Моя дурацкая гордость (СИ) - Эр Анастасия

— Я имею в виду ваш эликсир, — Залесский еще раз с удовольствием втянул носом ароматные пары, поднимающиеся от моего котла. — Превосходнейший образец Истомного эликсира, мальчик мой, так и тянет снять пробу.

Истомный эликсир был весьма популярен среди девок, потому что с помощью него можно было заполучить понравившегося парня, хотя бы на время.

— Да, давайте кого-нибудь споим, — подал голос Ветроградов. За спиной Залесского, до сих пор любовавшегося напитком, он легко пихнул в плечо Меркулова, и тот понимающе подмигнул. — Исаев спит и видит, как бы заняться с Елизаровой… — Ветроградов приоткрыл рот, как изнемогающая от возбуждения девица, и недвусмысленно качнул бедрами в такт словам: — …до-пол-ни-тель-ной элик-си-ри-кой.

Дебилы из Виредалиса заржали. Залесский развернулся, на лице его нарисовалось вежливое любопытство. Я пнул соседний стул и уже уперся ладонями в колени, чтобы подняться и начистить свинье пятак, но меня одернул Псарь.

— Держись, Эмиссар, — процедил Гордей сквозь зубы, однако сам схватил со стола палочку. — Все херня.

Конечно, все херня.

Мой план тоже, потому что разваливался он на глазах. После того, как Елизарова в очередной раз отшила меня перед летними каникулами, прямо в вагоне Виридарского состава, я решил завязывать с ней. А я-то, придурок, ее в Москву звал, в гости. Вот и пусть сидит в своем Екатеринбурге хоть до старости.

Псарь тогда, в июне, подошел к делу серьезно.

— Раз уж мы завязываем с Елизаровой, — изрек он, доставая огромный лист, — нужно составить план. Рисуем календарь, — объявил Псарь и взмахнул палочкой. По листу поползли бисером чернила, собираясь в линии и обозначая сентябрь с октябрем. — Летние месяцы не берем, с глаз долой — кобыле легче, — отчаянно перепутав две поговорки, Гордей пробормотал под нос заклинание, и на листе появился список запретов.

— «Не выпендриваться. Не разговаривать с Елизаровой на темы, не касающиеся учебы. Не разговаривать с Елизаровой на темы, касающиеся учебы…» — я фыркнул, а Рома тем временем вставил:

— Можно сократить до «не разговаривать с Елизаровой вовсе».

— «Не смотреть на сиськи Елизаровой». Ставь реальные цели, Псарь! — возмутился я. — Она же их не прячет.

— Да у нее сисек-то нет, — снисходительно осадил Гордей. — Это уж я так, на всякий случай написал. Исправим на «вообще не смотреть на Елизарову».

— «Не отказывать себе в желании передернуть. Дрочить регулярно, после еды и перед сном». Ты придурок, — я заржал. Пункт мне понравился.

— Каждый день будешь отмечать, — Гордей сотворил из воздуха планшет и красный карандаш, — сколько пунктов ты выполнил. И если выполнил все, сможешь позволить себе в качестве награды… передернуть лишний раз.

— Все херня. Лучше позволю себе трахнуть Арину.

— Ты же ее бросил.

— А она меня нет. К тому же, я бросил ее ради Елизаровой. Типа неправильно трахать другую девку. Нельзя лапать за жопу другую девку и думать, что скажет на это Елизарова. Ну ты понял. А теперь уже насрать. И, если принять за истину, что девки друг другу все сливают так же, как мы, то Елизарову ждет серия увлекательных рассказов о том, как Марк Исаев трахает Арину Савельеву в раздевалке. Пусть поблюет.

Конечно, все херня. Особенно если учесть, что Ветроградов не совсем соврал. Совсем не соврал.

— Что, Ветроградов, — протянул я, ни к кому конкретно не обращаясь, откинулся на спинку стула и почесал палочкой висок, — не перепадает дополнительных занятий, пока не напоишь Истомным эликсиром? — Я старался оставаться спокойным, но чувствовал, как по спине стекает капля холодного пота. — Быва-а-а-ет. Что ж поделаешь, коль рожей не вышел.

И тут влезла Елизарова со своим писклявым голосом:

— Я не занимаюсь с отсталыми. Ой, в смысле, с отстающими.

Меня тряхануло. Девчачье стадо тупо захихикало, как одно большое пористое облако, ссавшее моросью сверху уже которую неделю.

