Двести лет вместе. Часть первая - Александр Солженицын

Это была та самая религиозная нетерпимость, которая сотрясала Европу несколько веков подряд. В образе мыслей того времени в нём не заключалась никакая особо-русская или исключительно к евреям враждебность. Внутри христиан религиозная нетерпимость проводилась никак не с меньшей жестокостью, – как и в самой России железо-огненное преследование старообрядцев, то есть и вовсе же единоверцев, православных.

Этому указу Елизаветы «была придана широкая огласка. Однако тотчас же были сделаны попытки склонить государыню к уступке». Войсковая канцелярия доносила из Малороссии в Сенат, что вот уже выслано 140 человек, но «запрещение евреям привозить товары повлечёт за собою уменьшение государственных доходов»[74]. И Сенат подал доклад императрице, что «от прошлогоднего указа о недопущении Жидов в империю торговля как в Малороссии, так и в Остзейских областях потерпела большой ущерб, а вместе с тем потерпит и казна от уменьшения пошлин». Императрица положила в ответ резолюцию: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли»[75].

Гессен заключает, что, таким образом, «Россия осталась при Елизавете без евреев»[76]. Еврейский же историк С. Дубнов сообщает, что при Елизавете, как «подсчитал один историк-современник… к 1753 году из России было изгнано 35 000 евреев»[77]. Цифра очень уж разнится от неисполненного распоряжения Анны Иоанновны только что, за 3 года перед тем, – выслать со всей Украины около 600 евреев, и от донесения Сената Елизавете, как о существенной, высылке 142 евреев[78]. В. И. Тельников высказывает[79] догадку, что историка-современника того деяния не было, а тем «историком-современником», которого, ни его труда, Дубнов почему-то не назвал точнее, был Э. Геррман, опубликовавший эту цифру вовсе не привременно, а спустя ровно сто лет, в 1853, и опять-таки безо всякой ссылки на источники, да ещё со странным прибавлением, что «евреям было приказано покинуть страну под страхом смертной казни»[80], выказывающим незнакомство историка (того и другого) даже с тем, что именно Елизавета при всхождении на трон отменила всякую смертную казнь в России (и опять-таки – из чувства религиозного). При том Тельников отмечает, что крупнейший еврейский историк Генрих Грец (Graetz) ничего не пишет об исполнении этих указов Елизаветы. Сравним, что и по Г. Слиозбергу в царствование Елизаветы лишь «делались попытки к выселению евреев из Украины»[81].

Скорей надо признать вероятным, что, встретив многочисленные сопротивления и у евреев, и у помещиков, и в государственном аппарате, указ Елизаветы так же остался неисполненным или мало исполненным, как и предыдущие подобные.

Да и при самой Елизавете на видных постах служили евреи. Был возвращён к государственным делам и «осыпан царскими милостями» дипломат Исаак Веселовский, – и он тоже присоединялся к ходатайствам канцлера А. Бестужева-Рюмина о неизгнании евреев. (Позже он преподавал русский язык наследнику, будущему Петру III; а брат его Фёдор к концу царствования Елизаветы стал куратором Московского университета)[82]. Стоит отметить ещё и возвышение саксонского купца Грюнштейна, лютеранина, принявшего православие после неудачной торговли с Персией и плена там. Он поступил в Преображенский полк, был среди деятельных участников елизаветинского переворота, получил в награду звание адъютанта, потомственное дворянство и, ни много ни мало, – 927 душ крепостных. (Как же разбрасывались этими душами и наиправо-славнейшие цари!) Однако в дальнейшем «успех дела отуманил голову Грюнштейна». Он то грозил убить генерального прокурора, то на ночной дороге разнёс и избил родственника (не зная того) фаворита Алексея Разумовского. «Забойство» на дороге уже не сошло ему с рук, и он был сослан в Устюг[83].

Пётр III за свои полгода царствования не успел никак проявиться в еврейском вопросе. (Хотя, может быть, оставался у него на сердце рубец от некоего «Жид[а] Мусафи[и], посредством которого делались займы» в юность Петра в Голштинии, приведшие голштинскую казну в разорение, и который «скрылся, как скоро было объявлено о совершеннолетии великого князя»[84].

