Ответственность за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей - Александр Агафонов

Для обоснования возникновения уголовной ответственности за подобного рода правонарушения обратимся к историческому опыту.

Глава 2. История развития и современное состояние нормативно-правовой базы ряда зарубежных государств об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей

§ 1. Краткий анализ развития нормативно-правовой базы ряда зарубежных государств об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей

История развития законодательства позволяет проследить особенности возникновения правовой, и в частности уголовной ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей в разных странах с учетом национальных традиций, а также особенностей развития общей преступности.

Как справедливо отмечает А. М. Яковлев, «для того чтобы выявить определенные устойчивые характеристики какого-либо процесса, необходимо, во-первых, наличие достаточного количества отдельных актов, из которых складывается данный процесс, и, во-вторых, он должен быть рассмотрен за достаточно длительный период»[35].

Как в прошлом, так и в настоящее время имелись вполне достаточные основания для принятия государством мер социальной охраны от посягательств указанной категории. Такие меры на разных этапах развития различных стран имели, соответственно, разный объем и содержание. Однако они определялись множеством факторов, в той или иной мере присущих всем странам мира без исключения, как-то: социально-политическая ситуация в стране, характер законодательства, уровень и стандарты жизни населения, состояние экономики, научно-технического развития и др.

Впервые подобная уголовно-правовая норма появилась в XVIII в. до н. э. В дошедшем до нас правовом памятнике Древнего Востока, известном как «Законы Хаммурапи, царя Вавилона», имелся ряд правовых норм, предусматривающих ответственность за подобного рода деяния:

«§ 218. Если врач сделает человеку тяжелый надрез бронзовым ножом и причинит смерть этому человеку или снимет бельмо человека бронзовым ножом и повредит глаз человека, то ему должно отрезать пальцы.

§ 219. Если врач сделает тяжелый надрез бронзовым ножом рабу мушкенума и причинит ему смерть, то он должен возместить раба за раба.

§ 220. Если он снимет бронзовым ножом его бельмо и повредит ему глаз, то он должен отвесить серебром половину его покупной цены»[36].

Здесь, как мы видим, налицо типичное, в современном понимании этого слова, оказание услуг, причем древний законодатель обращает внимание на необходимость персонифицированного субъекта этих общественных отношений внимательно и добросовестно относиться к своим непосредственным профессиональным обязанностям. Законодатель признает преступлением, как следует из правового анализа этих норм, не сам факт недобросовестного отношения к своим функциональным обязанностям, а только подобные действия в случае причинения ими конкретно указанных в норме общественно опасных последствий. Налицо материальный состав преступления. Наказание за это антиобщественное деяние довольно суровое. В первом случае – телесные увечья, а во втором и в третьем случаях – материальное возмещение причиненного ущерба. Проводя дальнейший анализ данного акта, мы находим более конкретизированную правовую норму, которая предусматривает ответственность за умышленно некачественное выполнение работ, не отвечающих требованиям безопасности. Так, в § 229–231 указано:

«Если строитель построит человеку дом и сделает свою работу не прочно, а так, что построенный дом обвалится и причинит смерть хозяину дома, то этого строителя должно убить.

Если он причинит смерть сыну хозяина дома, то должно убить сына этого строителя.

Если он причинит смерть рабу хозяина дома, то он должен отдать хозяину дома раба за раба»[37].

В наличии вновь, как мы видим, специальный субъект – строитель, причем строитель именно жилого дома. Имеется конкретизация объективной стороны этого преступления – выполнение работ, причем конкретных – строительство дома и индивидуализация потерпевшего – только хозяин будущего дома, его сын и раб. Указывается и субъективная сторона этого общественно-опасного деяния – неосторожность в форме небрежности. Состав этого правонарушения материальный. Наказание за его, исходя из анализа приведенного текста, напрямую зависит от персонализации личности потерпевшего, кроме того, налицо использование законодателем принципа талиона, т. е. причинения равнозначного вреда виновному.

