На холодном фронте - Константин Коничев

— Сволочь, гаубицу пустил.

— Наши-то чего заглохли? Пукнут раз-два и молчат.

Опять где-то вблизи треснул снаряд. Напротив в избе звякнули стекла. Я инстинктивно дернулся за простенок. «Что это трусость или осторожность?» — спросил я сам себя и не знал, что ответить. С улицы опять донеслись голоса;

— Пойдем-ка, брат, по обочине. В случае чего, хоть в канаву сунемся. Пожалуй, накрыть может, в вилку берет.

— А я видел намедни, как наши зенитчики ихнего «мессера» распластали. Здорово получилось! В блин! Один-то успел с парашютом выпрыгнуть, захватили живьем. Из другого месиво получилось.

Бойцы в комнате проснулись, приподнялись с полу и лавок.

— Гадюка, сыпет и сыпет, хоть бы трошки заснуть дал.

— Опять беспокойная ночь, — зевая и свертывая цыгарку, проговорил очнувшийся Клунев. — А вы так и не ложились? — спросил он.

— Нет.

— Привыкнете. Ничего, сон свое возьмет. Сходите на улицу, проветритесь, крепче тогда уснете, — предложил Клунев, — только далеко не отлучайтесь.

Надев шинель и взяв винтовку из пирамиды, я вышел подышать свежим воздухом.

В темных переулках суетились связисты, стояли наготове санитары. Поскрипывали колеса повозок, вздрагивали заведенные моторы автомашин. Обстрел пока прекратился. Пройдя вдоль деревни, я спустился вниз с угорья к мосту, там, за бурливым ручьем, на холме начиналась другая, смежная деревушка. Она была темна и от безлюдья молчалива. В одной из избенок предательски светился огонек, резко просачивавшийся сквозь прозрачную маскировку. Я пошел на огонек.

В избе под самым потолком ярко светилась лампа. В углу за столом в этот неурочный, поздний час сидела девушка, накинув на плечи большой теплый платок. Она угрюмо и рассеянно взглянула на меня и взялась за книгу.

— Гражданка, у вас маскировка не в порядке. Вот это окно сильно просвечивает…

Скрипнули полати, и меня поддержал раздавшийся сверху грубоватый женский голос:

— Нюрка, ты чего, дьявол беззаботная, не спишь и не блюдешь маскировку…

Девушка захлопнула книгу, нервно сдернула с плеч платок и приткнула его двумя гвоздями к верхнему косячку.

— Ну, вот, давно бы так. Вы кто такие будете?

Девушка вместо ответа раскрыла книгу и, насупившись сделала вид, что погрузилась в чтение. Голос с полатей ответил за нее:

— Мы-то здешние, а она приезжая. По земельной части, окопы рыли…

Я не стал больше расспрашивать, вышел на улицу и снова с угорья спустился к мосту. Позади во мраке ночи чуть заметно выделялись силуэты мужицких изб. Они были видны только из низины; издали же казались чуть заметными бугорками, плотно прижавшимися к родной земле.

Почти всю ночь в этой непривычной обстановке я провел без сна. Утром два бойца привели девушку. Они задержали ее на рассвете при попытке перейти на сторону противника. Я сразу узнал ее. Это была ночная любительница чтения. Наши взгляды встретились. Она опустила глаза.

— Ваша фамилия? — отрывисто спросил Клунев.

— Демина.

— Позвольте, вы дочь приехавшего с поселения кулака?

— Хотя бы… — лениво ответила девушка.

— Так, так, — задумчиво промычал Клунев, — отведите ее, товарищи, в соседний дом к военному следователю Горелику.

…Днем, закрывшись в горнице, Клунев через переводчицу допрашивал пленного обер-ефрейтора Иоганна Гайслера.

Молодой, белобрысый, с полуоткрытым ртом немец, оказавшись в плену, делал вид, что он стал, наконец, кое-что понимать.

На все вопросы он отвечал сразу, с готовностью.

Внешне он походил скорей на общипанного индюка, нежели на обер-ефрейтора, награжденного Железным крестом второй степени. Нетрудно было догадаться, что этот крест он получил не зря. Неизвестно, какие он произвел разрушения на нашей земле и сколько жертв числилось в его послужном списке, — но они были.

Во время допроса дверь в горницу распахнулась, и в сопровождении адъютанта вошел генерал Грозов.

Присутствующие встали. Клунев отрапортовал:

— Разрешите доложить, товарищ генерал-майор, допрашиваем фрица…

— Уведите его, — кивнул генерал в сторону пленника.

Выглядел Грозов утомленным, но в разговоре и движениях не терял живости. На вид ему было лет пятьдесят. На нем была обычная солдатская шинель с петлицами; обыкновенная, хлопчатобумажная пилотка, немного помятая; высокие, видавшие грязь, сапоги.

