Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения - Элисон Пейс

Для толстого коротышки начальник двигался поразительно быстро и бесшумно.

— Здравствуйте, Дик, — сказала я приветливо и почтительно, как сказал бы любой менеджер, два дня пролежавший дома с больной поясницей. Как обычно, шеф взглянул на меня, прищурившись, скривился, отвернулся и зашагал прочь. Не успела я проверить почту — запищал интерком. В галерее Дика Риза сотрудники, отвечая на вызов интеркома, обязаны представляться, словно принимая городской телефонный звонок: босс очень часто путает кнопки и, попадая не на того сотрудника, желает узнавать об этом немедленно, чтобы сразу нажать отбой, без всяких там «извини, набрал тебя по ошибке».

— Джейн Лейн.

Маминых шнауцеров зовут Изабеллой Даржилинг, Илайджей Монтгомери и Фиделис Максуин: двойные имена в семь, семь и пять слогов соответственно. Обладательница короткой, лаконичной и заурядной фамилии Лейн, мать выбрала питомцам особенные, уникальные клички, упустив из виду, что у собак не бывает фамилий. Тот факт, что родная дочь носит односложное имечко Джейн, маму не волновал.

— Джейн, — послышался в трубке голос Дика. — Йен только что закончил очередной шедевр — «Без названия: чернь и серебро». Сара Клеймур пишет о ней в «Арт ньюс». Я хочу, чтобы ты предоставила ей необходимую информацию о работах и биографии скульптора.

— Да, Дик, я займусь этим прямо сейчас.

— Да, ты займешься этим прямо сейчас. Еще я хочу, чтобы письмо с предложением приобрести новую скульптуру Йена было отправлено Питеру Бр…

Интерком у Дика барахлит уже два месяца, отключаясь в самые неподходящие моменты и лишая подчиненных важной информации. Я объясняла это Дику и даже попросила однажды перейти на телефон, но начальник велел мне убираться из кабинета.

— Простите, какому Питеру?

— Бра… — Интерком снова выключился.

— Одну минуту, Дик, я сейчас поднимусь.

Положив трубку, я поколебалась: не напомнить ли начальнику, что интерком все-таки нужно починить? Шагая вверх по ступенькам, я почувствовала на себе колючий взгляд новой секретарши Дика Аманды, разительно напоминавшей длинношеего велоцираптора с выпученными глазами из «Парка юрского периода». Когда Аманда вытягивала шею, я не могла отделаться от неприятного ощущения, что из-за секретарского стола вот-вот выскочит настоящий динозавр и погонится за мной.

Полупустой и скупо освещенный кабинет Дика занимает половину второго этажа. Босс — маленький человечек за огромным столом — глумливо ухмыльнулся при моем появлении. На секунду меня охватило безумное искушение крикнуть Дику, насколько он отвратителен, добавив, что единственная причина, почему с ним хоть кто-то работает, состоит в том, что он агент одного из выдающихся представителей современного искусства. Кстати, увольнение от Дика Риза равносильно получению волчьего билета — на работу в художественных салонах вас не возьмут. Обладая довольно серьезными связями и определенным весом в мире искусства, Дик не колеблясь подвергнет остракизму артгалереи, осмелившиеся браконьерски присвоить его бывших подчиненных. Еще я с удовольствием посоветовала бы боссу избегать носить яркие цвета, лишний раз подчеркивавшие его квадратный формат. Но я лишь сказала:

— Доброе утро. Извините, не расслышала имени клиента.

— Браун, — прошипел начальник.

— Спасибо. Дик не унимался:

— Бра-ун!

— Спасибо, Дик, я знаю, как пишется Браун, просто не поняла из-за сломанного интеркома.

Начальник очень долго смотрел на меня, потом бросил взгляд на блокнот, лежавший на столе, и снова уставился на меня:

— Б-р-а-у-н, — сказал он, выдохнув каждую букву, словно изнемогая от усталости или претерпевая адскую боль.

Я повернулась уходить.

— Джейн, постой, я не закончил.

Я напомнила себе, как сложно будет получить работу в другом артсалоне.

— Сотрудницам галереи нельзя являться на работу в пляжных платьях. На сегодня пересядь в упаковочную.

Я опустила глаза на свое пастельных тонов платье в диагональную полоску. Конечно, не совсем деловой стиль, но в такую жару можно бы сделать исключение…

— Попроси Аманду сесть внизу и приветствовать клиентов, — продолжал босс, не поведя бровью. — Еще попроси ее послать Питеру Брауну письмо с сообщением о новой скульптуре Йена. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на подготовке к выставке. Между прочим, в нашем павильоне всего одна скульптура Йена Рис-Фицсиммонса. Позвони Йену и подготовь список работ, которые он пожелает выставить.

Йен Рис-Фицсиммонс. Скульптор-абстракционист из Лондона, признанный выдающимся мастером не только в Нью-Йорке, но и во всем мире. Через много лет в учебнике по истории искусств непременно появится глава под названием «Скульптура начала двадцать первого века: Йен Рис-Фицсиммонс». В середине девяностых, когда критики и кураторы выставок с удовольствием муссировали теорию гибели живописи и скульптуры, появление Йена с его работами, во многих отношениях походившими на трехмерную живопись, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Мир искусства сразу принял и полюбил творения Йена, более прекрасные, чем сама жизнь. Сейчас невозможно открыть «Артньюс», «Артфорум» или даже раздел «Искусство и досуг» в «Нью-Йорк таймс», чтобы не наткнуться на статью о Йене и его успехах.

При всем этом я со стыдом вынуждена признаться, что не понимаю произведений Рис-Фицсиммонса.

Несмотря на степень магистра истории искусств, я не в состоянии объяснить цель творчества Рис-Фицсиммонса или выразить словами смысл его скульптур. Я всегда считала, что отлично разбираюсь в современном искусстве: водила экскурсии по музею Уитни, писала диплом по творчеству Энди Уорхола — словом, это был мой конек. Я уверенно и со знанием дела рассуждала о полотнах Уорхола с изображением обычных предметов, об использовании штампов массовой культуры и поиске новых приемов в искусстве. Я не случайно говорю о своих талантах в прошедшем времени. Раньше я в совершенстве владела темой, обладала глубоким пониманием, разбиралась в тенденциях, но это было задолго до Йена и Дика. Сейчас я все чаще думаю: я знаю только то, что ничего не знаю.

Честно говоря, Йен мне не нравится.

До поступления в галерею Дика Риза я считала, что общение с гениальными художниками и скульпторами есть потрясение и истинное откровение. В действительности это совершенно иначе: встречи с ними — это труд и напряжение. Когда речь заходит о Йене, Дик становится опаснее, гнуснее, враждебнее, надменнее, мелочнее — словом, гораздо хуже обычного. Уже одно присутствие Йена отравляло мне жизнь и затрудняло работу, поэтому я всячески старалась избегать контактов с ним.