Московский лабиринт - Олег Кулагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я поддалась как дура. Наивная дура. Или это кофе так действует?
— Что вы понимаете под сотрудничеством? — осторожно уточнила. Может, еще удастся потянуть время.
Американец прищурился и в этот раз обошелся без долгих предисловий:
— Например, мне интересно было бы поговорить о системе «Стилет».
Будто январский ветер пронесся по комнате. Вот оно… Алан наконец-то выложил козырь. Они знают. Михалыч что-то успел сообщить в штаб. Информация дошла до предателя. Значит, шансы уцелеть практически нулевые. Они будут резать меня на куски, пока не вытряхнут все.
Я улыбнулась, хотя это было нелегко:
— Как вы сказали? «Стилет»? Первый раз слышу…
Алан покачал головой:
— Вранье вам не идет. — Медленно встал, подошел к окну и проговорил, задумчиво глядя на багровеющее закатное солнце: — Жизнь — суровая штука, Татьяна. Очень печально, что она бывает сурова даже к таким красивым девушкам. — Обернулся и посмотрел на меня с легкой грустью: — Наверное, думаете, что я собираюсь отдать вас этому мяснику Фатееву? Нет. Он убьет вас еще до того, как получит хоть какую-то информацию. — Алан засунул руки в карманы брюк и прошелся по комнате: — Существуют более действенные методы. Например, специальные наркотики, развязывающие язык. Признаюсь, тоже не слишком надежное средство. И с массой побочных эффектов. Куда более полную информацию можно получить с помощью… ментосканирования.
Я судорожно сглотнула.
Он приподнял бровь:
— Вам надо объяснять, что это такое?
Да нет, можно было не объяснять. На Украине такое уже использовали. Но американец все же уточнил с леденящей дотошностью:
— После двух сеансов ментосканирования люди теряют рассудок, после четырех — превращаются в растение. Вы хотите умереть героиней, Татьяна? Вы будете жить идиоткой. Пускать слюни и испражняться. Не вызывая ничего, кроме отвращения. А главное, совершенно напрасно, потому что из ментограмм можно узнать практически все. — Пожал плечами, задал риторический вопрос: — Неужели вы этого хотите? — Отвернулся. И вдруг произнес неожиданно мягко: — Я тоже не хочу. — Снова сел в кресло напротив. Попробовал рукой кофейник: — Остыл. Заварить для вас свежего?
— Не надо. — Голос у меня предательски дрогнул.
— Считаете меня негодяем?… Да, я знаю про Воронеж, про вашу семью… Простите. Не было другого способа вас разговорить.
В глазах его не чувствовалось фальши. А может, у меня не хватало умения её различить.
Он кашлянул:
— Я не зверь. Я — обычный человек. — Извлек из бумажника фотографию смеющейся темноволосой девицы на фоне двухэтажного дома: — Моя дочка. У нее русское имя. Настасья. Всего на год старше вас. — Спрятал бумажник. Достал из кармана плоскую коробочку, нажал что-то, положил рядом с собой на столе: — Теперь нас никто не услышит.
Интересный поворот.
— Мы должны помочь друг другу. И это не пустые слова «доброго» следователя. Чтобы вы поверили, я кое-что расскажу. То, чего следователи обычно не говорят. — Алан внимательно глянул на меня: — Вы ведь хотите знать, кто выдал вас… и всю вашу организацию? — Полез в стол и извлек темную кожаную папку: — У «охранки» — обширное досье. — Перелистал несколько страниц: — Татьяна Гольцова… В 2012-м — год общего режима в петербургском «централе». За нелегальный переход балтийской границы. Неприятный эпизод — ранен пограничник, один из ваших друзей, Евгений Зимин, погиб… Ладно, это старые дела… Здесь кое-что поновее… Собирала информацию о дислокации миротворческих сил в Туле и окрестностях, способствуя террористическим актам. Новомосковск, Серпухов… Участие в подготовке взрыва магистрального газопровода 16 октября 2014-го.
Даты, имена… И с каждым словом будто все ниже спускается потолок и воздух уходит из комнаты.
Им известно много. Слишком… Даже о том, о чём не знали и не могли знать в штабе…
Алан прервался, поднял глаза.
Я застыла с каменной улыбкой на лице. Среди хаоса обрывочных мыслей единственная была четкой и яркой: «Кто? Кто нас предал?»
Американец захлопнул папку:
— Нет смысла тратить время на перечисление… Конечно, президент Гусаков может вас и помиловать. После ментосканирования вы уже не будете представлять для них ни малейшей угрозы.
