Тайная доктрина третьего рейха - Ольга Грейгъ

Впоследствии прибалтийское герцогство должно было слиться в единое государство, руководимое немцами, красноречиво признавал в своих воспоминаниях немецкий генерал Эрих Людендорф (1865–1937). Эта историческая личность интересна тем, что еще в 1894 году, после завершения учебы в Военной академии будущий генерал был направлен на полгода в Россию для совершенствования в русском языке; после революции 1918 года в Германии уехал в Швейцарию, но весной 1919-го вернулся, чтобы стать политиком; с 1920 года генерал сблизился с нацистами, а в ноябре 1923-го вместе с Гитлером возглавил «пивной путч». Национальный герой, не ставший президентом (выдвигал свою кандидатуру в 1925-м), написал вполне правдивые «Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг.», где дал расклад германского владычества на временно оккупированных территориях бывшей Российской империи. А еще именно Людендорф признал и озвучил грандиозную историческую аферу: «Помогая Ленину поехать в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию нужно было повалить».

В сферу влияния кайзеровских войск вошли не только Прибалтика, но Малороссия (Украина), Северо-Западный край (Белоруссия), угольно-горнорудные районы Каменец-Подольской, Волынской, Херсонской, Екатеринославской губерний, а также Новороссийск, Таганрог и полуостров Крым. В Крыму планировалось создать германское колониальное государство.

Желая воспользоваться богатствами чужой страны, Германия в итоге получила то, что заслужила, поддерживая большевиков: своего фюрера, своего преступника № 1.

— Мы не балаганные революционеры, рассчитывающие на люмпен-пролетариат, — провозгласил Гитлер, пытаясь отмежеваться от революционных «традиций» своих предшественников. Отчасти он был прав: им ставка делалась не столько на отбросы общества (люмпен-пролетариат), сколько на людей здравомыслящих, боящихся оказаться на пути этого самого разбушевавшегося и опьяненного жаждой крови пролетариата, возглавляемого искусными в деле политических гешефтов дельцами.

Не зря еще в июне 1923 года немецкая еврейка и профессиональная революционерка Клара Цеткин, выступая на заседании расширенного исполкома Коминтерна в Москве, сказала, что к приверженцам фашизма примыкают люди всех слоев, «наиболее усердные, сильные, решительные, отважные элементы всех классов». Тогда же в протоколы заседания занесли мнение, что фашизм рассматривается партийными товарищами как сборный пункт для разочаровавшихся в социализме масс.

«Наше молодое движение, как известно, завоевывает себе сторонников главным образом не из кругов ранее индифферентных людей, а большею частью из числа бывших сторонников крайних взглядов. Вот почему вполне естественно, что эти люди являются к нам, еще не вполне разделавшись с теми представлениями в области внешней политики (или с тем недостаточным пониманием этих вопросов), которые свойственны были им до перехода в наш лагерь. Это относится не только к тем сторонникам, которые приходят к нам из левого лагеря», — писал, словно подтверждая, Гитлер в своей книге «Main Kampf».

Новое массовое движение, сплачивающееся вокруг Гитлера, именно ему отводило мессианскую роль «разрушителя марксизма-коммунизма».

Глава 3

МАСТЕР-КЛАСС ГЛАВНОГО ПРОПОВЕДНИКА НАЦИИ

Преподавание мировой истории в средней школе еще и сейчас находится на очень низкой ступени. Лишь немногие учителя понимают, что целью исторического преподавания никогда не должно быть бессмысленное заучивание наизусть… Милосердный Боже, совсем не в этом дело! «Учиться» истории означает уметь искать и находить факторы и силы, обусловившие те или другие события, которые мы потом должны были признать историческими событиями.

Если 5 марта 1933 года было провозглашено «Днем пробуждения нации», то 21 марта, когда проходило первое заседание рейхстага Третьего рейха, было названо «Днем национального возрождения». Каждое действие торжественной церемонии было расписано Геббельсом и согласовано с Гитлером. Все должно было начинаться в гарнизонной церкви Потсдама, у могилы Фридриха Великого. Впрочем, все началось чуть ранее и повсеместно с праздничных богослужений. Вообще же этот день представили как «народный праздник национального единения». Президент Пауль фон Гинденбург, облаченный в старый маршальский мундир, прибыл на службу в протестантскую церковь святого Николая. Гитлер и Геббельс из-за «враждебной позиции католического епископата» на церковной службе не появились. Однако ближе к полудню фон Гинденбург и канцлер Адольф Гитлер встретились на ступенях гарнизонной церкви и обменялись рукопожатием. Впоследствии эта картинка была растиражирована на множестве плакатов и почтовых открыток, свидетельствуя о примирении старой и новой Германии.

