Убить Первого. Том 4 (СИ) - Фаатович Иван "Wisenheim"

— И для кого я только что распинался про торопливых сопляков?! — фыркнул Регин, — ты чем вообще думал?!

— Поучи меня ещё развиваться, дед! — точно так же фыркнул Эдван, — все мои ядра отличные, как первое, а атра плотна, как ртуть! Может в начертании ты и мастер, но уж в развитии я обойдусь без твоих советов.

— Конечно, обойдётся он, — проворчал Регин, — прав был Орм, наглый и дерзкий без меры. Ещё сопли под носом не высохли, а уже с мастером спорит! Ничего, посмотрим, как ты запоёшь у ближайшей стены. И на начертание твоё тоже посмотрим, мелкий гадёныш.

— Смотри, чтоб глаза потом не лопнули от удивления, — пробормотал Эдван.

— За мои-то не переживай, лучше следи, как бы мозги от натуги не вскипели. Если есть, чему кипеть, — проворчал Регин в ответ.

Он ничуть не обиделся на непочтительность и дерзость Лаута. Старик не придавал таким мелочам особого значения, он и сам мало когда снисходил до вежливого общения. На всём Перевале Тысячи Гроз было лишь несколько человек, к которым вредный старик относился с искренним уважением. Всех остальных же он ни во что не ставил. Впрочем, на его грубость никто и не жаловался — давно привыкли, что возражать или спорить себе дороже. Регин обожал ворчать и ругаться абсолютно по любому поводу, особенно часто прохаживаясь по умственным способностям молодого поколения. Делал он это исключительно из врождённой вредности, а поскольку старик был ровесником Боджера, почти каждый житель Перевала был для него «молодым поколением». В отличие от привыкших местных, Эдван не владел этой полезной житейской мудростью, зато мог похвастаться редким упрямством и не умел держать язык за зубами. Поэтому, всю дорогу до Дома Начертания они со старым мастером переругивались. Вначале всерьёз, но ближе к цели уже больше из интереса и желания оставить за собой последнее слово.

Дом Начертания выглядел как круглая трёхэтажная башня, построенная почти вплотную к библиотеке. Как и большинство зданий в местной школе и казармах гарнизона, основная часть Дома располагалась внутри горы. Едва ступив во двор, Эдван почувствовал себя словно в другом мире. Двигаясь след в след за стариком, парень даже оторвался на мгновение от ворчания, и лишь через несколько секунд осознал, что же изменилось. Исчезли звуки грозы и запах сырости. Здесь, за небольшим заборчиком было чуть теплее, чем снаружи, и даже атра немного отличалась, словно была спокойнее.

— Удивлён, соплежуй? — насмешливо хмыкнул Регин, — смотри, можешь ещё свалить, пока не опозорился!

— Ага, уже бегу, — фыркнул Лаут.

— Переступишь порог, и обратного пути не будет! Опозоришься на весь Перевал!

— Напугал хассиру мышью! — хохотнул парень, — плевал я, что там кто подумает.

— И как тебе ещё язык не вырвали, — подивился Регин и, отворив двери, с хитрой ухмылкой пропустил внутрь нового ученика.

Здесь стояла тишина и пахло старыми книгами. Регин не стал утруждать себя рассказом о том, где что, и даже не стал знакомить с другими мастерами начертания, а провёл сразу в помещение в конце коридора, которое походило на помесь рабочего кабинета и мастерской. И там-то Эдван, наконец, познал всю степень врождённой вредности главного мастера. Противный старик отыгрался за все колкости и все слова, сказанные Лаутом по пути из библиотеки. Он сунул ему несколько толстых фолиантов и добрых три часа расспрашивал с невероятной придирчивостью о самых разных словах творца, магических знаках, символах и глифах, используемых в начертании. Уже через полчаса у Эдвана начала пухнуть и болеть голова, а под конец этого «небольшого» экзамена он, кажется, наловчился выдёргивать описания знаков прямо из памяти прошлой жизни. Но даже так ответил едва ли на половину вопросов Регина, который едко комментировал каждую неудачу. Всё же, искусство начертания не стояло на месте эти пятьсот лет и за это время успело появиться достаточно интересных конструкций и техник, о назначении которых Эдван мог лишь догадываться по виду линий.

