Что было, то было (рассказы) - Дан Маркович

- Тесно в вашей комнатке для двоих - нормы санитарные не позволяют.

- А четыре года жить отдельно - позволяют?..

- Постыдились бы, товарищ... Пусть площадь дадут - припишем.

А в институте говорят - "пусть только припишут, со временем и квартиру дадим..."

Пришел мой приятель домой - и заплакал. Отца его разлучить с женой так просто не могли - пришлось арестовать. Деда - могли... и даже продать могли. Я утешаю его - "продать не могут..."

- Но ведь приписан, а жену не приписывают - четыре года вместе не живем - и вовсе хотят запретить...

- Я думаю, не запретят, у этой женщины просто плохое настроение было... пойди еще.

И, конечно, все утряслось. Взяли у него паспорт жены - молча - и влепили в него большую жирную печать. Теперь и она приписана, и им можно жить вместе. А потом они и квартиру получили, две комнаты отдельных - и там их приписали, и руку пожали, поздравили. А ведь дед еще был крепостной. Время идет - прогресс налицо.

Еще не зима

"Ты куда?.." "За сигаретами..." Он накинул пальто, схватил шапку и выскочил на улицу. Воспользовался передышкой - разговор затих, прежде чем пойти по новому кругу. "Упреки, подозренья..." Он пересек молчаливый двор-колодец и вышел на пустынную улицу. "Какие сигареты, какой ларек?.." только тут он понял, что она кричала ему вслед. Закрыто все - люди спят еще и вообще воскресенье. "Туманное утро, седое..." Октябрь борется с ноябрем, никак зима не установится. Асфальт голубой от изморози, одинокие деревья замерли, стоят не дыша. Вчера на повороте грузовик въехал на панель и уперся в дерево. Оно согнулось, но не упало. Выживет ли?.. Дерево стояло, нагнувшись и большой веткой касалось земли, как человек, который падает и выставил руку. Проехала машина-поливалка, со звериной мордой и двумя кривыми клыками, по ним струйками стекала вода. "Дан приказ... поливают..." Он медленно дошел до угла. Дворник задумчиво скреб асфальт у бордюра выцарапывал последние листья. Закрыто все... Сейчас бы в узкую темную пещерку, где люди стоят спиной друг к другу и ждут своей очереди, а потом молча выпивают, глядя пустыми глазами на свои внутренние дела. Никто никому не помощник, не судья, не советчик... Просто бы постоять среди чужих людей... Может она ляжет досыпать?.. Нет, завелась надолго... Он увидел свою одинокую конуру в коммуналке, с коридором-проспектом, по которому в воскресное утро, свободные от ясель и садов разъезжают на самокатах дети. Но зато дверь закрыта, дверь! - черт возьми! Он с нежностью вспомнил маленький кусочек металла, который отделял его от мира, от неодобрения и любопытства - как живет... не так живет... - и от настойчивой любви... Сам по себе... Проклятие обернулось радужным воспоминанием. А что если?.. И не возвращаться, иначе не получится... Связка ключей в кармане, бумажник несколько рублей... документы... а как же... Жить не даст, телефон оборвет... А может надоел... слава Богу...

Он стоял, нащупывая в связке ключей один, старенький, самый сейчас нужный... И все?.. И все. Но как же... пропал, милицию поднимет на ноги... Ну, и пусть, что я, обязан, что ли... Проехал с мелодичным шумом троллейбус, улица зашевелилась. А как неплохо все начиналось, как все было неплохо... Неплохо - не хорошо. Начинать после сорока - и не в первый раз... Дурак. Жить вместе... о-о-о... Он вспомнил продавленный диван, стол... свой стол! свое окно - за ним небольшой дворик с двумя тихими деревьями, скамейка... правда, ее сломали... Но это вам не каменные джунгли... Мыслимое ли дело... Он шел, все убыстряя шаг. Мыслимое ли дело... Надо жить у себя... у себя надо жить... Какое счастье, что не обменяли. Когда-то в этой коммуналке жили отец и мать, и двое детей, он с братом. Как жили? Но одному там роскошно... одному - хорошо... Одному надо жить, одному... Невидимое солнце растопило замерзшую воду, асфальт стал влажным, на ветках повисли капли.

Еще не зима... Если идти прямо, потом свернуть раза два-три - через час дойду, дойду... Рядом с домом кондитерская, там булочки продавали, мягкие, теплые - и кофе с молоком.

Мерзость

Подруга позвонила поздно вечером. "Ты завтра на работе?"

- Да, с утра...

- Аня, мне нужно встретиться...

Анна жила одна, и подруга иногда пользовалась ее квартирой. В те дни к вечеру дома было уже пусто и тихо, и даже чище обычного. Кровать тщательно застлана. Но коврик перед ней чуть сдвинут... и везде едва уловимо не так, как было... "Простыни с собой приносит, рюмки трогали... а бутылку, пустую - унесли?.. подушка лежала не так..." Все это было неприятно. Хотя что, собственно, произошло? И куда им идти? В гостиницу не пустят проверяют печати в паспорте. А домой боится приводить... Анна никогда не видела мужа подруги, он был постоянно в разъездах... мифическая личность... а может и нет его вовсе?..

