролайн отмахнулась от нее со смехом.

– Да, но для Люсии ничего нет, – проговорила Барбара, складывая бутылки и склянки обратно. Она еще держала в руке склянку с морфином, когда Тредвелл открыл дверь и в библиотеку один за другим вошли Эдвард Рейнор, доктор Карелли и сэр Клод Эмори. Первым вошел секретарь, молодой человек неприметного вида лет двадцати восьми – двадцати девяти. Он подошел к Барбаре и с любопытством взглянул на ящик.

– Что, мистер Рейнор, интересуетесь ядами? – спросила она, не прекращая своего занятия.

Следом за ним к столу подошел и доктор Карелли, очень смуглый темноволосый человек лет около сорока. Одетый в прекрасно сшитый костюм, ухоженный, обходительный, он прекрасно говорил по-английски, с едва заметным акцентом.

– Что это у вас здесь такое, мисс Эмори? – спросил он.

Сэр Клод, который о чем-то беседовал с Тредвеллом, задержался у двери.

– Вы все поняли? – громко спросил он.

– Безусловно, сэр.

Тредвелл вышел, а сэр Клод приблизился к остальным. Не обратив никакого внимания на предмет общего интереса, он сказал:

– Надеюсь, доктор Карелли, вы меня извините, если я уйду к себе? Мне необходимо написать еще несколько писем. Рейнор, не могли бы вы пойти со мной?

Сэр Клод вошел в кабинет, и Эдвард Рейнор направился следом. Когда дверь захлопнулась, Барбара вдруг выронила из рук склянку.

Глава 4

Доктор Карелли быстро нагнулся, поднял ее и хотел было вернуть. Но взгляд его упал на этикетку, и невольно доктор воскликнул:

– Ого, что это! Морфин! – Потом взял другую, которая все еще лежала неубранная на столе: – Стрихнин! Позвольте узнать, дорогие леди, откуда у вас такие смертельно опасные штучки? – И Карелли с интересом заглянул в ящик.

Барбара взглянула на холеного итальянца с неприязнью.

– Наследие войны, – коротко бросила она с ехидной усмешкой.

Кэролайн заволновалась и подошла к доктору.

– Не хотите ли вы сказать, доктор, будто здесь и впрямь яды? Яды опасны для жизни. А этот ящик стоит на шкафу уже несколько лет, и ничего. Нет-нет, здесь у нас безвредные препараты, иначе быть не может.

– Прошу прощения, – сухо отозвался доктор Карелли, – половины содержимого этих склянок хватило бы отправить на тот свет человек двенадцать. И вы называете это безвредными препаратами? Тогда я не понимаю, что такое вредное.

– О господи! – в ужасе выдохнула Кэролайн и тяжело опустилась на стул.

– Вот, например, – продолжал Карелли, обращаясь ко всем троим одновременно. Он взял в руки еще одну склянку и медленно прочел: – «Стрихнина гидрохлорид». Семь-восемь этих крошечных таблеток, и смерть обеспечена. Довольно неприятная смерть, между прочим. Даже в высшей степени неприятная. – Он достал из ящика еще одну. – «Атропина сульфат». Отравление атропином напоминает отравление трупным ядом. Тоже довольно мучительная смерть.

Отложив атропин, он достал третью.

– Так, а это что такое? – сказал он, тщательнее, чем прежде, выговаривая слова. – «Гиоцина гидробромид». Звучит безобидно, не так ли? Но должен вас огорчить, милая мисс Эмори, половины этих крошечных белых таблеток хватит, чтобы... – Он сделал выразительный жест. – Никаких мучений. Человек просто быстро уснет. Скорый сон без сновидений. Вечный сон [2].

Он подошел к Люсии, держа склянку в вытянутой руке так, словно предлагал ей проверить на себе справедливость этих слов. Губы его улыбались, но взгляд оставался холодным.

Люсия завороженно смотрела на склянку. Она потянулась к ней, повторила, словно под гипнозом:

– Скорый сон без сновидений... – прошептала она.

Доктор Карелли с любопытством взглянул на Кэролайн. Потрясенная, она молчала. Пожав плечами, со склянкой в руке Карелли отошел.

Дверь открылась, и появился Ричард. Ни слова не говоря, он сел за письменный стол. Следом за ним вошел Тредвелл с подносом, на котором стояли кофейник и чашки. Тредвелл поставил поднос на столик, а Люсия принялась разливать кофе.

Барбара взяла две чашки, одну отнесла Ричарду, села и отхлебнула кофе, пока он не остыл. Доктор Карелли тем временем складывал склянки в ящик.

– Знаете, доктор, – сказала Кэролайн, – своими разговорами про все эти сны без сновидений и страшные смерти вы меня до полусмерти напугали. Полагаю, вы так хорошо знаете яды, потому что вы итальянец?

– Дорогая леди, – рассмеялся Карелли, – вы несправедливы к итальянцам. Разве ваши слова не non sequitur [3]? Почему итальянец должен разбираться в ядах лучше, чем англичанин? Насколько я знаю, яды, как говорится, оружие женщин, а не мужчин. Или, быть может, вы вспомнили об итальянке? Быть может, вам даже пришло на ум имя Борджиа? Не так ли, а?

Он отнес чашку Кэролайн, вернулся к столику и взял себе.

– Лукреция Борджиа, это чудовище! Да, если говорить честно, я вспомнила именно о ней, – призналась тетушка Кэролайн. – В детстве она мне снилась в кошмарах. Я представляла ее себе очень бледной и, как наша дорогая Люсия, высокой и черноволосой.

Доктор Карелли протянул Кэролайн сахарницу. Она отрицательно покачала головой, взяла у него из рук сахарницу и сама поставила на поднос. Ричард отодвинул чашку, взял со стола журнал и принялся его перелистывать. Кэролайн продолжала:

– Да, тогда мне снились кошмары. Как будто я в комнате, где сидят только взрослые и ребенок только я одна, все что-то пьют из прекрасных кубков. Потом входит красивая женщина – как ни странно, действительно похожая на тебя, Люсия, – и протягивает кубок мне. По ее улыбке я понимаю, что пить нельзя, но почему-то не могу отказаться. Она будто гипнотизирует взглядом, я пью, в горле начинает жечь, я задыхаюсь. Потом, конечно, я просыпалась.

Доктор Карелли подошел к дивану, шутливо поклонился Люсии и сказал:

– Дорогая Лукреция, пощадите нас, бедных.

Люсия на шутку не отозвалась. Она не слушала. Повисло молчание. Доктор, чему-то улыбнувшись, отошел, допил кофе, поставил чашку. Барбара оглядела собравшихся, залпом проглотила свой кофе. Всеобщая мрачность ей надоела.

– Как насчет музыки? – предложила она и направилась к граммофону. – Ну-ка, что тут у нас? А-а, это замечательная пластинка, сама купила позавчера. – Пританцовывая, Барбара принялась напевать. – «Айки... у-у-у, это еще что, ну и ну». А это?

– Ах, Барбара, дорогая, что за вульгарные песенки! – Мисс Эмори даже поднялась и сама заглянула в пластинки. – Здесь же есть куда более приятные вещи. Хочешь легонького, пожалуйста, вот тебе Мак-Кормак. «Священный город» – замечательное сопрано, не помню, правда, кто поет. И вот это... «Мельба» обычно выпускает приличные вещи... А-а... О-о! Да! Гендель, «Ларго».