Девять драконов - Майкл Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я получил их в магазине вашего отца двенадцать лет назад, — пояснил он. — Вам в то время было, как я понимаю, четырнадцать лет. Тогда в этом городе происходило что-то вроде восстания. Дело было как раз вот здесь, на этом перекрестке.
— Я помню. Они разграбили магазин и избили моего отца. Ему не следовало вообще возобновлять здесь торговлю. Мы с матерью говорили ему, что лучше открыть магазин в Сан-Фернандо, но он нас не слушал. Он не хотел позволить кому-либо выжить себя отсюда, и вот видите, что получилось.
Роберт беспомощно обвел рукой торговый зал.
— Дело в том, что я тоже был здесь в ту ночь, — признался Босх. — Двенадцать лет назад. Беспорядки были в самом разгаре, но закончились довольно быстро. И вот как раз здесь погиб один человек.
— Да, я знаю, полицейский. Его вытащили из машины.
— Я был с ним в той машине, но до меня не добрались. Я пробился к этому месту, потому и спасся. Мне очень хотелось курить, и я вошел в магазин вашего отца. Он продолжал стоять за прилавком, но мародеры выгребли из магазина все, вплоть до последней пачки сигарет.
Босх подбросил на ладони картонную книжечку.
— Я обнаружил уйму спичек, но нигде не было сигарет. И тогда ваш отец достал из кармана свою собственную пачку. У него оставалась одна, последняя, сигарета, и он отдал ее мне.
Босх вздохнул и умолк. Вот и все, что было…
— Я не знал вашего отца лично, Роберт, но непременно отыщу человека, убившего его. Не сомневайтесь, я сдержу обещание.
Роберт Ли кивнул.
— Ладно, — сказал Босх. — Идемте, повидаем вашу мать.
4
Детективы закончили обследовать место преступления и вернулись к себе в отдел только после полуночи. К тому времени Босх принял решение вызвать семью убитого в здание полицейского управления для формального допроса. Назначив им явиться в среду утром, он отпустил их домой оплакивать свою утрату. Почти сразу после возвращения на рабочее место Босх также отослал домой Ферраса, надеясь на то, что семейной жизни напарника не был нанесен серьезный урон. Сам же он задержался на службе, чтобы составить опись вещественных доказательств и впервые за все время без помех обдумать ситуацию. Он знал, что среда сулит стать напряженным днем — утром должна явиться семья убитого, а затем подоспеют результаты криминалистической и судебно-медицинской экспертиз. Возможно, на завтра же назначат и вскрытие.
Хотя обход Феррасом близлежащих лавок, как и ожидалось, не дал особо ценных результатов, все же удалось выявить одного потенциального подозреваемого. За три дня до убийства, в субботу, во второй половине дня, у мистера Ли возник довольно неприятный конфликт с неким юнцом, постоянно подворовывавшим, по убеждению мистера Ли, товары из магазина. Согласно показаниям миссис Ли, этот молодой да ранний вел себя весьма вызывающе и заносчиво, отрицал свою причастность к кражам и разыгрывал так называемую расовую карту, заявляя, что лавочник придирается к нему только потому, что он черный.
Подобные спекуляции представлялись смехотворными, поскольку почти весь доход магазина обеспечивался окрестными жителями, то есть именно черными. Но Ли не стал вызывать полицию. Он просто выгнал не в меру расторможенного переростка из магазина, велев ему никогда больше не появляться. Миссис Ли рассказала Чу, что выстрел, произведенный на прощание в дверь, был призван подкрепить слова юного борца против расовой дискриминации, из коих следовало, что в следующий раз он придет снести хозяину башку. Ли, в свою очередь, достал из-под прилавка пушку и наставил на молодчика, заверив, что встретит его во всеоружии.
Это означало, что дебошир был осведомлен о том, что мистер Ли держит под прилавком пистолет. И если он все же решил привести свою угрозу в исполнение, то должен был бы, войдя в магазин, действовать стремительно и застрелить мистера Ли прежде, чем тот успеет воспользоваться оружием.
Миссис Ли предстояло просмотреть имеющиеся в полиции фотографии членов молодежных банд, с тем чтобы выявить того, от кого исходила угроза ее мужу. Если парень входил в шайку Гувера, то вполне вероятно, что его фото окажется в каталоге.
Но Босх не был до конца убежден в том, что это перспективный след и что парень состоятелен как подозреваемый. Кое-что из подмеченного на месте преступления не вписывалось в схему убийства из мести. Безусловно, надо было непременно проверить эту ниточку и поговорить с парнем, но Босх не надеялся, что таким образом преступление будет раскрыто. Это было бы слишком просто, тем более что некоторые аспекты этого дела не поддавались однозначному истолкованию.
