Дворец из песка - Анастасия Дробина

Открылась дверь, и в комнату снова вошла цыганка. Она была нагружена керамическим блюдом с пирогом, явно домашним, тарелочками с сыром и колбасой, плетеной корзиночкой с хлебом. За ней вошла Александра, несущая чайник: как и предполагалось, не банальный электрический, а старый, эмалированный, с черным отбитым пятном у донышка. К травяному запаху примешался сладкий запах корицы и яблок.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич! – весело поздоровалась Александра. – Вы любите шарлотку? Милка ее делает, как никто. Вообще вы не представляете, как она готовит! И, между прочим, на семью в двадцать человек! Мне так никогда не суметь… О, я же вас не познакомила! Прошу любить и жаловать, Камила Николаевна Туманова, артистка, певица, моя… сестра.

Милка улыбнулась, не поднимая глаз и продолжая разливать чай. Буров машинально следил за ее руками: смуглыми, сухими, с сизыми, сильно выступающими прожилками, с несколькими довольно дорогими кольцами на пальцах, из которых выделялись два особенно больших: с ярко-красным рубином овальной огранки и квадратным изумрудом, размерами напоминающим подделку. Буров заметил, что ему она налила простой черный, а себе и Александре – из отдельного чайничка, с мягким золотистым оттенком и ни на что не похожим запахом.

– Простите, а… что это за чай у вас? Мне такого нельзя?

– Отчего же, пожалуйста. Я не предложила, потому что не все любят чай на травах. Попробуйте.

Милка мгновенно заменила чашку, придвинула блюдечко с медом, посоветовала:

– С медом лучше, чем с сахаром! – И, обернувшись в сторону кухни, вдруг завопила так пронзительно, что Буров уронил ложечку: – Эй, бандитская морда, чай будешь?!

– Спасибо, дорогая, потом… – гортанно ответил с кухни голос Абрека.

– Ты его покорми лучше, он с утра голодный, – велела Погрязова. Посмотрев на ошеломленное лицо Бурова, чуть усмехнулась: – Привыкайте. Милка тихо разговаривать не умеет. Ну, что ты орешь, бестолковая, детей перебудишь…

– Пушкой их сейчас не поднимешь! – огрызнулась та, поднимая ложечку и заменяя ее новой.

Буров надеялся, что она уйдет, но цыганка села за стол, придвинула к себе чашку и заболтала в ней ложкой. Буров посмотрел на Александру, но та молча пила чай. Буров тоже пригубил. На вкус оказалось очень свежо, терпко и в то же время сладко. Откусил шарлотку – действительно, великолепно.

– Итак, что вас интересует, Владимир Алексеевич?

С минуту Буров молчал. Затем медленно выговорил:

– Не знаю. Не знаю, какими словами я могу вас благодарить, но…

– Какая благодарность, Владимир Алексеевич? – перебила его Погрязова. – У нас с вами, если помните, заключена сделка. Маша встает – вы печатаете мое интервью.

– Все, что вы хотите, – не задумываясь сказал Буров. Еще ночью он решил, что напечатает все откровения этой женщины – и пусть его потом сажают за клевету, расстреливают из-за угла, высылают в Сибирь и вообще делают что хотят. Одного он не мог понять – зачем ей это нужно.

– Как вам удобно? – спросил он. – Классическое интервью, я задаю вопросы – вы отвечаете?

– Вы профессионал – вам и решать, – пожала плечами Александра. – Вас, я полагаю, интересует Шкипер?

Бурова Шкипер не интересовал. Хотя, конечно, ему хотелось узнать, что эта женщина могла в нем найти. Да, один из основоположников русской мафии; да, очень богатый человек; да, легенда уголовного мира… И все же, если отбросить этот романтический флер, – обычный бандит. Всю неделю Буров висел в Интернете, собирая информацию о Павле Соколове. Он нашел даже его фотографию в архиве собственного журнала и долго рассматривал лицо Шкипера – с высокими резкими скулами и очень светлыми глазами, которые пугающе смотрелись на темной физиономии. На момент смерти ему было сорок два года, но даже на этом фото волосы его оказались почти сплошь седыми. Красив? Нет, скорее, наоборот. Но что у них могло быть общего, у Шкипера – и такой женщины?