Но так произошло (и было ли это случайно?), что при первом же появлении в Сенате только что воцарившейся Екатерины II – там на очереди стоял вопрос о дозволении евреям въезжать в Россию. (И большинство Сената уже склонилось именно к тому.) Сама Екатерина, явно оправдываясь перед европейским мнением, оставила запись, как это происходило. Ей тут же один из сенаторов прочёл к сведению отрешительную резолюцию Елизаветы. Екатерина вполне сочувствовала проекту о допуске евреев, но ещё шатко себя чувствовала после переворота и настаивала же на своём православном неофитстве. «Начать царствование указом о свободном въезде евреев было бы плохим средством к успокоению умов; признать же свободный въезд евреев вредным было невозможно»[85]. Екатерина повелела отложить рассмотрение проекта. И ещё через несколько месяцев в манифесте о дозволении иностранцам селиться в России оговорила: «кроме Жидов». (Десятью годами позже объяснила Дидро: вопрос о евреях был поднят тогда некстати.)[86]

Однако – момент был почувствован верно, евреи из-за границы настойчиво хлопотали о допуске их в Россию и были поддержаны ходатайствами из самого Петербурга, из Риги, из Малороссии: что местная торговля «тем не мало подкрепляемая была, что как всему прочему иностранному купечеству, так и Жидам свободное в Малой России торгов отправление дозволяемо было»[87].

Вполне склонясь к этим ходатайствам, но всё ещё опасаясь за свою православную репутацию, императрица была вынуждена… прибегнуть к конспирации! Она придумала, в обход своих же законов, поручить нескольким еврейским купцам колонизацию недавно завоёванной и всё ещё пустынной Новороссии, а сосредоточить руководство делом в Риге, однако тщательно скрывая их национальность, во всех документах называть этих евреев «новороссийскими купцами». На самом же деле приглашённые евреи, осевши в Риге, «занимались здесь своим обычным торговым промыслом». Кроме того и действительно «Екатерина пользовалась каждым случаем, чтобы водворить евреев в Новороссию, лишь бы это не сопровождалось чрезмерной официальной оглаской», принимала туда евреев из Литвы, Польши, из числа турецких пленных и беженцев от гайдамаков[88].

А тем временем подошёл 1772 год, первый раздел Польши, в который Россия возвратила себе Белоруссию – и с массовым 100-тысячным еврейским населением. От этого года надо датировать первое значительное историческое скрещение еврейской и русской судьбы.

Въезд евреев в польские земли стал более заметен с XI века; князья, затем короли брали под своё покровительство «всяких деятельных предприимчивых выходцев» из Западной Европы. Евреи брались под королевскую защиту и получали привилегии не раз (в XIII в. от Болеслава Благочестивого, в XIV от Казимира Великого, в XVI от Сигизмунда I и от Стефана Батория), хотя это иногда перемежалось с притеснениями (в XV при Владиславе Ягелло и при Александре Казимировиче, в том веке было и два еврейских погрома в Кракове). В XVI веке в ряде польских городов было введено гетто, отчасти и для безопасности самих евреев. Постоянную враждебность еврейство испытывало от католического духовенства. Но общий баланс жизни в Польше был, очевидно, евреям благоприятен, ибо «в первой половине 16-го века еврейское население в Польше значительно возросло благодаря иммиграции». Теперь евреи «приняли широкое участие в сельском хозяйстве помещиков, развив занятия арендою… между прочим, винных промыслов»[89].

Поскольку остатки Киевского княжества после разорения татарами вошли с XIV в. в Литовское княжество, затем стало быть и в объединённое Польско-литовское государство, – «из Подолии и Волыни евреи стали медленно проникать и на Украину» – Киевщину, Полтавщину и Черниговщину. Этот процесс ускорился, когда по Люблинской унии (1569) обширная часть Украины перешла непосредственно к Польше. Основное население там было – православное крестьянство, долго имевшее вольности и свободное от податей. Теперь началась интенсивная колонизация Украины польскою шляхтой, и при содействии евреев. «Казаков прикрепили к земле и обязали к барщине и даням… Католики-помещики обременяли православных хлопов разнообразными налогами и повинностями, и в этой эксплуатации на долю евреев выпала печальная роль», они «брали у панов на откуп «пропинацию», то есть право выделки и продажи водки», и другие отрасли хозяйства. «Арендатор-еврей, становясь на место пана, получал, – конечно, лишь в известной мере, – ту власть над крестьянином, которая принадлежала землевладельцу, и так как еврей-арендатор… старался извлечь из крестьянина возможно больший доход, то злоба крестьянина… направлялась и на католика-пана, и на еврея-арендатора. И вот почему, когда в 1648 г. разразилось страшное восстание казаков под предводительством Хмельницкого, евреи, наравне с поляками, пали жертвой», погибли десятки тысяч евреев[90].