Несостоявшийся император Федор Алексеевич - Андрей Богданов

Старший брат

Надеждой Алексея Михайловича был царевич Алексей, родившийся в 1654 г.[24] Сам не слишком перегруженный «свободными мудростями», царь желал дать сыну серьезное образование. Воспитание царевича было поручено ученому царедворцу Алексею Тимофеевичу Лихачеву, которого даже политические неприятели считали «человеком доброй совести»[25]. Учителем Алексея Алексеевича стал выдающийся просветитель, философ и поэт Симеон Полоцкий.

Некоторое представление о круге приобретенных царевичем знаний дает его библиотека, насчитывавшая около двухсот книг (к услугам Алексея Алексеевича была также вся царская библиотека и богатое книжное собрание его учителя). Воспитатель и учитель пользовались наиболее передовой педагогической теорией «учителя народов» Яна Амоса Коменского. Они считали, что формы обучения должны соответствовать этапам развития детской психики. Начинали с образного обучения по книгам, в которых изображение сочеталось с текстом[26].

«Мир чувственных вещей в картинках» и другие пособия Коменского по содержанию не очень подходили для русских условий. Царевичу Алексею были предложены специально созданные «лицевые» книги, в том числе целая живописная энциклопедия[27]. Впоследствии перешли к более сложным формам подачи материала, вплоть до ученой литературы и справочников, продолжая широко применять наглядные пособия.

В покоях царевича Алексея были развешены пятьдесят гравированных картин на разные познавательные сюжеты, четырнадцать листов географических карт, стояли два глобуса. Ученик имел иллюстрированные Библию, русскую летопись, учебник военного дела. Он старательно изучал — устно и письменно — славянские, латинский и греческий языки, располагая соответствующими грамматиками и лексиконами (словарями). Святоотеческую традицию, начатки философии, историю монархий, арифметику и геометрию царевич осваивал в основном на русском языке, хотя большую часть его библиотеки составляли иноязычные книги.

Судя по книгам, помимо математического цикла, грамматики, поэтики и риторики, Алексей Алексеевич приобрел немалые познания в географии и природоведении, истории, сравнительном народоведении, юриспруденции, получил представление о метафизике и богословии. Безусловно, он упражнялся в поэзии и музыке. В 13 лет подготовительное образование царевича было закончено[28].

7 сентября 1667 г. гордый успехами сына государь всенародно и торжественно объявил Алексея Алексеевича наследником Российского престола. «Учитель старец Симеон» был посажен за особый стол вблизи трона, «выше» многих бояр, и говорил на пиру стихотворную речь, за которую получил в награду шубу зеленого атласа на соболях[29].

Вместе с наследником Алексей Михайлович принимал зимой того же года великих и полномочных послов Речи Посполитой, приехавших для ратификации долгожданного мирного договора[30]. После долгой и жестокой войны москвичам трудно было ожидать симпатий со стороны поляков. Тем не менее царевич Алексей заслужил от них самые лестные отзывы. Особенно поразились послы просвещенности царевича в области «ученой словесности», ценимой потомками сарматов (каковыми считала себя шляхта). В рассказе, адресованном небезызвестному герцогу Козьме Медичи, знакомый с его семьей польский автор утверждал, что Алексей Алексеевич владеет латинской риторикой не хуже сына самого герцога.

Мы тоже (редкий случай!) можем оценить красноречив царевича, который начал речь по-польски, после чего, перейдя на латынь, сказал:

«Сколь великая слава, о послы, предстояла бы всем славянским народам, и какие бы великие предприятия увенчались успехом через соединение сих племен и через употребление единого наречия, распространенного в лучшей части Вселенной — вам самим о том известно. Ведомо мне, что между таковыми соседними меж собою народами, хотя связанными священными и гражданскими узами, существует злейшая вражда, как недавно еще существовала между вами и нами.

И поистине, — воскликнул царевич, — душескорбное представляется нам зрелище! Повсюду возникают раздоры от честолюбивых происков; верность ничем не охраняется; спокойство соседних стран не обеспечено; нигде не пекутся о народном благе, и даже дружба и терпимость между родными братьями сделались необыкновенным явлением!