К вечеру этого дня в квартире все было на своих местах - и все чуть-чуть сдвинуто... занавеска колыхалась - форточку приоткрыли... Не буду больше пускать - неприятно... Пусть ищет другое место... Брось, что тут особенного... Миллионы живут, как умеют... И все-таки не пущу... Она рассеянно готовила ужин. Чашки отмыты от чайного налета... небось, солью мыла... или содой?.. Да, содой, пакетик переставлен... Значит, они и чай пьют... Сначала или потом?... Она одернула себя - какое тебе дело...

Раздался короткий звонок. Анна открыла - в дверях стоял немолодой человек в синей спецовке, видно, что сразу с работы. "Здесь живет?.." - он назвал ее. "Да, это я... "Лицо его исказилось, он грубо оттолкнул ее и вошел, захлопнув дверь ударом каблука. "Значит, к тебе она ходит... с этим..." - он задыхался, ловил воздух синими губами. "Ах ты, тварь!.." - он коротко и сильно ударил ее по лицу грубой ладонью, так, что она отшатнулась и ударилась затылком об стену. Она ничего не могла сказать, и с ужасом смотрела в лицо, которое медленно приближалось к ней. Воспаленные веки, багровые прожилки на желтоватых склерах глаз, темно-красные мясистые уши... Короткими сильными пальцами он схватил ее за плечо - "ах ты, сука!" - и ударил по щеке тыльной стороной кисти, не так сильно, как в первый раз, но гораздо обидней - с презрением...

- Узнаю еще - убью...- и вышел, тяжело хлопнув дверью...

Она долго стояла в передней, потом вошла в ванную и стала мыть лицо холодной водой. Тяжело билось сердце, болью отдавало в плечо, но плакать она не могла. Какая дикая история - мелькнуло у нее в голове... Она долго сидела на кухне не хотела, боялась войти в комнату - увидеть эти аккуратно положенные подушки...

Мерзость... И дикость... неизвестно, что лучше... Постепенно ей становилось легче. Надо забыть, и жить дальше, но она чувствовала, что никогда не забудет.

Как жить?...

Рано утром пошел снег. Крупные сухие снежинки, редкие, падали и не таяли, ветер подхватывал их, они катились и собирались кучками у обочины дороги. Он отошел от окна и бросился на раскладушку. Первое мая, а такой холод. На табуретке стоял приемник, он повернул ручку. Шум и треск, иностранные голоса, потом стройное гавканье полков, приветствующих маршала... Значит, уже восемь... Вчера он обещал пойти на демонстрацию несколько лет не ходил, дай и другим поспать, но после ночного разговора одеться и выйти на пронизывающий ветер сил не было. Черт с ними, давно это повинность, не пойду... Кроме раскладушки и приемника в комнате стоял стол, заваленный бумагами. Надо бы подмести пол... Отличная штука - паркет, грязь не видно очень долго. На подоконнике, на старом журнале стоял чайник, на полу плитка. Хорошо бы включить - для тепла, но не вставать же снова... Он лежал и смотрел в потолок. Гавканье и размеренный топот сменились гулом машин, а потом нестройными криками толпы, над которыми взлетали два ликующих голоса, мужской и женский, хорошо поставленные и изображающие безмерную радость... На стене напротив раскладушки - темный прямоугольник. Он усмехнулся - картину унесли. Когда-то они с женой купили ее в салоне, недорого, но говорили, что со временем цена возрастет, художник пробивается в модные.

Вчера он пришел поздно, тихо прокрался к себе и лег, не раздеваясь на одеяло. В квартире было тихо, но он знал, что в большой комнате напротив его бывшая жена и теща досматривают "Знатоков", дочка спит в комнате рядом. Он заснул и проснулся от стука. Тут же дверь отворилась, вошла жена, включила ослепительную лампочку под потолком, на голом шнуре...

- Абажур сняла, стерва, - подумал он с отчаянием, - надо дверь запирать, дурак... Она сдвинула книги, села на край стола, закурила, стала говорить, что ему надо срочно съехать, потому что обмена нет и нет... "Почему бы тебе не переехать к этой?.." Он молчал. Не говорить же ей, что "этой" давно нет, и не в ней вовсе дело, а просто жизнь оказалась мелкой и ничтожной... Сам виноват. Женился от тоски, от скуки. Начало скоро забылось, потому что навалилась жизнь - сто рублей на двоих, потом двести на троих... Потом стало легче, оглянулся - чужой человек, совсем чужой... Оказывается, так прожить можно долго. Не любил. Но это нельзя говорить, не нужно...

- Так любил?..

- Ну, любил... разлюбил...