Ночь над водой - Кен Фоллетт

— Да, — ответила мать, — она была матерью моей мамы. А что, мой дорогой, что ты там нашел?

Перси передал фотографию отцу, остальные сгрудились вокруг, чтобы лучше рассмотреть снимок.

Оксенфорды увидели улицу типичного американского города, может быть, даже Нью-Йорка, лет семьдесят назад. На переднем плане, мужчина, явно еврей, с черной бородой, одет в грубую рабочую одежду, на голове шляпа. Рядом ручная тележка, на ней что-то похожее на шлифовальный круг. Внизу отчетливая надпись: «Рубен Фишбейн — уличный точильщик». Около мужчины стоит девочка, на вид лет десяти, в поношенном летнем платьице и тяжелых башмаках.

— Что это такое, Перси? — строго спросил отец. — Кто эти несчастные?

— Переверни картинку.

Отец перевернул фотографию. На обратной стороне было написано: «Рути Гленкарри, урожденная Фишбейн, 10 лет».

Маргарет взглянула на отца. В его глазах застыли потрясение и ужас.

— Любопытно, мамин дедушка женился на дочери бродячего еврея, который точил ножи, но, говорят, в Америке на это не обращают внимания, — задумчиво произнес Перси.

— Нет, это невозможно! — начал отец, однако его голос прозвучал как-то неестественно, слабо, неуверенно. Маргарет догадалась, что отец полон сомнений и отнюдь не исключает подобного варианта. А Перси не умолкал:

— Так вот, еврейская кровь по женской линии, от матери моей бабки — получается, что я тоже еврей.

Отец совершенно побелел. Мать тщетно пытается что-то вспомнить, может, пытается восстановить в памяти генеалогическое дерево.

Перси решил нанести последний удар.

— Я очень надеюсь, что немцы не победят в этой войне. В противном случае, мне нельзя будет посещать кинотеатры для «чистых арийцев», а маме придется пришить желтые шестиконечные звезды на все свои платья.

Брат так складно излагал свою версию происхождения семьи, что в Маргарет проснулось подозрение. Внимательно разглядывая надпись, сделанную на обороте, она внезапно догадалась. Вот озорник, но какой мастер.

— Перси. Это же твой почерк.

— Нет, не мой!

Однако теперь уже все видели, что почерк его. Маргарет весело захохотала. Все ясно. Перси где-то раздобыл старую фотографию маленькой еврейской девочки и ловко придумал надпись, чтобы проучить отца. Папа тут же попался на удочку, да и неудивительно: для расиста просто кошмар обнаружить, что у тебя самого нечистая кровь. Ну и поделом ему.

— Чушь! — воскликнул отец, бросив фотографию на стол.

— Перси, ты все-таки хоть иногда думай… — сурово закончила мама.

Возможно, мальчику досталось бы гораздо больше, но в эту минуту дверь распахнулась и Бейтс, дворецкий, раздраженным голосом объявил:

— Госпожа, кушать подано.

Они покинули гостиную, прошли через холл, вошли в столовую. Маргарет знала все наперед. Сейчас подадут жареную говядину, как всегда по воскресеньям. А мама станет есть только салат, она воздерживается от горячей пищи, считая, что при сильном подогреве продукты теряют свои питательные свойства.

Отец прочел молитву, и они сели за стол. Бейтс подал для мамы копченую горбушу. По ее теории, копчености, консервы и маринованные продукты есть не возбраняется.

— В принципе, нам остается лишь одно, — продолжила разговор мать, накалывая на вилку кусочек рыбы. Она произнесла эти слова абсолютно непринужденно, как что-то само собой разумеющееся. — Мы должны уехать и пожить в Америке, пока эта глупая война не кончится.

За столом воцарилось молчание. Все осмысливали сказанное.

Придя в себя, Маргарет выпалила:

— Нет!

— Так, довольно. На сегодня хватит пустых ссор. Давайте хоть пообедаем в мире и согласии.

— Нет! — повторила Маргарет. Она была буквально вне себя от бешенства, с трудом могла говорить. — Вы… вы не можете, не имеете права, это же… — Ей хотелось ругаться последними словами, обвинить родителей в трусости и измене, бросить вызов, выразить свое презрение, но от волнения она почти задыхалась, поэтому смогла только крикнуть: — Это нечестно!

Даже двух коротких слон оказалось достаточно. Отец мгновенно отреагировал:

— Если ты не можешь сдержать свой язык, лучше оставь нас, выйди из-за стола.

Маргарет закрыла рот салфеткой, чтобы сдержать рыдания. Она отодвинула стул, встала и выбежала из комнаты.