Рядом с кабинетом их начальника, капитана Доддса, находилась комната для переговоров с длинным деревянным столом. Она использовалась в первую очередь как столовая для сотрудников и, время от времени, — для общих планерок или совещаний, собираемых для решения сложных вопросов, предполагающих участие разных следственных групп. Воспользовавшись тем, что рабочий день завершился и отдел опустел, Босх перебрался в эту комнату.
Он разложил на столе фотографии с места преступления, только что полученные от криминалистов, таким образом, что, налагаясь друг на друга, они, однако, позволяли создать представление об обстоятельствах совершенного преступления. Это во многом напоминало работы английского художника Дэвида Хокни, в течение некоторого времени жившего в Лос-Анджелесе и создавшего несколько фотоколлажей, запечатлевших сцены из жизни, характерные для Южной Калифорнии. Босх когда-то видел эту фотомозаику и самого художника — тот в течение некоторого времени жил по соседству, в горах за перевалом Кауэнга-пасс. Хотя Босх никогда не был лично знаком с Хокни, у него тоже всегда была привычка раскладывать фотографии с места преступления в виде мозаики, позволяющей обнаруживать новые детали и подходы к оценке ситуации. Хокни в своих работах делал то же самое.
Потягивая из кружки свежезаваренный черный кофе и вглядываясь в фотографии, Босх первым делом обратил внимание на те же самые особенности, которые вызвали его интерес еще там, в магазине. Прежде всего это относилось к сплошному ряду бутылок «Хеннесси» прямо позади прилавка. Гарри никак не мог заставить себя поверить в то, что к убийству было причастно местное хулиганье, потому что вряд ли малолетний отморозок взял бы только деньги и пренебрег бутылкой «Хеннесси». Коньяк стал бы в этом случае трофеем. До него было рукой подать, особенно если убийце пришлось наклониться над стойкой или обойти ее кругом, чтобы забрать гильзы от пуль. Так почему бы не прихватить еще и «Хеннесси»?
Босх пришел к выводу, что искомый субъект не интересовался «Хеннесси», то есть преступник, очевидно, не имел отношения к криминальной уличной молодежке.
Следующим пунктом, достойным пристального изучения, стали раны на теле жертвы. Для Босха уже одно это исключало из числа подозреваемых воображающего из себя невесть что магазинного воришку. Три пули, выпущенные в грудь, не оставляли сомнения в том, что целью преступника было именно убийство. Но не было выстрела в лицо, а это, похоже, опровергало версию убийства, совершенного в ярости или из чувства мести. За свою жизнь Босх расследовал сотни убийств, и большинство из них было связано с применением огнестрельного оружия. Полученный опыт подсказывал ему, что при выстреле в лицо убийство скорее всего носит личный характер и убийца так или иначе знаком жертве. Стало быть, справедливо и обратное. Три выстрела в грудь как будто бы не подразумевали ничего личного. Как говорится, чистый бизнес. Босх был уверен, что пресловутый магазинный воришка не тот, кто им нужен. Они должны искать некоего человека, весьма вероятно, совершенно незнакомого Джону Ли. Кого-то, кто спокойно вошел и хладнокровно всадил ему в грудь три пули, затем невозмутимо опустошил кассу, подобрал стреляные гильзы и пошел в подсобку, чтобы вынуть диск из видеокамеры.
Скорее всего для преступника это не первое убийство, рассуждал Босх. Утром ему понадобится просмотреть аналогичные преступления в Лос-Анджелесе и его окрестностях.
Рассматривая фотографию лица жертвы, Босх вдруг заметил нечто новое. Щека и подбородок Ли измазаны кровью, однако зубы чистые. Крови на них не было.
Босх поднес снимок поближе и попытался понять, что бы это значило. По первому впечатлению он предположил, что кровь изверглась изо рта умирающего, из разорванных легких, когда он из последних сил судорожно хватал ртом воздух. Но как при этом она не попала на зубы?
Он положил снимок на стол и, двигаясь взглядом по сегментам фотографической мозаики, добрался до правой руки убитого. Кровавые полосы были на пальцах и на ладони.
Гарри снова взглянул на кровь, размазанную по лицу. До него вдруг дошло, что Ли просто поднес окровавленную руку ко рту. Получился как бы двойной перенос. Ли схватился рукой за грудь, испачкал руку, а затем с руки перенес кровь на лицо и губы.