— Ну-ну, Ева, не будь так жестока, — добродушно отозвался Залесский, не заподозривший никакого подвоха и не заметивший сальных взглядов Ветроградова и Меркулова. — Уверен, Марк при желании достигнет успехов.

— Вряд ли, профессор, — прочирикала Елизарова. — Он слишком часто падал с пегаса, пока играл в крылатлон. Последствия уже необратимы.

Елизарова нынче сидела с подружками — с тех пор, как расплевалась с Харей. Они все, как одна, были с милыми мордашками, хорошими сиськами и приличными мозгами, и разведка донесла, что как минимум двое из них были не прочь замутить со мной. Особенно настроения эти были сильны после первого в году матча. Рубербосх просто размазал Виредалис по полю, и взгляды однокурсниц, не говоря уже о новеньких, стали однозначно жадными.

Мне мигом стало жарко, я обернулся и взглянул на оскалившуюся Елизарову, мысленно помахав ручкой поощрительному сексу с Аришей.

— Судя по твоему блестящему выступлению на трансформагии, ты падала не меньше, — процедил я и передразнил ее голос: — «Ну-у, трехэтапная трансформация… это когда превращение происходит… в три этапа». Спасибо, мисс Очевидность, без вас мы бы не догадались.

Теперь покатились парни. Лающий хохот Псаря и визгливый смех Прогноза пощекотали Ромчику переносицу и заставили улыбнуться.

Если я чем и гордился по-настоящему, то это своими успехами в трансформагии. Нифига не мастерством игрока или, скажем, повязкой капитана команды. Разумовская, хоть и грозилась уже который год отчислить нас с Псарем из Виридара, никогда бы так не поступила: на парах я всегда демонстрировал что-нибудь эдакое, за что полагалось баллов тридцать, а то и сорок. Разумовская благосклонно кивала, сдержанно хвалила, Ветроградов с дружками кривились, девки восхищенно вздыхали, и даже Елизарова завистливо хмыкала. Елизарова вообще разумно оценивала чужие способности и, вполне ожидаемо, кусала локти, что у нее этих способностей нет. Гордей, предпочитавший демонстрировать свои таланты на занятиях Селиверстова, театрально аплодировал, а я поглядывал на Елизарову. Она шептала что-то на ухо Чумаковой, и та сдавленно хихикала.

Меня обсуждали, как пить дать.

На долю секунды наши с Елизаровой взгляды встречались, но секунда проходила, и она возвращалась к скучному заданию профессора.

— Никогда не думала, что тебе нечем больше похвастать, кроме как успехами в трансформагии, — улыбнулась Елизарова. — Становишься заучкой, Исаев.

— У тебя и этого нет, — я, как дурак, попался на дешевую приманку.

— Да, — небрежно отозвалась она, — вчера были дела поважнее, чем домашнее задание по трансформагии.

Колокол заглушил смешки и присвисты.

— Ита-ак, — Богдан взмахнул руками, — кыш-кыш, все свободны, домашнее задание — реферат о свойствах Истомного эликсира. Вы отлично поработали. И да, двадцать баллов Еве и Захару. И Марку десять, да-да, конечно… До свидания, до свидания.

— Чем это ты была так занята вчера, а, Елизарова? — переорал толпу Пашков, распихивая локтями студентов Флавальеха, чтобы оказаться рядом с ней. — Неужели у тебя появился парень?

Пашков специализировался на флороведении и считал свое умение заставлять цветы распускаться в сотни раз быстрее, чем положено, огромным преимуществом, если речь шла о девушках.

— Главное, что не ты, Дим, — серьезно ответила она.

Я знал, что Елизарова встречалась с каким-то на первом курсе. И еще с каким-то — другим — в конце второго. А еще я знал, что Пашков давно хочет залезть Елизаровой в трусы. И еще какой-то с пятого курса — тоже хочет.

— Трахалась где-то, — каркнул Ветроградов. — С кем-то.

— Со мной! — выкрикнул я, как мне показалось, дружелюбно-шутливым голосом. — Она только притворяется, что я ей противен, правда, сладкая?.. — я протянул руку и схватил Елизарову за краешек рыжих волос. — На самом деле, хочется…

И сам я еще как хотел, ничем не отличаясь от каких-то там.

— Хотелка не выросла, — издевательски отбила Елизарова. И пошла вперед.

Тоже мне, цаца. У меня-то выросла. И от привычки рисовать, как болван, ее инициалы на всем, что под руку попадет, я почти избавился.