Но ныне, — обнадежил оратор, — через возвращение благодати примирения нашим и вашим народам, ныне совершилось событие, клонящееся к соединению нас обоюдными братскими узами, так что должны мы возрадоваться и поздравить друг друга.

Не допускаю мысли, чтобы в излиянии искренних чувств почтения и преданности особе его светлейшего царского величества, государя и родителя моего, — заметил Алексей Алексеевич, — вы отставали бы от нас самих, от вельмож и от всех верноподданных его, сердца коих принадлежат ему всецело.

Вам же, — заявил царевич, имея в виду ратификацию мирного договора, — предстоит хранить сие событие в благодарной памяти вашей, и от вас будет отныне зависеть созидание общего нам Отечества. Что же касается нас, москвичей, вы всегда найдете нас таковыми, как ныне, и как надлежит нам быть не только по значению законности союза, но для общих нам выгод — не теряя из виду обоюдно нам грозящей опасности от варваров-татар, требующей неразрывного согласия, единомыслия и единодействия.

Собственно же о себе скажу, что если желания и старания мои будут с Божиею помощию приняты благосклонно народом вашим — никогда не дам вам повода раскаиваться в доброжелательстве вашем ко мне»[31].

Так Алексей Алексеевич завершил речь, имея в виду заманчивую идею объединения крупнейших славянских государств путем избрания наследника московского престола на польский королевский трон. Однако судьба была против такого объединения, хоте переговоры о нем шли и в XVI, и в XVII вв. В январе 1670 г. царевич и великий князь Алексей Алексеевич скончался[32].

Семья

Горе Алексея Михайловича и Марии Ильиничны было велико, но у них оставались и другие сыновья: девятилетний Федор и четырехлетний Иоанн, воспитывавшиеся и учившиеся так же, как Алексей. Для них также изготовлялись детские книжки, состоявшие сперва почти из одних картинок, а затем наполнявшиеся все более и более значительными текстами. Славянской грамоте, Часовнику, Псалтири и церковной музыке Федор Алексеевич учился у Афанасия Федосеева. Затем он (а позже и Иоанн) изучали языки и «свободные мудрости» у Симеона Полоцкого. По отдельным документам можно судить, что на образование Федора Алексеевича государь тратил много больше, чем платил некогда учителям старшего сына. В обширной библиотеке Федора было значительно больше книг по русской и мировой истории, политическим обычаям, юриспруденции (светской и церковной), политической и экономической географии, военному делу. Он собирал специальную нотную библиотеку. Большой раздел составляла церковно-полемическая литература, особенно связанная с расколом. Собирал царевич описания церковной архитектуры и убранства, увлекался беллетристикой и поэзией.

Помимо русского, младшие сыновья Алексея Михайловича от Марии Ильиничны свободно владели церковно-славянским, польским, латинским и греческим языками. Неслучайно ученые литераторы Киевских коллегий и не менее ученый архиепископ Лазарь Баранович посвящали Федору и Иоанну особые книжицы для узкого круга читателей, написанные с изысканными переходами с языка на язык.

Правда, Иоанн был слишком мал, чтобы составить компанию царевичу Федору. Зато вместе с ним училась у Симеона Полоцкого старшая сестра Федора царевна Софья — возможно, не в полном объеме программы, но с интересом и несомненным успехом. По крайней мере, во второй половине 1670-х гг. учитель настолько интересовался ее мнением о своих сочинениях, что давал читать черновики (случай исключительный в общении с царской семьей!).

Царская семья сторонилась общения с посторонними. Не только царевны и царевичи — даже царица не появлялась на пирах и других людных увеселениях. Лишь единожды, в особо торжественном случае выступления российской армии на Речь Посполитую в 1654 г., Мария Ильинична открыто стояла в Успенском соборе во главе боярских «и прочих честных жен». Но члены семьи Алексея Михайловича не чувствовали себя стесненными.

Всякое интересное зрелище было им доступно, начиная с приема послов и кончая народными гуляниями, ибо всюду были устроены места, откуда удобно было смотреть, оставаясь не на виду у людей. Несколько месяцев в году семья проводила вне столицы, отдыхая и путешествуя по дворцовым селам и монастырям. Останавливались не только в путевых дворцах, заезжали в усадьбы и «дачи» приближенных. Даже в зимнее время царская семья нередко совершала выезды по столице и за ее пределы.