Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Так, значит, сегодня вечером он обещал явиться на Вашу квартиру, чтобы свершить злодеяние?

– Да, – глухо вымолвила посетительница.

Путилин поднялся со стула, потирая рукою подбородок, прошелся по кабинету, обдумывая услышанное.

– М—да, ситуация, – снова присел напротив дамы, – я могу выставить агентов вокруг дома.

– Это будет скандал, и я не уверена, что поручик оставит меня в покое. Он может явиться сегодня, а может и в следующую ночь?

– Сударыня, я не располагаю таким штатом, чтобы каждую ночь нести караул подле вашего дома.

– Я понимаю, но помогите мне, я потеряла сон и вздрагиваю при каждом шорохе и стуке в доме. Скрипнет ступенька, мое сердце готово разорваться на части. Ветка скользнет по окну, я лечу к чулану, чтобы спрятаться.

– Чем же тогда я могу Вам помочь?

– Не знаю, – сжалась в комок посетительница. – Может быть, пришлете ко мне на квартиру агента, пусть побудет сегодняшней ночью моим телохранителем? Поручик, услышав мужской голос, ретируется и больше не будет меня беспокоить?

– Сомневаюсь, чтобы на безумца подействовал этот план.

Иван Дмитриевич вызвал помощника и тот пригласил дежурного чиновника. Путилин вкратце передал суть дела и поручил сопроводить даму домой, помочь в разрешении создавшейся ситуации.

После ухода дамы, переминаясь с ноги на ногу, в кабинете появился молодой агент.

– Иван Дмитриевич, есть известие, вчера в ресторане «Доротта» заказан самый большой и дорогой кабинет с ужином на десять персон, причем господин вел разговор непосредственно с хозяином, просил, чтобы остальная часть была закрыта для публики, но владелец не соблазнился большими деньгами и отказал.

– Добрая весть, – произнёс Путилин, – я думаю, это тот, кого мы разыскиваем.

Вечером, заехав за Нестроевым, Путилин с несколькими агентами направился в названный ресторан и занял соседний с заказанным кабинет. Было выпито несколько чайников чая, когда с улицы донесся шум. Подъехала большая компания.

Они вели, как дорвавшиеся до денег студенты, скинули шубы в фойе, со смехом поднялись в кабинет.

В потолок ударили пробки, и пенные струи вырывалась наружу, обдавая окружающих искрящимися брызгами игристого вина. Женские голоса перебивали грубый мужской говор.

Путилин смотрел на компанию сквозь отверстие в двери, имеющееся в каждом кабинете. Из компании он узнал молодого карманника, промышлявшего на галерее второго этажа Гостиного двора со стороны Невского проспекта.

– Петр Петрович, – спросил он у Нестроева, – Вы были в Гостином дворе перед пропажей денег?

– Да, – сказал провинциал.

– Случайно не со стороны Невского?

– Мне понравился вид, и я любовался проспектом.

– Понятно. Я покажу вам одного человека, видели ли вы его где—нибудь?

Нестроев посмотрел на веселящуюся компанию и с трудом признал карманника, который там, на галерее что—то ему рассказывал.

– Поздравляю, чудеса происходят на нашей земле, – улыбнулся Иван Дмитриевич, – это и есть искомый вор.

Дверь в кабинет резко отворилась. Игравший на рояли окаменел с растопыренными пальцами над клавишами, а танцующие пары застыли, словно куклы, заметив самого Путилина, за ним двух полицейских агентов и понятых.

– Господа, рад поздравить вас с Новым наступившим годом! – с улыбкой начальник сыска прошел к столу и окинул взглядом присмиревшую компанию, – я буду рад представить Вам господина, вот целую неделю ищет случая познакомиться с вами. Прошу любить и жаловать, господин Нестроев Петр Петрович, – и посмотрел в глаза к «карманнику», тот, молча, поднялся, подошел тяжелой походкой ближе и положил на стол кожаный кошель.

– Петр Петрович, это ваше?

Нестроев дрожащими руками схватил свою драгоценность.

– Да—да, и деньги здесь, – с волнением в голосе произнёс провинциал.

– Не обессудьте, господин хороший, но там не хватает двух тысяч, – сказал «карманник», – хотелось повеселиться, – и развел руки в сторону, – господин Путилин, заметьте, я отдал добровольно.

– Учту, всех в Сыскное.

Когда компанию увели, Петр Петрович чуть было не упал в ноги к начальнику сыска.

– Полно, вам, господин Нестроев.

– Без вас мне хоть в петлю полезай.

– Служба наша такая, будьте с деньгами поаккуратней. Жулья хватает везде, разрешите откланяться.

– Не побрезгуйте отужинать со мною, господин Путилин!

