Сила любви - Мари Кордоньер

Флёр, напротив, находила мало признаков молодости на красивом, как маска, лице фаворитки. Ее фигура и поведение были безупречны, но мраморно-бледное лицо, темные брови и вишнево-красные губы были, несомненно, обязаны своим совершенством тем таинственным снадобьям, которые продавались аптекарями Лиона за сумасшедшие деньги дамам, ощущавшим, что блеск их молодости уже позади.

Чем дольше и внимательнее Флёр рассматривала Диану де Пуатье, тем больше ее охватывали какое-то непонятное содрогание, инстинктивное предчувствие опасности и явное ощущение того, что лучше не попадаться под руку «божественной» повелительнице. «Господи, что за глупости приходят мне в голову», — подумала она.

Заставив себя прогнать прочь дурацкие мысли, Флёр переключила свое внимание на прочих придворных, окружавших короля и фаворитку.

Но при этом она наткнулась как бы на невидимое препятствие в тот момент, когда ее взгляд скользнул на всадника, который укрощал своего стоявшего около лошади королевской фаворитки горячего вороного коня и при этом продолжал сидеть в седле со спокойной элегантностью, создававшей впечатление, что он действует как бы играючи. Флёр следила за ним с ощущением, близким к внезапному приступу головокружения.

Одетый во все черное, он напоминал сказочного кентавра, а тем, кто смотрел на него с трибуны, казалось, что его тело сливается с поверхностью коня. Лишь тогда, когда солнце бросало блики на его короткую, доходившую только до бедер куртку или когда какое-то движение позволяло различить очертания его фигуры, было видно, что это человек высокого роста и атлетического сложения.

Ни кружева, ни мех, ни тесьма не украшали его куртку и простой плащ. И все же он производил впечатление элегантности и благородства. Флёр даже пришло в голову, что этой нарочитой простотой он как бы выражает насмешливое отношение к тем франтам, которые своими кричаще-пестрыми куртками выставляют напоказ свою особую, отличающую придворного любовь к многоцветным нарядам.

К тому же этот человек не носил никакого головного убора, поэтому его коротко остриженные, темные, как ночь, волосы блестели на солнце. Но больше всего приковывала внимание девушки едва уловимая мимика жестких черт его лица. Из-под чуть выгнутых черных бровей его глаза явно насмешливо оглядывали толпу, а большой рот с полными, чувственными губами составлял яркий контраст с типично мужской угловатой формой головы. Нельзя было назвать его красивым в общепринятом значении этого слова, но вся его внешность обладала какой-то удивительной магической силой, а сам молодой человек был настолько привлекателен, что это вызывало чувство тревоги.

В какой-то кратчайший миг, заполненный всего одним ударом сердца, Флёр подумалось, что он ответит на ее проникновенный взгляд, а его дьявольские глаза заглянут в самую глубину ее души и позовут к себе. Может, это сон? Конечно, ведь вся она пребывает в каком-то крайне странном состоянии: кончики пальцев пронизывает такой холод, что они просто леденеют, а в то же время на лбу выступает лихорадочная краснота.

Сама не понимая, что с ней, Флёр сделала какое-то механическое движение и, поддаваясь таинственным импульсам, поднялась с места. Словно загипнотизированная, она пришла в себя лишь после того, как энергичная рука усадила ее обратно на скамью, а знакомый голос тихо прошипел слова порицания:

— Тебя, кажется, покинули все добрые духи, детка?! Куда это тебя тянет? — проронила мать негодующим тоном. Но потом увидела странное, растерянное выражение глаз дочери. — Что с тобой, Флёр? Тебе дурно? Ну, отвечай же!

— Я… Я не знаю. — Флёр в растерянности коснулась своего взмокшего лба кончиками пальцев, между тем как внизу, на площади, кавалькада придворных, сопровождавшая короля, вновь пришла в движение.

— Слишком тесно она зашнурована в этот корсет, — констатировала мадам Телье с беспощадной откровенностью и пощупала холодные как лед руки Флёр. — Как будто вам, молоденьким, не хватает красоты и без этой дряни! Надо бы вам, Эме, сказать пару слов горничной этой юной дамы! Что за омерзительная тупость моды — эти испанские корсеты!

— Ой, Боже правый! Прошу тебя, детка, соберись с силами. Нельзя же допустить, чтобы ты именно сейчас упала в обморок! — Эме де Параду, кажется, была близка к панике.

— Возьмите мой флакончик с нюхательной солью…

Весь этот разговор скользил мимо сознания Флёр. Ее ищущий взгляд был обращен на головы людей, двигавшихся внизу. Контуры всадников исчезли из поля зрения, а в нос ударил острый запах камфары и лечебных трав. Флёр чихнула, а мадам Телье удовлетворенно кивнула головой.

— Вот видите! Так-то лучше. Я никогда не выхожу из дому без этого флакончика.

Флёр отодвинула от себя пронизавшее все ее существо домашнее средство, но слезы на глазах не имели ничего общего с действием едких испарений лечебных снадобий. Боль внезапной утраты подействовала на нее, как гром среди ясного неба. Она пошатнулась и едва не соскользнула со скамьи, чему помешала лишь тучная фигура пригласившей их сюда дамы.

Растревоженная и как-то необычно смущенная, Флёр рассеянно досмотрела оставшиеся церемонии встречи, пропуская их мимо сознания, так как позднее не могла припомнить никаких деталей.

Глава 2

— Ты говоришь, что мы должны явиться на приватную аудиенцию к Ее Величеству королеве? Да что же это такое? Готова биться об заклад, это означает, что мы пропустим официальный придворный бал. Я этого допускать не собираюсь! И уже на сей раз не отступлю ни на шаг от своего решения. Я настаиваю на том, чтобы Флёр была официально представлена при дворе. И не позволю вам, сударь, отнять у нее уникальную возможность найти себе выгодную партию!

Флёр не помнила, чтобы ее мать когда-нибудь разговаривала со своим мужем в столь агрессивном тоне. С того момента, как вчера вечером, после триумфальной встречи Его Величества, в доме Телье доложили о приходе курьера, который передал послание королевы сеньору де Параду, споры не затихали.

За закрытыми дверями, в отсутствие дочери, было еще немало говорено на эту тему между супругами, но суть была Флёр известна. Она проникла в нее, хотя ей пришлось приложить много усилий к тому, чтобы изгнать из своих мыслей лицо того незнакомца.

Отец был лоялен по отношению к правящей династии, но питал отвращение к той недостойной игре, которую вели влюбленный король и его жадная до власти фаворитка за счет Катарины Медичи. Не потому ли избегал Рене появляться при дворе, что обстоятельства могли вынудить его в любой момент высказаться со всей решительностью в присутствии придворных? Впрочем, определенно утверждать, что это так, Флёр не могла.