Наверняка все не случайно, они уже несколько месяцев готовились к такому варианту.

После обеда Перси прошел в комнату Маргарет, рассказал ей детали. Дом наглухо закроют, на мебель наденут чехлы, слуг уволят. Имение оставят на управляющего, который будет собирать ренту. Деньги положат на специальный счет в банке, их просто нельзя послать в Америку из-за строгих правил по переводу валюты, действующих в военное время. Лошадей продадут, одеяла скрутят и пересыпят нафталином, серебро запрут подальше.

Элизабет, Маргарет и Перси возьмут с собой в дорогу только по одному чемодану, остальные вещи отправят малой скоростью морем. Папа уже купил билеты на клипер компании «Пан Ам», который вылетает в Штаты в среду.

Перси не находил себе места от возбуждения. Он уже пару раз летал на самолете, но тут клипер, совсем другое дело. Это огромный фешенебельный авиалайнер, сегодня же давно звонил бы в Военное министерство и требовал, чтобы ему поручили какое-нибудь ответственное дело. Сейчас у него буквально разрывается сердце.

— А кто подумает о моем сердце?

— Не сравнивай себя с ним. Молодая, вся жизнь впереди… А для него это крушение всех надежд.

— Я не виновата, что он фашист, — глухо заметила Маргарет.

Мать встала.

— Я думала, ты будешь добрее, — произнесла она тихо и вышла из комнаты.

Маргарет вздохнула. Мама красивая женщина, но странная и пассивная. Она родилась в богатой семье, с детства у нее был довольно сильный характер. Ее странности — результат того, что врожденная сильная натура, не получившая образования, не нашла достойного применения. Она могла бы многого добиться в жизни, но ей досталась лишь роль безропотной жены аристократа. И вот сильная по натуре женщина полностью зависит от мужа, вынуждена подчиняться во всем. Что делать в такой ситуации, если нельзя открыто перечить мужу? Один из способов, чтобы тебе совсем не сели на голову, — притворяться, что не понимаешь его, надеть маску пассивной женщины. Маргарет любила свою мать, нежно относилась к ее «странностям», но уже давно поняла, что сама она другая, и решила, что пойдет иной дорогой, несмотря на внешнее сходство. Если ей не дадут получить образование в стенах учебного заведения, она будет учиться самостоятельно. Лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за какого-нибудь мерзкого типа, который думает, что вправе помыкать тобой и относиться к тебе, как к прислуге. Впрочем, иногда ей так хотелось быть ближе к матери. Было бы так хорошо поверять ей свои мысли и чувства, получать поддержку и совет. Они смогли бы вместе самоутверждаться, противостоять так называемому «высшему свету», где их воспринимают просто как красивый орнамент, что-то вроде безделушек. Однако мать, видно, давно смирилась и теперь хотела того же безропотного послушания от дочери. Тут она просчиталась. Маргарет им не дастся ни за что. Но что ей делать?

Весь понедельник она не притрагивалась к еде. Есть не хотелось. Она только все время пила чай, пока слуги в спешке сновали по дому в преддверии скорого отъезда хозяев. Во вторник, когда мать наконец поняла, что Маргарет и не думает собираться, она приказала новой служанке, Дженкинс, упаковать чемодан дочери. Разумеется, Дженкинс даже не знала, что складывать, поэтому Маргарет пришлось ей помогать. Таким образом, в итоге матери все же удалось добиться своего, ей вообще частенько это удавалось.

Маргарет разговорилась с девушкой.

— Да, не повезло тебе, только неделю как приступила к работе, а уже лишаешься ее.

— Ничего, барышня, сейчас недостатка в работе не будет. Мой отец говорит, что во время войны нет безработицы.

— И что же ты станешь делать, пойдешь на фабрику?

— Нет, собираюсь поступить на военную службу. По радио передали, что вчера уже семнадцать тысяч женщин вступили в ряды Местной обороны. По всей стране в городах у муниципалитетов огромные очереди. Я видела фотографии в газетах.

— Счастливая, — произнесла Маргарет с грустью. — А я вот тоже буду стоять в очереди, но только у трапа самолета, вылетающего в Соединенные Штаты.

— Вы выполняете волю барона.

— Ладно. Скажи лучше, что твой отец говорит насчет твоего вступления в армию?

— Ничего. Я ему и рассказывать не буду, вступлю, и дело с концом.

— А что, если он придет и заберет тебя?

— Он не имеет такого права. Мне восемнадцать, сама могу отвечать за себя. В этом возрасте любое решение за мной, родители тут ни при чем.

— Ты уверена? — Маргарет раскрыла глаза от удивления.