– Извините, Петр Петрович, но мне хотелось бы остаток ночи провести со своею семьею.

Направив агента к даме, над которой нависла смертельная опасность, Иван Дмитриевич направил туда же трех переодетых полицейских, чтобы наблюдали за домом. Напрасно они мерзли на морозе, ночь прошла без происшествий, а утром придя на службу, Путилин обнаружил принесенный пакет, в котором лежала сторублевая ассигнация и записка: «Покорнейше прошу передать агенту за беспокойство и усердие». Только спустя месяц полицейский признался, когда вошел в богатый дом он был поражен, что на две персоны сервирован стол.

– Прошу прощения, Дарья Николаевна, в котором часу может явиться Ваш поклонник?

– Какой поклонник? – удивилась дама.

– Да тот, что собирался Вас убить?

– Не знаю я никакого поклонника! – с улыбкой произнёсла хозяйка.

– Как не знаете? – остолбенел агент.

– Я пошутила, сидела в одиночестве, а сегодня праздник, вот и решилась прийти к Путилину разыграть сценку. Сочинила историю. Правдива ли была?

– А вы часом не актриса?

– Нет, Бог миловал.

– Но Вы же могли взбудоражить весь сыск…

– Что за удовольствие Вам разбираться в шутке бедной женщины. И знаете, – она улыбнулась, – не поверю, что Вам неинтересно находится в моем обществе.

Возразить было трудно.

Пороки человеческие. 1871 год

Весь день тяжелые тучи медленно плыли по небу, только под вечер пошел мелкий моросящий дождь. С улиц и без того пустых начали исчезать последние прохожие, остались только спешащие по делам или возвращающиеся домой, иногда пробегала фыркающая лошадь, понукаемая извозчиком.

Ванька, посыльный при купце Феропонтове, быстрым шагом, иногда переходящим в бег, спешил выполнить поручение. Обувка промокла насквозь, он чувствовал при каждом шаге неприятную мокроту. На Верейской улице он наткнулся на лежащего на земле человека и грохнулся в лужу, вымочив единственные штаны. На глаза накатились слезы.

– Ты чего, – только и сумел произнёсти он, шмыгая носом.

Обидно споткнуться о пьяницу в такой непригожий день.

– Домой бы шел, – он потряс за плечо лежащего, – дома небось теплее.

Человек не отвечал, только в распахнувшемся вороте показался глубокий разрез на шее, из которого уже перестала течь кровь.

Ванька отпрянул и заверещал детским неокрепшим голосом.

В прихожей раздался звон колокольчика. Шаркающей походкой, бранясь вполголоса, прошла Глаша,.

– Кого черти принесли, на ночь глядя?

Хотя до ночи было еще далеко, в сентябре не так рано темнеет, как петербургским зимним вечером.

– Иван Дмитрич, – раздался зычный Глашин голос, – Иван Дмитрич, помощник пожаловал по Вашу душу.

– Зови, – раздался хриплый голос хозяина квартиры.

Сам он поднялся с кресла и прохаживался по кабинету, в ожидании помощника. Тот не заставил себя ждать, он не мог привыкнуть к домашнему виду своего начальника, в особенности его веселил халат, в котором Путилин выглядел мелким помещиком, не знающим какое занятие найти себе на вечер.

Вошедший поздоровался и остановился на пороге.

– Здравствуй! – ответил на приветствие Путилин.

– Иван Дмитрич, на Верейской найден убитый, а на Екатерингофке утопленница.

– Веселый воскресный вечер, – произнёс хозяин дома и громко произнёс, – Глаша, где мой сюртук?

– Несу, несу, – раздался ворчливый женский голос, – куда на ночь глядя, неужто до утра не потерпеть, – она несла на вытянутых руках требуемую вещь.

– Не ворчи, – строго цыкнул Иван Дмитриевич, но по его лицу было видно, что он давно привык к ее постоянному бормотанию.

Уже сидя в коляске, Путилин спросил:

– Что за спешка такая?

– На Верейской, у четвертого дома найден убитый, я сам там не был, а со слов околоточного знаю, что горло перерезано от уха до уха. Его мальчонка нашел, бежал то ли с поручением, то ли домой, не знаю.

– Хорошо, – Иван Дмитриевич поднял воротник и пробурчал себе под нос, – однако ничего хорошего, – до места просидел в раздумье, опершись на трость, которую носил для солидности.

Моросящий дождь стал слабее, но заставлял поеживаться от холода. Михаил, помощник Ивана Дмитриевмча, открыл свой зонт, когда вышел из коляски на скользкую брусчатку.

Убитый лежал у стены, рядом валялся картуз. Лицо выражало спокойствие, словно смерть настигла его мгновенно, и он не успел понять, что душа покинула бренное тело.