Акула - Андрей Кивинов

– А неизвестный мужчина? – Воробьев улыбнулся, как обычно – одной половиной лица, продолжая буравить опера неподвижным жестким взглядом. – Тот, который был первым и личность которого вы до сих пор не установили? Где гарантия, что у него, что в его прошлом нет, как вы выражаетесь, таинственного следа?

«Здравый смысл – лучшая гарантия», – подумал Сергей, но вслух этого говорить, конечно, не стал, кивнул с серьезным видом:

– Да, конечно, мы уделим больше внимания этой возможности.

– Насколько мне известно, бомжи всегда охотно идут на контакт, – продолжил Воробьев. – Конечно, когда с ними говорят по-человечески. Если убили кого-то из них, они молчать не станут.

– Пока что молчат…

Прокурор осмотрел Сергея критически, словно хотел сказать: «Если бы спрашивал я – они бы сказали все». Волгин в этом сомневался: следователем Воробьев проработал недолго, зато года с девяностого кочевал в городской прокуратуре из одного отдела по надзору в другой, пока, благодаря близости к кому-то из руководящих чиновников, не получил «под себя» район.

– Совместного плана работы нет… Мероприятия намечены формальные, да и те не выполняются… – Воробьев быстро пролистал коричневые ОПД. .я

За подчиненного вступился Катышев. Может" действительно хотел защитить, а может, просто надоело молчать:

– Фактически, Волгин работает один. Как вы знаете, наша группа по раскрытию убийств до сих пор неукомплектована. Конечно, опера из отделения помогают, как могут но…

– Ваши кадровые проблемы меня не касаются, – отгородился прокурор, разглядывая фотоснимки в ОПД голубого цвета. – Сколько себя помню – все время слышу про ваш некомплект. За это время уже можно было бы что-то придумать! Каждый год академия выпускает несколько сотен подготовленных специалистов…

– Человека без практики на эту линию не поставишь, – вздохнул Катышев. – Но мы пытаемся найти решение…

– Вот здесь, в плане, написано: «Силами оперсостава периодически проводить патрулирование в районе места происшествия…» Проводилось хоть раз?

– Неоднократно. Выделить милицейский пост на эту территорию мы не можем, в батальоне людей не хватает, но когда есть возможность, постоянно инструктируем личный состав… Мои оперативники ходили, по несколько часов отдежурили – но ведь постоянно там стоять не будешь, да и место больно неудобное, с нескольких точек просматривается как на ладони. Такие засады хороши, когда есть информация, у нас же – ничего, кроме догадок…

– Да, с конструктивными предложениями, я чувствую, беда. – На внутренних сторонах обложек ОПД Воробьев написал: «т. Волгин, прошу немедленно активизировать работу…», закрыл их и похлопал линейкой по голубым корочкам: – Единственное толковое дело! А в этих двух, вы уж меня, Сергей Сергеич, извините, просто конь не валялся! Не ОПД, а ксерокопии уголовного дела. Что запишем в протокол совещания? Тщательно изучить личности всех потерпевших, запросить другие районы об аналогичных преступлениях… Тотальный опрос всех бомжей. Поторопить экспертов с трассологической экспертизой по следам – если их заключение будет положительным, станем решать вопрос об объединении дел в одно производство, а пока таких оснований у нас нет… Что еще?

– Спортсмены…– задумчиво сказал Катышев и замолчал, глядя на присутствующих так, словно они должны были догадаться, кого он имеет в виду.

Волгин, впрочем, догадался, но раскрывать карты начальника не стал.

– Что – «спортсмены»? – спросил Воробьев, металлической линейкой измеряя поля на документах в уголовном деле.

– В девяносто восьмом году объявилась у нас шайка уродов. Каратисты из какой-то полуподпольной секции, я запамятовал название, лет по шестнадцать-семнадцать, на прохожих взялись приемы отрабатывать. До мокрух тогда, правда, дело не дошло, но покуролесили они крепко!

– Их задержали?

– Да, – Катышев ухмыльнулся и посмотрел на свой кулак. – Решили они как-то раз мента обидеть и со всего района выбрали самого беззащитного. Я тогда после суточного дежурства шел, уставший как собака! Но ничего, отбился, даже пистолет доставать не пришлось. Ваш предшественник, Василий Данилыч, на меня тогда чуть дело не возбудил – у одного из недоносков папаша важной шишкой оказался…

– Они уже освободились?

