Машина лорда Келвина - Блэйлок Джеймс

Харгривз повернулся, его бородатое лицо исказила гримаса еле сдерживаемого гнева, темные зрачки мерцали, как диск луны во время затмения, а из груди вырывалось тяжелое дыхание. Нарбондо удивленно поднял брови, выразительно показывая, как изумила его реакция партнера.

— Свистом беду кличут! — процедил Харгривз, отирая рот тыльной стороной ладони. Внимательно осмотрел руку, бог весть что ожидая там увидеть, и столь же медленно повернулся к верстаку.

Ухмыляясь, Нарбондо подлил себе чаю. Так или иначе, а денек выдался славный. Харгривз согласился помочь ему уничтожить Землю, причем согласился, не дрогнув, и с такой нехарактерной для него готовностью, будто то было первое по-настоящему стоящее предприятие, к которому он шел долгие годы. Почему он еще попросту не перерезал себе горло, чтобы положить всему этому конец раз и навсегда, оставалось для Нарбондо одной из величайших загадок.

Вряд ли Харгривз так легко дал бы свое согласие, знай он, что Нарбондо, движимый единственно жаждой наживы и мечтою о мести, и не думает устраивать планетарную катастрофу. Но к его угрозе столкнуть Землю с орбиты и привести в ту точку пространства, где она окажется на пути приближающейся кометы, должны отнестись со всей подобающей серьезностью. Бесспорно, в Королевской Академии наук отыщутся люди, вполне убежденные, что Нарбондо действительно на это способен. Эти люди во всех отношениях столь же близоруки, как и Харгривз, но и не менее полезны. Нарбондо потратил годы адски тяжелого труда, всячески добиваясь того, чтобы его боялись, ненавидели — и уважали, в конечном счете.

Весть о нежданном извержении Йарстаада вселит в них ужас. Еще бы! Прямо сейчас они, должно быть, трясутся от страха, застигнутые этой новостью за завтраком: бороды дрожат, глаза лезут из орбит, рты широко открыты. Слухи разлетятся со скоростью лесного пожара, самые мрачные подозрения и предчувствия будут передаваться из уст в уста. Где Нарбондо? Кто-нибудь видел его в Лондоне? Нет, его давно не встречали. Разве не он угрожал устроить это самое — мощный взрыв или извержение за Полярным кругом, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений и доказать, что судьба всего мира находится в его руках?

Очень скоро — в ближайшие дни — комета подойдет к Земле так близко, что несметные толпы жалких простофиль станут свидетелями поистине феерического зрелища. И притянуть с помощью магнитного поля планеты железное ядро небесного тела можно без особого труда. Результатом оказалось бы столкновение, от которого бедная старушка-Земля разлетелась бы вдребезги, на атомы, а вместе с ней — и вся эта орава ротозеев. Что, если найдется человек, способный — именно так расценит это событие тупоумное человечество — сдвинуть Землю с орбиты и толкнуть навстречу приближающейся звезде, положить этот рисковый шар прямиком в лузу, превратить смутные шансы в состоявшийся факт? О, это вывело бы искусство вымогательства на совершенно новый уровень!

Что ж, доктор Игнасио Нарбондо — как раз такой искусный игрок. В силах ли он сотворить подобное? Нарбондо осклабился. Всего две недели тому назад его объявление на сей счет в стенах Королевской Академии вызвало бы у ее членов град саркастических замечаний, но после катастрофического взрыва вулкана Йарстаад им придется придержать языки. Их лица побледнеют и вытянутся. Усмешки застынут, как на посмертных гипсовых масках. Как выразился поэт по этому поводу? «Серьезность — это поза, принимаемая телом, дабы скрыть недостатки ума»[2]. Именно так. Серьезной мины хватит на день или два, но потом, в полной мере осознав тщетность всех своих усилий, они будут вынуждены заплатить ему — и заплатить щедро! Нарбондо пришел в прекрасное расположение духа и опять засвистел, однако свист подействовал на Харгривза столь удручающе и привел его в такое неистовство, что Нарбондо предпочел замолчать. Пока работа не выполнена ни к чему доводить несчастного до ручки.

