Пуля для бизнес-леди - Лев Корнешов

— Хорошо, что напомнил, — Олег Петрович выловил среди своих сумок одну, поставил у порога, чтобы была под рукой. — Супруге передашь наш гостинец, колбасу, сыр, консервы… Да и детишкам там кое-чего найдется. Всякие там мандарины-апельсины…

Настя растрогалась. Надо же, и про это не забыл её Олег Петрович, все продумал до мелочей. Она с интересом вслушивалась в мужской разговор, это была неизвестная ей жизнь: ружья, звери, егеря… Такая жизнь опьяняла почище водки.

— Условились, — Олег Петрович поднялся, давая понять, что обо всем договорились. — Когда выезжаем?

— В семь вас поднимут, в восемь выезд.

Максимыч допил свою рюмку, от порога посоветовал.

— Вы сейчас на «боезапасы» не налегайте, мужики. Завтра свое возьмете… Кстати, супруга моя картошку передала, лучок — на кухне.

— Сегодня уже не будем куховарить, поздно, поужинаем тем, что на столе.

Весь этот разговор Алексей молчал, не вмешивался, признавая за Олегом Петровичем право решать за двоих.

Когда Максимыч, наконец, ушел, Олег Петрович спросил Алексея:

— Как разместимся?

У этой комнаты, которая судя по планировке, была общей столовой, были две двери.

Алексей поочередно указал на них:

— Налево пойдешь, «люкс» найдешь… Направо пойдешь, тоже «люкс» найдешь… Вы налево, мы направо, или наоборот, как угодно.

— Пусть дамы решают, — сказал Олег Петрович.

— Мы с Алексеем налево, вы с Настей — направо, — проворковала Элеонора.

— Настенька, бери свою сумку, — сказал Олег Петрович. Встречаемся через десять минут для кратковременного, — он иронично улыбнулся, — товарищеского ужина. Без свечей, но с дамами…

В номере, который назывался «люксом», наверное, потому, что на полу лежала медвежья шкура, кровати были широкими, а на стенах — ковры, Олег Петрович сказал Насте:

— Переодевайся, не стесняйся, Настенька…

Она быстро разобрала свою сумку, достала спортивный костюм, надо было исхитриться, не очень заметно снять с себя теплое белье, но подумала: «и в самом деле, чего стесняться?» Разве ты не знаешь, зачем сюда приехала, в этот чудной домишко? И она неторопливо разделась, осталась в легких трусиках, все аккуратно сложила на полки в шкафу, так же аккуратно повесила на плечики одежду Олега Петровича, которую тот разбросал по стульям. Ей нравилось притрагиваться к его сорочке, галстуку, к пиджаку из толстой ткани — такие были в моде. И только после этого натянула на себя спортивный костюм, глянула в зеркало и объявила:

— Я готова.

Алексей и Элеонора уже ждали их. Элеонора переоделась в нечто, напоминавшее рубашку. Это «нечто» было сиреневым, нежным и очень коротким, выше колен.

— Я вижу, Эля уже в боевой готовности, — улыбнулся Олег Петрович.

— Алеше эта моя рубашонка очень даже нравится, — играя голосом, ответила Элеонора. Она, не смущаясь, изящно приподняла пальчиками свою «рубашонку», предоставив всем возможность полюбоваться её длинными стройными ногами и сиреневыми трусиками.

Настя почувствовала себя рядом с нею сопливой, разнесчастной золушкой.

Алексей, налил в стопки, сказал:

— Твой первый тост, командир.

Олег Петрович посмотрел на свет рюмку, сразу же откликнулся.

— За удачную охоту пить не положено. Это потом… Выпьем за нас, — он чуть повернул голову к Насте. — Мы с Алексеем старые друзья, многое уже вместе испытали, попробовали, верим друг другу без остатка. Алексей давно знает Элю…

Элеонора улыбнулась в этом месте тоста Олега Петровича и намекающе подмигнула Насте. — Мое же знакомство с нею ограничивается прошлой охотой, — продолжал Олег Петрович. — А Настя для всех нас вообще человечек новенький, свеженький, но я хочу надеяться, что вместе, — он произнес последнее слово с нажимом, — мы составим неплохую компанию. Конечно, если вы, девочки, примете наши правила игры. А какие — узнаете. Согласны?

— Я — за, — подняла рюмку Элеонора. — Если эти правила не будут для нас слишком… тяжелыми.

— На прошлой охоте они оказались для вас вполне приемлемыми и даже, смею надеяться, приятными, — поигрывая глазами, ответил ей Олег Петрович.

Элеонора небрежно повела плечиками:

— Ах, эти… Против них возражений нет.

— А у тебя, Настенька? — спросил Олег Петрович.

