Следы всегда остаются - Федор Грецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какую? — встревожился Каюков.
— Будешь возглавлять уголовный розыск милиции.
— Но я ведь с этим совершенно незнаком, — стал отказываться Каюков. — Для этого нужны определенные способности.
— Давай не спешить, — настаивал секретарь. — Иди, подумай, посоветуйся с отцом, а завтра придешь и скажешь. Помни, что мы считаем более нужным послать тебя туда.
И Каюков дал согласие. С тех пор он всю свою энергию и волю отдавал работе. Сколько раз он выступал на рабочих и колхозных собраниях, в нарядных шахт и на строительных объектах, разоблачая воров, хулиганов и спекулянтов.
— Не только в силу своих обязанностей, но и в знак уважения к старшему лейтенанту, мы должны приложить все наши силы, умение и старание, чтобы найти преступников, — сказал прокурор района всем тем, кто получил задание участвовать в раскрытии преступления.
И разъехались работники прокуратуры и милиции во все уголки района, где можно было что-нибудь узнать о том, что интересовало следствие. Но нужно было привести в порядок то, что уже было известно. Следователь прокуратуры Хохлов, оставшись в прокуратуре, написал постановление о назначении баллистической экспертизы по обнаруженным гильзам.
«Из какого оружия был произведен выстрел? Какие характерные приметы имело оружие? Не зарегистрировано ли данное оружие в НТО и нельзя ли установить, кому оно принадлежало?»
— Убедительно прошу вас отнестись к экспертизе особенно внимательно, — просил Хохлов сотрудников научно-технического отдела.
— Мы внимательно относимся ко всем экспертизам, — ответили они. Но следователь был неумолим. Он понимал, какая ответственность лежит на нем за раскрытие этого преступления. Дело находится на особом контроле не только у прокурора области, делом интересуется лично прокурор республики.
— Особенно тщательно проверьте, не зарегистрировано ли оружие, — упрашивал Хохлов.
Сдав постановление в НТО, следователь пошел к судебномедицинскому эксперту. Как было совершено нападение? Мог ли Каюков оказать сопротивление? Чем и в какой последовательности были нанесены повреждения? Мог ли пострадавший после получения повреждений двигаться, кричать, говорить или бороться? Все эти вопросы требовали ответов, без которых следователь не мог и думать о расследовании дела.
— Я думала над всем этим. Конечно, рассчитывать на помощь самого Каюкова сейчас трудно. Все, что мне известно, надо привести в систему. Я обещаю вам сделать это срочно, — сказала Владимирова.
Чтобы не терять времени, пока судебно-медицинский эксперт даст научно обоснованное заключение, Хохлов решил вернуться в прокуратуру и заняться допросом свидетелей.
Первой была Евдокия Ивановна Плошкина. Она подробно рассказала следователю, как шла на работу и обнаружила лежащего человека.
— А утром вы тоже шли этой дорогой? — поинтересовался следователь.
— Я шла днем, — догадавшись о чем будет спрашивать следователь, произнесла Плошкина. — После первой смены. Тогда ничего не было.
«Но где же был Каюков целый день? — подумал Хохлов. — Ведь он получил задание еще днем и к шести часам обязательно должен был прийти в поселковое отделение?» Хохлов попробовал выяснить это у участковых уполномоченных и в поселковых Советах. К концу дня он установил, что Каюков, получив задание от майора Минкина, вначале пошел в поселок Петровск, где у него была неотложная работа. Он рассчитывал все сделать быстро, но обстоятельства изменились в ему пришлось там задержаться.
— Взглянув на часы, — говорил секретарь поссовета, — Каюков воскликнул: «Батюшки! Да уже пять, а в шесть мне нужно быть в поселковом отделении!» Он быстро собрал свои бумаги, вложил все в папку и вышел на дорогу. Я видел, как он сел в кабину самосвала и уехал в сторону Каменногорска.
Отыскать самосвал не представляло особого труда. В автобазе сообщили, что весь день самосвалы первой автоколонны вывозили с комсомольской шахты уголь на станцию. Хохлов поехал в автоколонну, просмотрел путевые листы и отобрал несколько фамилий шоферов, которые работали во второй половине дня. Однако беседы с ними ни к чему не приводили.
— Никакого старшего лейтенанта я не подвозил, — отвечал один.
— Калымом не занимаюсь, — ответил второй.
— Да поймите, — убеждал Хохлов шоферов, когда их всех собрали в кабинете директора, — речь идет о том, чтобы отыскать преступников. Понимаете? О покушении на старшего лейтенанта Каюкова. Мы установили, что его подвозил кто-то из вас.