– Да их никто и не сажал, отделались условными сроками. Нет, в том, что это они снова нарисовались, я сомневаюсь. Думаю, проучил я их тогда основательно, да и времени сколько прошло… Но другие вполне могли в такую тему вписаться. Шарашкиных контор, в которых учат кулаками махать, в нашем районе – как грязи. Даже странно, если никто из них не догадался таким образом свои навыки проверять.

– Что ж, идея хорошая. Запишем это в протокол, как отдельную версию. Ты, Константин-прокурор взглянул на Поперечного, – направь необходимые запросы. В РОНО, в спорткомитет… Как он там правильно называется? Короче, разберешься. И еще, Константин: почему у тебя в деле на документах поля разного размера? Ты разве не знаешь, что они должны быть ровно три сантиметра, а не три с половиной или два и восемь, как у тебя?

Слегка удивленный Поперечный хотел защититься:

– Так ведь, Владимир Дмитриевич, когда бумагу в принтер закладываешь – всегда неровно выходит. Как там угадать? – но прокурор его возражений не принял:.

– Не можешь пользоваться компьютером – печатай на машинке! Я пятнадцать лет на ней печатал…

Воробьев помолчал, припоминая что-то не менее важное, чем требования по оформлению деловых бумаг, и, вспомнив, закрыл совещание:

– Волгину нужно обязательно подобрать напарника. Хотя бы на время. Вы что, Анатолий Васильевич, не можете найти одного, пусть самого завалящего, оперативника?

– Найдем, – ответил Катышев, – одного – найдем.

«Да что они все, с ума посходили?» – думал Волгин, глядя мимо собеседницы в окно.

Женщина, которая звонила в 13-е отделение с сообщением об исчезновении мужа, наконец-то добралась до милиции. Сомнения исчезли после пяти минут разговора: вчерашний пострадавший деиствительно ее супруг.

– Вы меня не слушаете? – насторожилась она.

– Слушаю очень внимательно. Вы только что сказали, что на контрольный пакет акций вашей фирмы претендует некая криминальная структура, что борьба за передел собственности в самом разгаре и что убийство вашего мужа – это своего рода предупреждение со стороны бандитов. Я вас правильно понял?

– Да, – веско сказала госпожа Бондарева.

– Извините, – в разговор вклинился Дима Кузенков, вернувшийся в кабинет из дежурной части. – Серега, можно тебя на минуту?

Они вышли в коридор.

– Пришла телефонограмма из «трешки». Бондарев умер…

4. Поездка за город

До колхоза «Советский» добрались достаточно быстро – сперва по шоссе, потом несколько километров по укатанной грунтовке, на которой машину трясло куда меньше, чем на асфальте федеральной трассы. Дома центральной усадьбы появились как-то неожиданно. Только что по обе стороны дороги тянулся скучный, однообразный лес, мелькнуло озеро, на которое Акулов засмотрелся, разграбленные корпуса молочной фермы, испохабленная надписями автобусная остановка – и вдруг машина оказалась на улице поселка, где под слоем песка угадывались остатки гудрона.

Некогда колхоз считался богатым, но в последние годы, как водится, захирел. Дома стояли заколоченными, на огородах – ни души, молчали собаки, и только вдалеке, на уходящем за горизонт поле, тарахтел одинокий трактор да кружилась над перелеском стая ворон.

– Печальное зрелище, – вздохнул Акулов. – А ведь когда-то, в школе, нас сюда гоняли морковь убирать.

Дом Кости Сидорова Андрей узнал сразу, по описанию. Смотрелся он не более презентабельно, чем соседние строения, но был, по крайней мере,обжитым.

– Тормози. И подожди меня, пожалуйста, в машине. Может, нам тут совсем и не рады.

– Ты что, Андрей? Какая мать прогонит человека, который пришел от ее сына, из тюрьмы?

Акулов промолчал.

Дом был открыт, и Андрей пошел по дорожке от калитки к крыльцу, опасливо поглядывая на собачью будку, но обошлось, никто его не облаял и не покусал.

– Можно? – Акулов прошел через сени и постучал по двери, которая вела в жилые помещения.

– Входите.

Валентина Ивановна сидела за столом. Видимо, в окно заметила машину и теперь ожидала гостей, догадавшись, с чем они пожаловали:

– Вы от Кости?

– Да…

– Он меня предупреждал, я была вчера на свидании.

Акулову стало неловко: его освободили три дня назад, но только сейчас он выбрал время приехать к матери сокамерника.

– У меня нет никакого письма… ничего. Видите ли, мы не ожидали, что меня отпустят. – Акулов не стал говорить, что вынести послание из тюрьмы он вряд ли бы смог, слишком придирчиво обыскивали конвоиры при перевозке в райсуд.

– Костя предупреждал. Вас оправдали?