— Я не знаю, о чем вы говорите, Олег Петрович. Но постараюсь не разочаровать вас. — Настя и в самом деле не поняла, о чем идет речь, но наверное, о чем-то интересном и ей неизвестном.

— Настя! — грозно нахмурился Олег Петрович. — С этой минуты я для тебя — Олег… И будь добра, не смеши людей выканьем. Так как, согласна?

— Конечно… Олег.

Они наскоро поужинали и разошлись по комнатам. Настя сбросила покрывало с кровати, сняла костюм и попросила Олега:

— Погаси, пожалуйста, свет.

Она боялась, что не понравится ему, ведь у неё нет никакого опыта, есть только острое желание подчиниться. Пока он в темноте раздевался, она шептала про себя тихо-тихо: «хочу понравиться ему, хочу… хочу…» После Володи у неё был один парнишка, из её класса, которому она отдалась от тоски и ещё потому, что была весна, буйствовала сирень, и она сдала в школе последний экзамен. Парнишка был неумелым, неопытным, он её всю измял, измучил, пока, изнемогшая, она не помогла ему. Удовольствия получила немного, так, небольшое возбуждение, которое быстро прошло. Парнишка очень смущался и норовил побыстрее уйти. Потом ещё был молодой преподаватель в школе, где она работала. Но и с ним ничего хорошего не получилось, он не нравился Насте, просто подкатился к ней в те минуты, когда она изнывала от тоски. И она решила, что в сексе ничего хорошего нет, многое придумано. О Володе предпочитала не вспоминать…

Олег не стал её ласкать, целовать и гладить, как она ожидала и надеялась, он одним движением снял с неё трусики, перевернул на спину и вошел в неё с силой, грубо. Он был — она это потом поняла — настоящим мужиком, без сантиментов и телячьих нежностей, привыкшим брать, не спрашивая на то разрешения. Настя застонала от неожиданности, и…

Что было дальше, она не очень помнила, ей казалось, что по ней прокатился каток, и этого она не сможет выдержать. Но внезапно ей стало легко, она будто воспарила над землей и взмолилась:

— Еще… Еще…

Почувствовав, что Олег приостановился, чуть замер, она зашептала пересохшими губами:

— Не сдерживай себя, миленький мой….

Ей вспомнилась, как видение уплывшего прошлого, женщина на берегу озера с её иступленными стонами, и ей страстно захотелось, чтобы Олег ей сказал что-нибудь грубое, как тот парень. Словно бы угадав, чего она хочет, Олег потребовал:

— Дай, сучка! Глубже!.. До конца!..

И она счастливо ответила:

— Возьми!

Когда она потом, после всего, тихо-тихо лежала рядом с уснувшим Олегом, она поняла, что только теперь стала женщиной. Все, что было с Володей, не зацепило, не запало ей в душу. И женщиной становятся не тогда, когда на тебя впервые наваливается какой-то мужичок, воспользовавшийся обстоятельствами и настроением.

Теперь она это точно знала. Но если бы её сейчас спросили, любит ли она Олега, настя затрудниалсь бы с ответом. А вот что она влюбилась в него — это точно.

Сладкое похмелье

На следующий день Настя проснулась от того, что из соседней комнаты, служившей столовой, доносился звон чашек, бутылок, тарелок. Олега не было, и угол, в котором были поставлены с вечера ружье и положены тулуп, валенки, меховой комбинезон и прочая охотничья амуниция, опустел, казался обобранным.

Настя набросила спортивный костюмчик — халат взять не сообразила — и высунулась из своей комнаты. Элеонора поставила на стол огромный таз с горячей водой и мыла в нем посуду. Батарея пустых бутылок, составленных у входа, зримо напоминала о вечерней «баталии».

— Просыпайся, соня, — бодро приказала Элеонора. — Порядок наведем и сядем кофейку попить.

Настя брезгливо глянула на объедки, которые Элеонора сваливала в бумажный мешок.

— Но-но! — прикрикнула на неё Элеонора. — Убираться — это наша, бабья работа. Головка бо-бо?

Настя кивнула. В голове был неясный шум, чувствовала она себя усталой и разбитой.

Элеонора налила ей полрюмки коньяка:

— Опрокинь, станет легче.

Настя с трудом осилила коньяк и ей действительно стало легче. Она вроде бы возродилась, жизнь снова приобрела краски: через окна пробивалось яркое солнце и в оттаявших в хорошо натопленном доме оконных стеклах виден был белый искрящийся снег.

— Не так люблю пить, как похмеляться, — улыбнулась, глядя на неё Элеонора, — чувствуешь, как забегала кровь по венам, все жилки затрепетали?

— Угу, — пролепетала Настя, прожевывая ломтик лимона. Ей и в самом деле стало лучше, отступила тошнота, руки освободились от сковывавшей их тяжести.