Вздохнул:
— К сожалению, время героев давно ушло. Сейчас время технологий. Именно поэтому Америка во главе мира. Не потому, что она — самая плохая и всех давит. Просто она создала эти технологии. И человечество идет за ней. Хотим мы этого или нет.
— Вы… Вы обещали рассказать…
Алан постучал ногтем по кофейнику.
— Это не слишком приятная история. Зато — правдивая. Жил когда-то смелый человек. За Родину он сражался на разных концах мира. Но от всех его усилий было мало толку. Враги наступали. И однажды они пришли к нему домой. Разделили Россию и посадили в президентские кресла марионеток… Конечно, этот человек не мог смириться с этим. Он создал организацию и продолжил борьбу…
Во всем этом была только одна маленькая странность. Внешне человек ничуть не изменился. Но он сообщал американцам о каждом своем шаге. И получал деньги. Именно на эти деньги его организация росла, крепла. Захватывала в свои ряды новых бойцов Сопротивления. И каждый новичок попадал в картотеку. Умные враги до поры до времени никого не трогали. Они забросили широкую сеть, и однажды в эту сеть должен был попасться богатый улов…
В интонациях Алана нет торжества. Только легкая грусть и как будто усталость.
Вот значит как… Значит, действительно, никто не мог уцелеть.
К горлу подступил комок. Слова выходят бессильные, придушенные:
— И что же вы с ним сделали… с этим человеком? Пытали его ребёнка?
— Татьяна, — укоризненно качнул головой Алан, — сейчас обходятся без драматических эффектов. Я ведь говорил — время героев ушло. Он предал вас. И он будет жить с этим. Спокойно и без мелодраматизма. А вы подумайте, что же такое творится с Россией, если сколько-нибудь организованная оппозиция может существовать здесь лишь на американские деньги?
Я прикусила губу. Как хотелось, чтобы он врал!
Неужели два с лишним года мы были только муравьями, копошившимися под надзором опытных «биологов»? Все превращалось в ненужную, самоубийственную бессмыслицу…
Я потянулась к чашке механическим движением… Очень хотелось расплакаться… Было бы куда легче, если бы на меня орали. Грозили… Но мне сочувствовали.
Ради чего? Ради чего мы все погибнем?
Взгляд Алана — серьезен. И слова его падают, будто гири на чашу весов. Тяжелые и верные:
— Россия — больна. И она может умереть. Если растратит силы в напрасных судорогах. Я не хочу этого. И вы не хотите. — В глазах его — искренность: — Сила любой страны — человеческий потенциал. Чтобы страна жила — лучшие должны спастись. Должны спастись вы, Татьяна. Должны жить и работать те молодые люди, встреча с которыми назначена у вас через пять дней. А они погибнут. Рано или поздно. Если мы с вами им не поможем.
— Какая трогательная забота… И чем же… мы им поможем?
— Для начала поверьте мне.
— Во что я должна верить?
— В то, что им ничего не грозит. Если я найду их раньше, чем некоторые из моих коллег.
— А не проще было обождать эти пять дней? Вы ведь знали о встрече. Могли проследить… И обошлись бы без моей помощи.
— Вы — умная девушка, — улыбнулся Алан, — но о многом и не догадываетесь. К сожалению, я — не всемогущ. Приходится учитывать кое-какие факторы. Вы, наверное, привыкли считать американцев единой враждебной силой. Но они — тоже разные.
— Ниггеры, латиносы… Кто там еще?
— Кажется, мне удалось вас заинтересовать. Не скрою, в политических кругах Америки преобладает точка зрения, что Россия — лишь устарелое название. И чем скорее исчезнут с лица Земли её остатки, тем полезнее для цивилизованного мира.
— А вы разве думаете иначе?
— Сильная Российская республика — необходимый элемент мировой стабильности. Уже после перехода Дальнего Востока под японский и китайский контроль баланс сил нарушился — явно не в нашу пользу… Если Россия окончательно погрузится в хаос, следующее десятилетие грозит крахом мирового равновесия. И обвалом всей глобальной экономики. Такого кризиса Америка может и не пережить.
— Так вам и надо, — слабо усмехнулась я.
— Если Америка рухнет, Россия от этого не воскреснет, — в его голосе почудился холод. — Даже при огромном желании к тому времени воскрешать уже будет некого и нечего.
— И много таких умных… как вы?
— Пока мы — в меньшинстве. И, к сожалению, наши возможности влиять на реальную политику — ещё ограничены. Скрытая борьба идет не первый год. В ваших интересах… в интересах России, помочь нам выйти на создателей «Стилета». Это было бы серьезным аргументом.