При анализе иных древних памятников права, таких, как Законы XII таблиц, Салическая правда, Правды средневековой Англии, Законник Стефана Душанач[38], нам не удалось отыскать правовых норм, предусматривающих ответственность за анализируемые нами правонарушения, за исключением, пожалуй, п. 203 Законов Ману, где указано следующее: «Не должно продавать (товар) ни смешанного с другим, ни плохого качества, ни недействительного (по весу), ни не имеющегося в наличии, ни скрытного», но за совершение подобного правонарушения не предусмотрена какая-либо правовая ответственность. Древнеиндийскому законодателю явно нежелательно совершение данного деяния, но открыто он его не запрещает и при этом не делает никакой разницы между некачественным товаром и товаром, потребление которого опасно для здоровья и жизни покупателя. Видимо, эти нарушения в жизни древнеиндийского общества не были настолько социально опасны.

Более конкретно регулирует эти правоотношения норма, изложенная в тексте «Каролины», – уголовно-судебного уложения Карла V, где в пункте № СХ 111 под названием «Наказание подделывателей мер, весов и предметов торговли» указано: «Если кто-либо злостно и преступным образом подделывает меры, весы, гири, пряности или иные товары и пользуется ими, выдавая их за правильные, то он должен быть подвергнут уголовному наказанию: изгнанию из страны, или сечению розгами, или иному телесному наказанию в соответствии с обычаями и традицией. Если же такая подделка производилась часто, особо злостно и в значительных размерах, то виновный должен быть подвергнут смертной казни по получению совета от законоведов, как указано в конце нашего уложения»[39].

Буквально толкуя эту норму, можно сделать вывод, о том, что германский законодатель уже признает эти деяния преступлениями, но объектом уголовно-правовой защиты он выбирает интересы государства в области товарно-рыночных отношений, а не права и свободы личности.

Характеризуя уголовное право зарубежной Европы начала XIX в., т. е. периода развития и становления капиталистических рыночных отношений, используя при этом тексты уголовных кодексов Франции 1810 г. (Кодекс Наполеона), Германии от 15 мая 1871 г. и Японии от 24 апреля 1907 г.[40], мы приходим к выводу, что подобные нарушения в области товарного рынка все еще социально не столь опасны. Изготовление и продажа товара, производство работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителя, не являлось преступлением, хотя в ряде стран, безусловно, признавалось правонарушением[41].

Однако уже в середине XVIII в. некоторые политические деятели того времени весьма аргументировано, на наш взгляд, требовали криминализации этих правонарушений. Так, Жан-Поль Марат в своем проекте реформирования французского уголовного законодательства, более известного нам под названием «План уголовного законодательства», в гл. III «Преступления против безопасности лиц» предусматривает § 7 «Вредное изменение съестных припасов»[42]. Комментируя указанный параграф, Марат писал: «Среди преступлений, порождаемых жаждой к наживе, немного найдется более тяжелых, чем вредное изменение съестных припасов, ввиду той опасности, которой оно подвергает человеческую жизнь. Изменять или продавать товары, измененные так, что они становятся опасными, а обман не заметен, – это значит не только лишать нас драгоценнейшего из благ – здоровья, но и доставить нам долгие страдания, которые кончаются лишь смертью. Это преступление велико по своим последствиям. Стало быть, чем тяжелее его последствия, тем строже оно должно быть наказано»[43].

По мнению А. А. Герцензона, Марат считал это преступление равносильным убийству, а торговцев, виновных в нарушении здоровья или смерти многих людей – заслуживающими сурового наказания. Он требовал, чтобы подобные торговцы были задержаны, их имущество – конфисковано, а на самом видном месте лавки прибито объявление, написанное крупными буквами и содержащее такие слова: «Здесь торговец, которым рискуешь быть отравленным». Если потребитель испорченных съестных товаров умрет, то виновный в этом торговец будет приговорен к пожизненным общественным работам, а половина его имущества будет конфискована в пользу семьи потерпевшего. Помимо подобных карательных мер, Марат предлагал и меры предупредительного характера: учреждение санитарного контроля за торговлей съестными припасами[44]. Однако предложения Марата так и остались проектом.