— Но кто? Скажите! Ведь вы поможете раскрыть преступление.
— Я! Я подвозил какого-то человека в шинели, в шапке-ушанке со звездочкой, — проговорил с задней скамьи белобрысый худенький паренек. — И он подробно рассказал, как он подвозил до перекрестка наверное того самого человека, о котором говорил Хохлов.
— А о себе он что-нибудь рассказывал?
— Ничего! Сказал только, что к поселку идет и все. А я и не спрашивал. Идет человек, ну и пусть идет, меня это не касается.
Больше шофер ничего не мог сказать.
Вернувшись в прокуратуру, Хохлов увидел сидящего в приемной пожилого человека в потертом плате, с длинными обвисшими усами. Это был пенсионер Иван Петрович Люльков.
— Я к вам, — сказал он, поднимаясь навстречу Хохлову.
— Пожалуйста, заходите.
— Может это не имеет отношения, но услышал я, что старшего лейтенанта Каюкова чуть не убили. А я-то ведь вчера вечером видел его.
— Где? Когда? — Хохлов подошел к Люлькову и сел рядом с ним. — Расскажите подробно.
— Я возвращался с шахты к себе домой. Было это около шести часов вечера. Смотрю, идет Каюков. Он тоже меня узнал. Поздоровались, закурили, я еще его спросил: «Куда это вы, Николай Максимович, путь держите?» — «На поселок» — отвечает. «А чего, спрашиваю, пешком?» — «Да, ничего, говорит, мне не привыкать». Постояли мы две-три минуты и разошлись. «Спешу, говорит, ребята ждут, боюсь, как бы не опоздать». Он пошел к поселку, а я домой. Прошел несколько метров, и тут меня «Москвич» осветил, вслед за Каюковым поехал, а потом какие-то мужчина и женщина встретились.
— А кто они?
— Не знаю. Он такой высокий в шинели, крепкий на вид, а на нее я и не обратил внимания. Они шли, о чем-то между собой разговаривали. Сегодня услышал про случай, и решил прийти к вам.
— Спасибо, Иван Петрович, вы сообщили ценные сведения. Но скажите, а вы не смогли бы узнать тех, кого вы встретили?
— Увижу — опознаю. Если нужно будет, вызовите, я всегда приду и помогу. Подумать только, напали на такого человека, — говорил он печально, пожимая руку следователя.
К концу дня Хохлов получил заключения экспертов. Судебномедицинский эксперт писал:
«Потеря сознания наступила в результате стягивания веревкой дыхательных путей. Огнестрельные ранения не смертельны. Побои и царапины на теле являются следами борьбы и самообороны».
Из научно-технического отдела областного управления милиции сообщили, что обнаруженные на месте преступления гильзы были выстреляны из пистолета, принадлежавшего Каюкову.
Положение осложнялось.
V
Но Хохлов теперь знал многое. На основании известного он представлял целую картину происшедшего трагического случая. «Каюков подъехал к перекрестку на самосвале… Затем он не поехал дальше, а пошел пешком. Встретился ему Люльков. Каюков поговорил с ним спокойно. Значит старший лейтенант, не предвидел нападения и не готовился к нему. Поговорив, он пошел быстрым шагом: ему ведь надо было торопиться, впереди семь километров пути, а времени почти не оставалось. Если Люлькову через несколько минут встретились мужчина и женщина, значит они были от Каюкова на расстоянии более ста метров. Надо было или бежать или уж очень быстро идти, чтобы догнать Каюкова. Если эти двое напали на старшего лейтенанта, мог ли он не услышать, как догоняют его запыхавшиеся люди? Подождите, подождите, — спохватился вдруг Хохлов, — а где же был в это время регулировщик? Почему никто не вспомнил о регулировщике? Он ведь должен был видеть все!»
Хохлов позвонил в автоинспекцию. Оттуда ответили, что в тот вечер на перекрестке стоял на посту сержант Дворянкин.
— Он о чем-нибудь докладывал вам?
— Нет. Правда, говорил, что за «Москвичом» каким-то гонялся.
— Не можете ли попросить, чтобы сержант Дворянкин пришел ко мне, — попросил Хохлов.
От волнения у него вспотели руки. Он взял чистый лист бумаги и вытер их. «Люльков говорил, что его осветил какой-то «Москвич». Значит можно считать факт почти установленным — в то время «Москвич» какой-то был».
Худой, тонкошеий сержант Дворянкин тщетно оправлял гимнастерку, она все также висела на нем, как на тонком бревнышке. Родом Дворянкин был, наверное, из Костромы, потому что окал со всей присущей костромичам аккуратностью.