Календарь - Георгий Юров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так и не поужинав, раздевшись, он лёг спать, но уснул не сразу. Одни похороны шли за другими, но на тех и других он был главным действующим лицом и сколько их будет ещё, Андрей не знал. Ему было жаль себя, солёные слёзы, вырвавшись из уголков глаз, побежали по небритой щеке. Он утёр их кулаком, едва не разбив нос. Какое-то время, стараясь ни о чём не думать, смотрел в потолок, казалось вдавливаемый в диван нависшей над ним тишиной, разбавляемой время от времени из кухни лишь утробным гулом холодильника, а потом, наконец, уснул.
***
— Добрейшего всем утречка пятницы тринадцатого! Надеюсь, не смотря на мрачную нумерологию этот день, принесёт лишь позитивные эмоции в канун Старого Нового года! — пробуждая его ото сна, раздался такой знакомый и такой ненавистный теперь голос. Ах, как бы он дорого дал, чтобы жить своей прежней обычной скучной жизнью и никогда не просыпаться под один и тот же диджейский трёп, навсегда застряв в пятнице тринадцатого! — А с вами на волнах радио «Максималист» по-прежнему я, ди-джей Глеб Новосельцев. Классное утреннее настроение и классная музыка на волнах нашего самого лучшего в мире радио. Только одному мне кажутся эти первые две недели года, какими-то странными? Словно Алиса в зазеркалье мы проживаем их повторно. Это время мистики, сбывающихся предсказаний и надежд.
— Да какого…! — Взревел Шамко, врываясь на кухню, словно желая спрятаться от преследующего его ди-джея. Каждый день шёл по своей собственной колее, начинаясь всегда одинаково — с голоса Новосельцева. Он сам не заметил, как в руке его оказался нож, впившись глазами в календарь, вновь оказавшийся на стене он, едва не сломав лезвие, принялся бить его ножом, словно живое мистическое существо, ожидая увидеть потоки крови текущие по выкрашенной в светлый тон стене. Но ничего подобного не произошло, растерзанный календарь был вновь сорван, но в ведро не полетел — вытащив из духовки сковородку, Андрей сжёг в ней его дотла, смыв пепел в унитаз. От этого стало немного легче, причём настолько, что хватило сил даже на яичницу и сосиски. Опасаясь теперь сорваться вместе с лифтом в шахту, молодой человек сбежал по лестнице с девятого этажа и не глядя на свою превращающуюся в сугроб машину пошёл к остановке. Снова отъезжающий «УАЗ» следственного отдела, «Скорая», разговор с Каплиным и пустой старухин дом, пропахший гарью, тоской, одиночеством и скорой смертью. Андрей никогда не думал, что у абстрактных чувств есть запах, но сейчас сидя на опустевшей кровати, он отчётливо его ощущал, им буквально было пропитано здесь всё. И единственное, чего невольный виновник смерти женщины не мог понять, так это почему не замечал его раньше?
Сейчас прозвенит звонок, — вдруг подумал он и в следующее мгновение лежащий в кармане мобильник завибрировал, а это значило, его выход. Выход приговорённого к эшафоту. Переговорив с Выборским, он вышел из дома, успев как раз к появлению адвоката с начальником стройки. Он знал, сейчас они выйдут из подъезда и просто ждал, опасливо глядя на работающий над его головой кран. Поздоровавшись с тем и другим, он обратился к Максиму, давая адвокату пройти, то и дело, поглядывая вверх:
— Максим Сергеевич, мне очень жаль, что так произошло. Поверьте, я здесь ни, причём и даже не знаю как это вышло…
— Ты это сейчас о чём? — равнодушно скользнув по нему брезгливым взглядом, спросил застройщик, опустив глаза на лакированные носки своих ботинок. Андрей тоже с опаской взглянул вниз, боясь увидеть кровавые следы.
— Ну как, я о похоронах, о Вашей утрате, — «говорят, вы были близки с покойным», собирался сказать Шамко, но услышал, как в это время прораб крикнул кому-то:
— Вадим! Вадик! Займись сегодня благоустройством, и с детской площадкой, наконец, разберись. Хорошо? До Нового года должны были ещё сделать, — Андрей поднял глаза,… и попятился от неожиданности, увидев подходящего к ним человека раздавленного вчера упавшим поддоном. Сегодня он был живее всех живых, и ничего ровным счётом не говорило о его вчерашней преждевременной смерти. Шамко совсем забыл, что в том мире, в котором он вдруг оказался по воле ведьмы всё является совсем не тем, чем выглядит. Даже смерть.
— Забудьте. Всё о чём я только что говорил. Смерть Клавдии Ильиничны и всё остальное, — быстро заговорил Шамко, уступая дорогу идущему мимо начальнику строительства, но продолжая обалдело смотреть на воскресшего бригадира, а Андрей Юрьевич пробасил, отряхивая с ботинок, прилипший к подошве мусор:
— Неважно выглядишь, возьми сегодня выходной. Не думал, что смерть старухи так на тебе скажется.
— Спасибо, — буркнул он вслед отъезжающим автомобилям и пошёл к выходу с огороженной забором площадки. Домой так домой. Доехав до своей остановки, он стоял на светофоре, ожидая чего угодно, наученный горьким опытом прошедших дней. У машины откажут тормоза и она влетит на полной скорости в толпу людей, разверзнется проломом асфальт, спутник, сойдя с орбиты, свалится на их головы, упадёт, потеряв управление, самолёт, превращая их в кровавое желе… Андрей так живо представил себе своё лежащее на асфальте бездыханное тело, что пропустил загоревшийся зелёный; люди пошли, а он всё так же стоял на переходе, и лишь потом быстро пошёл по стёртой почти полностью «зебре», настороженно глядя на выстроившийся ряд хищно глядевших на него машин.
Вновь проделав путь по лестнице он, снова не раздеваясь, обессиленно рухнул в кресло, не представляя как выпутаться из этой передряги. О колдунах и ведьмах он ничего не знал, считая тех, кто называл себя так сегодня обычными мошенниками. Но попробовать что-то узнать было нужно, раз старуха, похоже, сегодня взяла выходной в охоте на него.
«Белый маг Святозар», прочёл он возглавлявшее список в поисковике имя. Потомственные колдуньи, ворожеи, магистр чёрной магии, доктор оккультных наук, любовные привороты и притягивающие богатство зелья, гадалки и составляющие карты к успеху астрологи. Чем дальше, клацая ссылки, он погружался в странный приправленный шарлатанством и флёром магии мир, тем больше предлагавшие свои услуги люди казались ему похожими на стоящих, у паперти нищих. Где каждый старался продемонстрировать свои увечья, вызывающие сочувствие больше, нежели ущербность «коллег». Всё это сейчас в первой четверти двадцать первого века походило на какой-то