Свидетели эпохи описывали, что хоры и галерея церкви были заполнены генералами кайзеровской армии и рейхсвера, высокопоставленными чиновниками и дипломатами; там же находились депутаты Национал-социалистической партии в отличительных коричневых рубашках, а также парламентарии центристских партий.

Фон Гинденбург двинулся к своему месту внутри церкви, за величественным стариком в маршальском мундире и с маршальским жезлом в руках следовал облаченный в черное Гитлер. Их приветствовали органной музыкой и хоралом «Восславим дружно Бога». Заканчивая свою речь уже после того, как выступил президент, канцлер Адольф Гитлер сказал:

— Прошу Провидение укрепить то мужество и упорство, которыми веет в этом святом для каждого немца храме на нас — людей, борющихся за свободу и величие нашего народа, здесь, у могилы его величайшего из королей.

Зазвучали трубы, взлетели вверх штандары с орлами, гулко загремели орудия. Рейхспрезидент возложил лавровые венки на могилы прусских королей и встал, чтобы приветствовать церемониальные колонны СС и СА. Празднества завершились магическими факельными шествиями по улицам Берлина и торжественным представлением оперы Рихарда Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры».

Волнение, снизошедшее на нового канцлера у могилы великого прусского короля, было понятным. Ведь Адди с малолетства почитал Фридриха Великого. Понятной была и его любовь к вагнеровской опере.

Еще друг детства будущего главного наци страны Кубичек (встречается написание Кубицек) оставил воспоминания о своем друге; описывая, как они подростками побывали на представлении оперы Вагнера «Риенци», он не скупился на выражения, описывая реакцию Адди на спектакль. Но прежде следует отметить, что это яркое драматическое музыкальное произведение посвящено мятежнику из народа, трибуну Кола ди Риенцо, который погибает в полном одиночестве из-за того, что окружающий мир не понимает его. Сразу после спектакля Густав Кубичек, увлекаемый своим впечатлительным товарищем, взобрался на гору Фрейнберг. Все, что ему оставалось, это оглядывать ночной город Линц, где оба они жили в те годы, и выслушивать горячую тираду Адольфа. «Как скопившийся поток рвется через треск плотины, так и из него вырывались слова. В колоссальных, захватывающих картинах развивал он передо мной свое будущее и будущее своего народа».

И, встретившись вновь более чем через тридцать долгих лет, фюрер нации скажет своему давнему знакомому: «В тот час это все и началось!»

Возбуждающая вагнеровская патетика, гипнотизирующая и искушающая, превратила томительно-неясные мечты в трагическую реальность.

Впоследствии другой близкий товарищ Гитлера, которого отдельные исследователи представляют как американского разведчика, Эрнст Ганфштенгль вспоминал, что фюрер использовал оперу как специфический мастер-класс ораторства. Он свидетельствовал: Адольф как-то попросил его, прекрасного пианиста, сыграть прелюдию к «Мейстерзингерам», а сам стал расхаживать по залу взад и вперед, совершенно чисто насвистывая ноты. «У него действительно было отличное чувство музыки… как и у многих дирижеров… Я заметил, что есть прямая параллель между конструкцией прелюдии к «Мейстерзингерам» и структурой его выступлений. Целое переплетение лейтмотивов, декораций, контрапунктов и музыкальные контрасты, и спор — все это точно отражается в рисунке его речей, которые являлись симфоническими по конструкции и заканчивались гигантской кульминацией, как пронзительный звук вагнеровских тромбонов…первые две трети речей Гитлера исполнялись в маршевом ритме с нарастающим темпом и вели к последней, третьей части, которая была преимущественно рапсодической». Благодаря свидетельству талантливого любителя-пианиста, богатого американского дельца и друга фюрера Эрнста Ганфштенгля становятся вполне понятными краткие обрывки речей, которые нам транслируют в телепередачах, скомпонованные так, чтобы мы видели не логическое поступательное и заразительное ораторство, а лишь дергание психически больного человека.