Буров вытащил из кармана диктофон. Поставил на стол.

– Вам не будет это мешать?

– Нисколько. – Погрязова поставила чашку на стол, взглянула на Милку, и та тут же поднялась и вышла; Буров не успел заметить, какое у нее при этом было выражение лица.

– Как вы познакомились со Шкипером, Александра Николаевна? Сколько лет вы его знали?

– Семнадцать.

– Как? – растерялся Буров – Но… простите… Сколько же вам лет? Я был уверен, что вам… самое большое тридцать.

– Тридцать один. А с Пашкой я познакомилась в тринадцать. И не делайте такое лицо, это было совсем не то, что вы подумали. Ему-то уже было двадцать пять, и его интересовали взрослые женщины. Если бы не его отец, мы бы вообще никогда не познакомились.

– У Шкипера был отец?.. – прозвучавший вопрос был довольно глупым, и Буров сразу понял это, но во всех интернетовских статьях не было ни слова о родителях Шкипера. – Простите… Я, конечно, понимаю, что он не от святого духа родился, но…

– Да уж, Федор святым не был… – задумчиво подтвердила Александра. – Его отцом был Федор Кардинал. Вы о нем слышали наверняка.

– Вор в законе? Пахан? Тот самый, про которого еще снимали недавно документальный фильм?

– Да. Хотя фильм получился ужасный… Федор с моим дедом играл в покер по пятницам.

– Но каким же образом… Ведь ваш дед был одним из ведущих русских хирургов? Иван Степанович Погрязов! – блеснул Буров новообретенными знаниями. Он ждал удивленного вопроса, но Погрязова лишь кивнула.

– Они с Федором познакомились на зоне. И всю жизнь поддерживали… м-м… дружеские отношения. Не знаю почему. Степаныч мне об этом никогда не рассказывал. Но Федора я с младенчества знала. Он меня и в покер в четыре года научил играть, дед, помню, очень возмущался…

– А ваша бабушка – цыганка? – кивнул на портрет Буров.

– Еврейка. Ревекка Симоновна.

– А… цыгане? Разве вы не… – растерялся Буров. – Вы сказали, что Милка… Камила Николаевна – ваша сестра?

– С цыганами я всю жизнь. Они наши соседи, меня Милкина мать грудью до двух лет кормила и воспитывала со своими дочерьми. У меня же родных, кроме деда, никого не было. А в шестнадцать лет я пошла вместе с ними работать в ресторан. Вот и все.

– Стало быть, Федор привел своего сына в ваш дом?

– Нет. Это вышло почти случайно. Он, как я знаю, сыном вообще не занимался и на его матери никогда не был женат. Просто Пашка с друзьями тогда вляпался в какую-то очень скверную историю, его искали по всей Москве, их надо было спрятать. Федор попросил деда, мой Степаныч отказался сначала, он не хотел впутываться ни в какие темные дела, но… на следующий день у Федора случился инфаркт и он умер. Его последняя просьба была – помочь скрыться сыну. Мой дед был просто вынужден… как долг памяти… Он придавал большое значение таким вещам, и… В общем, я поехала вместе с ними в Крутичи, это деревня под Калугой, совсем глухие места, там у деда жила… одна знакомая. Ребята просидели у нее до весны, потом уехали. Вот… так и познакомились. В следующий раз мы с Пашкой увиделись уже через пять лет, в ресторане. Я там танцевала, он с братвой сидел… – Она вдруг вздохнула. – Не узнай он меня случайно – разошлись бы, как в море корабли. И не было бы ничего.