Закончив с фолиантами, старик заставил Лаута продемонстрировать практические навыки — выписать несколько омерзительно сложных символов самыми разными способами. Кистью, пером и пальцем на толстой бумаге, длинной палочкой для письма на глине, штихелем на небольшой бронзовой бляхе и даже зубилом на куске камня, что длилось особенно долго, а под конец, когда Лаут уже перестал реагировать на насмешки и следил лишь за тем, чтобы руки не сильно дрожали, заставил сделать небольшой светильник из круглой деревяшки, зажигательную пластину из кусочка меди, и наложить на железные наручи любой рисунок для укрепления и пристально следил за каждым движением юноши, пока тот работал. Разумеется, всё по памяти, без каких-либо книг.

— Хм… — брезгливо хмыкнув, Регин отложил в сторону наручи, внимательно изучив на них каждую чёрточку. Эта его раздражающая привычка щуриться и едва ли не обнюхивать получившиеся символы уже изрядно подбешивала Эдвана, но тот не возмущался. Он заметил, что во время его работы мастер был сосредоточен и молчал. Ворчать он начал только, когда парень закончил, и продемонстрировал своё творение. Регин немного поигрался со светильником, зажёг огонёк на медной пластине, покрутил в руках наручи и, со страдальчески тяжелым вздохом уселся в кресло напротив Эдвана, который всё ещё оставался на рабочем месте в окружении кистей, бумаги и инструментов.

— Ладно, — ворчливо каркнул Регин, — кое-что ты умеешь. Были бы наручи из металла получше, не стыдно было бы даже кому-то продать. А так всучим страже, с очередной бронёй. Может, кстати, ты их и получишь…

— Не получу, у меня свой доспех, — покачал головой Лаут, немного расслабившись.

— Значит, не получишь, — безразлично пожал плечами Регин, после чего вдруг опомнился и сурово нахмурился, — Но не обольщайся! Да, признаю, кое-что ты смыслишь! Удивительно, конечно, для твоего возраста, но это именно «кое-что»! Ничтожно мало! Чуть больше пустоголового сорокалетнего лба, который только-только переступил порог Дома!

— Но всё же больше.

— Не настолько, чтобы было, чем хвастаться! — рыкнул старый мастер и с силой швырнул в Лаута какой-то серебряной пластинкой, едва не угодившей парню в лоб, — с сего дня ты член Дома Начертания, и не имеешь права пятнать его честь своими жалкими навыками! Будешь учиться у других мастеров, каждый день! А не будешь, я приду, и заставлю! Всё, решение окончательное, отказы и протесты не принимаются, — проворчал Регин, взмахнул полами халата и удалился, бросив через плечо, — на сегодня свободен, у меня куча дел. И дверь захлопни!

Тяжело вздохнув, Эдван поспешил покинуть помещение, спрятав серебряную пластинку в карман. Он проторчал тут куда дольше, чем планировал и теперь боялся, как бы Лиза не ушла, подумав, что он не явился на встречу. Хотя, вчера ни один из них не догадался уточнить время, и встретиться они договорились днём, не уточняя, когда именно. К Регину он пришёл едва ли не ранним утром, а значит, сейчас как раз должна быть примерно середина дня… и Лиза, скорее всего, уже ждёт у тренировочных площадок. Задумавшись о времени, Эдван едва не влетел в спину скрюченного человека в белых одеждах, стоящего посреди коридора.

— Давно я не видела мастера таким счастливым, — произнесла невысокая старушка с широким, добрым лицом, повернувшись к Эдвану, — ты, должно быть, и есть тот новый ученик?

— Судя по тому, что сказал мастер, мне до ученика ещё далеко, — ответил Эдван и представился.

— Старый ворчун никого не хвалит, — улыбнулась она, — должно быть, он не хотел, чтобы ты возгордился. Ты чудесно владеешь искусством начертания. Не «для своего возраста», а вообще. Не мастерски, конечно, но даже признание твоих способностей незначительными из уст Регина дорогого стоит. Многие подмастерья за долгие годы не удостаиваются даже такой сомнительной похвалы. Поверь, великий мастер был очень доволен тобой.

— Наверное, мне следует порадоваться, — улыбнулся Эдван, — но у меня всё ещё пухнет голова после допроса.

— Тогда, не буду досаждать тебе разговором, — покачала головой старушка, — иди отдыхать, у нас ещё будет время пообщаться. Когда придёшь завтра, найди меня, я покажу тебе нашу скромную обитель.