Опекун - Виктория Лукьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Преступница.
Мне не нравится, как звучит это слово, но чувствую себя именно так. Хочется отлупить себя по заду ремнем, наказать за дурость и поспешные решения. Как жаль, что меня никогда не лупили. Хотя бы знала, каково это.
Прикусив губу, начинаю раскачиваться на стуле. Слышу посторонний звук. Замираю.
Стук раздается резкий и чертовски пугающий. Кто-то с хлопком открыл дверь за моей спиной.
Понимаю, что это не полицейские. Потому что они входили пусть и громко, но двери своего отделения берегли.
Это ОН.
Не знаю, интуиция ли кричит во мне и бьется в припадке, но знаю точно – он узнал и приехал открутить мою дурную голову.
Я не оборачиваюсь. Не хочу видеть в его глазах презрение, ненависть, раздражение. Обычно он смотрит на меня именно так. Еще никогда я не видела в глазах своего опекуна хоть что-то светлое, а про привязанность вообще молчу. Наверное, будь его воля, он бы утопил меня в море, пристегнув к грузу. Чтобы наверняка.
Слышу шаги. Медленные, но громкие. Вокруг тишина, будто все звуки мира отключили и оставили только его. Его шаги.
Мое сердце бешено бьется в груди, проламывая ребра и разрывая легкие. Больно. Невыносимо больно ждать.
Он огибает стул, на котором я сижу, и встает передо мной. Я вижу его ботинки – они чистые и блестят. Слепят блеском.
– Поднимайся.
Я ненавижу его голос, потому что он пугает до седых корней, хотя мне до них далеко. Но рядом с ним… Я его боюсь, но упрямо смотрю на отполированные ботинки. Не знаю, реален ли блеск или мое воображение дорисовывает, но глаза начинает нещадно щипать.
– Поднимайся.
Он повторяет.
Я сжимаюсь. Меня начинает трясти.
– Вставай.
Он никогда не называет меня по имени, поэтому и я зареклась не называть его. Просто опекун. Просто он.
– Я жду.
Он любит командовать. Я ненавижу быть его дрессированной собачкой. Но все же поддаюсь вперед. В животе неспокойно. Меня начинает мутить. Одна выпитая банка пива в самом начале вечеринки неумолимо просится наружу. Я покачиваюсь, хочу встать и уйти, но муть, заполнившая рот, выливается из меня. На чертовы блестящие ботинки.
Желтовато-пенистое пятно с отвратительно-кислым запахом уродует то, что он так любит в себе. Безупречность.
Кажется, я наконец-то отомщена.
Между нами повисает тишина. Я молчу потому, что упрямая до безобразия, он… он потому что это он.
Дверь вновь открывается. Теперь тише.
– Вам помощь нужна? – слышится вежливый голос мужчины. Наверное, предлагают вытащить меня за руки, раз я уж сама встать не могу.
Резко подскакиваю, трясу головой, но взгляд не поднимаю. Пятно расползается под его ногами, медленно стекая с ботинок. Меня мутит вновь, но сжав зубы, не позволяю себе расслабиться и выдать остатки пива вместе с желудочным соком. Не помню, когда в последний раз меня тошнило, но чувство в горле и в желудке отвратительное. Будто кто-то пытается щипцами вытянуть внутренности и вывернуть их содержимым наружу. Вторую порцию пенистой жидкости опекун мне не простит.
– Нет. – Голос опекуна остается металлическим.
– Хорошо, – второй голос по-прежнему учтивый. – Тогда можете ее забирать. Лев Борисович с вами свяжется завтра утром.
Я без понятия кто все эти люди, говорящий или Лев какой-то там, но чует мой зад – проблемы растут в геометрической прогрессии, когда опекун перешагивает через пятно и направляется на выход. Я как верная собачонка следую за ним, повесив голову. И где моя храбрость, которой я бал преисполнена утром, когда решала последние вопросы относительно Нины Николаевны и ее желания вновь приехать, чтобы навестив квартире порядок? Я выпроваживала домработницу, сама занималась подготовкой квартиры к вечеринке и так облажалась в итоге.
Интересно Лекси поймали? Я ее не видела, когда началась суматоха, хотя зная свою подругу, то могу быть уверенной – она успела смыться. Не зря ее в школе считали скользкой личностью – в любую щель пролезет.
Мы идем по коридору, который вскоре заканчивается. За нашими спинами остается главный вход в отделение, а снаружи освещенная фонарями парковка. Машину опекуна я вижу издалека. Будто какая-то огромная светящаяся стрелка указывает на лакированный блестящий как его ботинки седан. Хотя теперь они не такие блестящие. Но за попорченное имущество я еще получу. И то, что он промолчал там, не значит, что стерпел. Просто опекун не устраивает сцен в людных местах. То есть я хочу так думать, когда для меня открывают дверь. Не водитель, который продолжает сидеть в салоне и ждать нас, а сам опекун. Будто хочет удостовериться, что я не сбегу. Черт побери, куда мне бежать-то? Ночь, я в незнакомом районе города, ведь раньше в полиции мне не доводилось бывать, да еще без денег и с облеванными губами.
Отвратительно!
Забираюсь в салон, сжимаюсь на сиденье и мечтаю исчезнуть. Особенно тогда, когда водитель здоровается со мной.
Ненавижу это напускное уважение. Для них я проблема. Для всех.
Превратиться в маленькую точку хочу тогда, когда соседнее со мной место занимает опекун. И почему я подумала, пусть и на секунду, что он сядет вперед? Наверное, давала себе отсрочку. Но опекун садится возле меня и впервые я счастлива, что он предпочитает такие комфортабельные машины бизнес-класса. Между нами остается место как минимум еще для одного человека, а это значит, что мы не соприкоснемся. Потому что, если он коснется меня или я его, меня вновь стошнит.
Автомобиль трогается с места в безмолвной тишине. Сквозь вату, забившую уши, доносится тихое урчание двигателя. И мое колотящееся с огромной скоростью сердце.
Мы едем не ко мне. Мы покидаем центр города, где находится квартира, в которой я живу три года и которая была так близко расположена к частной школе для богатеньких избалованных детишек. Я богата и в какой-то мере тоже избалованна, и моя выходка тому лишнее подтверждение. Но сейчас я не хочу думать о школе в двух кварталах от квартиры, куда я ездила исключительно на машине с личным водителем, не хочу думать о погроме, оставленном в той самой квартире, и даже плевать на то, что случилось с Лекси и остальными. Она слишком сильно меня огорчила.
Мы едем за город. Я понимаю это сразу же, как только автомобиль съезжает с главной дороги.
Холодок скользит по коже, пробирая до костей. Он везет меня к себе. В свой мрачный дом, в котором я никогда не бывала.
Глава 5
Лекси называет этот дом