Поговорив о разных неотложных делах, касавшихся Клунева, Грозов вкратце познакомил нас с обстановкой на здешнем участке фронта.

— Можно сказать безошибочно: план Маннергейма — соединиться с немцами в районе Тихвина и таким путем окончательно блокировать Ленинград, — план этот не прошел и не пройдет. Мы здесь сумеем задержать противника, если он еще и попытается итти в наступление. Одновременно будем вести тщательную подготовку с расчетом на длительную оборону. Правда, отдельные незначительные группы финских автоматчиков кое-где еще просачиваются в районе Подпорожья. Но эти недоразумения продлятся еще день — два, так между нами говоря, сюда подходит полнокровная стрелковая дивизия. И тогда все будет закрыто, безопасность обеспечена.

— А когда мы будем наступать? — спросил Клунев.

— При двух условиях, — усмехнулся в ответ генерал, — когда будем готовы к наступлению и когда прикажут перейти в наступление. А готовиться будем, и бить будем наверняка. Кстати могу порадовать: сегодня к нам в соединение прибыл «Дуглас», груженный автоматами. Глядишь, ребятам веселей будет…

5. В тыл врага

— Соглашайся работать моим заместителем! — обратился однажды ко мне Клунев. — Зачем тебе возвращаться в Архангельск.

— Как это так? — возразил я. — Ведь я же тут в командировке, обязан вернуться, доложить.

Клунев слушал меня с улыбкой и, как мне показалось, расценил мои соображения по-своему: — «А не трусишь ли ты, батенька мой? Мы за три месяца столько горя хлебнули! Это не то, что по командировкам ездить…» Повидимому, он решил проверить свое мнение.

— Завтра ребята из разведроты совместно с партизанским отрядом пойдут, обходом километров на двадцать в тыл врага. Хотят испробовать полученные автоматы. Тебе бы не вредно с отрядом прогуляться!.. — неожиданно сказал он с лукавой усмешкой.

— Надолго уходят?

— Нет, всего только на двое-трое суток.

— Хорошо, пусть меня включат, схожу, — согласился я.

— А если убьют? — засмеялся Клунев.

— Только однажды, а больше я им не позволю, — отшутился я и добавил серьезно: — Если это случится, то извести мое начальство, вот и все…

…Меньше чем через сутки отряд старшего лейтенанта Логинова выступил в путь. Шли мы дальним обходом через открытый левый фланг. Под ногами хрустел тонкий слой снега. Ночь была светлая, лунная. Наш отряд состоял из десяти красноармейцев разведчиков и пятнадцати коммунистов партизанского отряда.

Все были молчаливы и сосредоточены.

Шли мы долго. Не буду описывать, как мы совершали этот далекий переход. Он показался мне бесконечным.

Наконец, старший лейтенант Логинов остановился. По его сигналу мы встали около него полукругом. Логинов был коми по национальности, настоящий охотник по профессии, скупой на слова, но упорный и настойчивый человек. Он сказал:

— Судя по времени и по месту, мы вышли в район расположения вражеских тылов. Здесь где-то должны быть землянки фрицев. Немцы здесь воюют против нас руками финнов. Где опасно — туда суют финнов, а сами отсиживаются в тылах. Нам надо их обнаружить и нанести внезапный удар. Такова задача. Приготовьтесь!.. За мной!…

Отряд снова двинулся вперед. Шли осторожно, медленно, прислушиваясь. Но пока ничего не было слышно, кроме собственного дыхания и тихого поскрипывания мерзлого снега под ногами. Прошли еще два километра. И опять остановился Логинов и сделал знак рукой, чтобы все остальные застыли на месте. Он понюхал морозный воздух. Легкий ветерок откуда-то доносил еле уловимый запах дыма.

— Тихо! За мной! — и он, согнувшись, скользнул вперед. Мы вышли на просеку. Впереди из-под валежника, занесенного снегом, просачивались в нескольких местах струйки дыма. Кое-где сквозь плохо замаскированные стекла чуть заметно просвечивал огонек. А в одном месте из-под земли слышался говор, смех и звуки губной гармошки.

— Стойте! Действовать нужно так. — быстро, отрывисто и четко начал говорить Логинов. — Тут всего десять землянок, часового не видно. Стало быть, фрицы уверены в безопасности. Десять бойцов из разведывательной роты с гранатами наготове пойдут за мной и каждый по одной, по две гранаты бросит в землянки. Старайтесь подойти ближе и бросать наверняка; в окна, в раскрытые двери, даже в трубы. Затем сразу же все мы отходим к той опушке и развертываемся, чтобы отрезать путь отступления фрицам, если они попытаются бежать или обороняться. Ваша задача, товарищи партизаны остаться здесь и, как только мы отбежим в сторону к опушке, открыть автоматный огонь по переполошенным немцам. Вот так… Ясно?