Внезапно мысли его обратились к Лэнгдону Сент-Иву. Этот человек следовал за ним неотступной тенью, от которой Нарбондо никак не удавалось избавиться. В сотый раз Нарбондо пожалел о том, что той дождливой ночью год назад убил в Лондоне его женщину. Это случилось непреднамеренно: он лишь хотел открыть торг, поставив на кон ее жизнь. Увы, отчаяние лишило его рассудка, сделало неукротимым… Нарбондо всегда казалось, что совершенные им ошибки можно пересчитать по пальцам одной руки. Впрочем, когда он их совершал, ошибки всякий раз выходили довольно грубыми. Лучшее, на что он мог теперь уповать, — что Сент-Ив прожил год с горьким выводом: не загони он тогда Нарбондо в тупик, доведя до отчаяния, женщина эта осталась бы жива, и они коротали бы свой век вместе, безмятежно и счастливо выращивая на огороде репу. Размышляя, Нарбондо не сводил пристального взгляда с затылка склоненного над чертежами Харгривза. Будь в этом мире хоть немного справедливости, Сент-Иву оставалось бы винить во всем случившемся только себя самого. А что, он идеально подходит на эту роль — роль мученика-страдальца…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

При мыслях о Сент-Иве настроение у Нарбондо опять испортилось. Он нахмурился. Да, он был предельно осторожен, но самый воздух Дувра, казалось, шептал на каждом углу это ненавистное имя: «Сент-Ив». Нарбондо тряхнул головой, избавляясь от наваждения, потянулся за пальто и тихо вышел из комнаты, прихватив чашку чая с собой. Оказавшись на улице, он хмуро улыбнулся сиявшему сквозь исчезающий туман оранжевому утреннему солнцу, швырнул чашку с остатками чая за увитую виноградной лозой каменную стену и зашагал на восток по Арчклифф-роуд, сочиняя в уме письмо в Королевскую Академию.

— Черт бы тебя драл! — тихо, сквозь предусмотрительно прижатые к губам пальцы выругался Кракен и яростно принялся стряхивать с себя чаинки, густо облепившие шею и воротник. Угодившая ему точно в ухо чашка отлетела в сторону и разбилась о камни садовой дорожки. Кракен осторожно поднял голову над кромкой стены и воззрился на удалявшегося по улице Нарбондо, причислив и это новое — пускай неумышленное — оскорбление действием к длинному списку злодеяний, на собственной шкуре испытанных за эти годы по вине горбуна.

Ничего, он еще поквитается с обидчиком. Только одного Кракен никак не мог уразуметь: отчего Сент-Ив не поручит ему хорошенько отколотить этого дьявола Харгривза? Дрянь человек, тут двух мнений быть не может. И хорошо бы при этом пустить в дело одну из собственных машинок Харгривза — скажем, насадить его на какую-нибудь вонючую петарду и поджечь фитиль. Останки нашли бы среди осколков адской машины, созданной им собственноручно, а Билл Кракен тем самым оказал бы миру большую услугу.

Но тогда Нарбондо (и на это особо упирал Сент-Ив) нашел бы себе другого послушного исполнителя. Харгривз — всего лишь пешка в большой игре, а с пешками, как известно, церемониться не принято. Придет время, и Харгривз будет сметен с доски. Сент-Ив не желал преждевременно раскрывать недругу свои карты и к тому же признавал только честную игру и правосудие по закону. В этом вся суть: у него прямо страсть какая-то обуздывать естественные человеческие побуждения. Профессор действует, руководствуясь исключительно законом и доводами логики, не давая воли неуместным эмоциям. Иногда кажется, он и не человек вовсе.

Пригнувшись, Кракен выбрался из-за стены и последовал по пятам за Нарбондо, держась другой стороны улицы. Горбун поднялся на крыльцо книжной лавки. Когда тот вышел и направился к двери почтового отделения, Кракен описал широкий круг и подобрался к зданию с обратной стороны. Проходя темными арками служебного хода, он держал наготове дежурную отговорку на случай неожиданного столкновения с работниками, но, так никого и не встретив, проник в маленькое помещение склада, где и спрятался за удобно составленным штабелем посылок. Сквозь щель он наблюдал за тем, как невероятно толстый человек с вытянутой вперед, как у гуся, тощей шей, тяжело ступая, вошел в помещение, сунул письмо Нарбондо в деревянный ларь, а потом медленно и важно удалился. Кракен схватил корреспонденцию горбуна, сунул за отворот куртки и минуту спустя уже опять вышагивал по залитой солнцем улице, ногтем указательного пальца соскребая восковую печать с конверта. Через десять минут он вошел в парадные двери почтового отделения и, мило улыбаясь толстощекому чиновнику, второй раз за день отправил письмо Нарбондо по указанному на нем адресу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})