Светолия - Дмитрий Щербинин

- Вот тебе клубок путеводный, да котомка пирогов. Ступай же ты поскорее! - и отдала Светлице клубок из золотого волоса Перуна скрученный, и котомку с пирогами, дала еще и лапти новые.

Поклонилась бабе-яге Светлица, бросила путеводный клубок наземь да и пошла за ним следом.

Идет по лесу, деревья на морозе скрипят; идет по полю, вьюга воет, с ног сбивает, назад поворотить хочет... идет, идет Светлица, а перед ней клубок, словно маленькое солнышко катится; сердце мечтой о весне согревает.

Давно уж кончились пирожки; так остановится где Светлица, снег раскопает, какую травку пожухлую найдет, ее пожует, да и дальше идет; найдет какую пещерку, так и то хорошо - там за ночует, ну а не найдет, так под деревом калачиком свернется, да и там заснет.

Долог путь: день за днем, месяц за месяцем - вот весна придет, заплачет Светлица, землю целовать станет и голосом чистым, как небо молвит:

- Я сделаю так земля-матушка, что весна тебя месяцами греть будет! Я дойду!

Пролетит весна, вновь холодные ветра, вновь птицы по небу темному, низкому спешат; вновь, день за днем, продирается сквозь холод Светлица.

Все дальше и дальше в восточные земли вел ее клубок; все холоднее ветры, все дремучее леса: вот и горные отроги: через пропасти пробирается Светлица, разбита в прах обувка ее, и леденят, и режут ступни острые камни. А ветер ледышками лицо да руки в кровь режет, не пускает; прочь, назад ее гонит, на колени валит.

- Весна-матушка! - зашепчет окровавленными губами Светлица, закашляет, за камень схватится, с коленей встанет и еще один шаг сделает... А те горы еще не были концом ее пути, за ними еще леса до самого края земли лежали; и сошла в те леса Светлица с ликом столь же ветрами сеченым, как и горы, и волосы поседели; но все же - она сияла! Как никогда раньше сияла!

Идет по лесу зимнему, по тайге бескрайней, снежной, сугробистой, зверьми дикими полной, поет о весне, и там где ступит - из земли подснежник пробьется, там, где голос ее среди деревьев забрезжит - птицы запоют, листья расцветут...

Долго ли коротко ли, но вот пришла она на самый край земли, за которым уж только море из-за которого солнце восходит. И высятся над ней горы, а среди них одна: самая высокая, с вершиной ослепительным льдом сияющей.

Начала на гору карабкаться: зубы до боли сжала - по каменным уступам взбирается; и где взбиралась она, где среди камней, с ладоней, с ногтей ее разодранных кровь оставалась, там позже розы пробились, красными лепестками в память о боли ее трепетали.

А она карабкалась все выше и выше; над бездной висела, а ветер ледяной все сорвать ее пытался; на части разорвать.

Все выдержала Светлица, и чуть живая, и вся промерзшая взобралась на самый верхний уступ.

Тут ветер разом улегся и видит она: прямо перед ней ледовое зеркало, в нем только край камня - то уступ последний, а за ним: небо голубое, ледяное - даже облака где-то под нею остались. И видит Светлица отражение свое: стоит не красна девица, а старуха страшная, годами согбенная. Вместе платье - обрывок грязный, да рваный; вместо лица - шрамы одни; только глаза сияют да и в них тоски да боли - целое море.

И тут молвит зеркало ледяное человечьим голосом:

- Что ж ты видишь теперь? Вся жизнь твоя прошла ни за что, ни радости, ни счастья ты не знала; и красу свою рано потеряла и умрешь скоро... А хочешь сделаю так, чтоб все: и краса твоя, и юность - все вернулось, хочешь перенесу тебя в блаженную страну, где круглый год лето и на деревьях увитых плодами поют райские птицы? Только скажи, и век твой будет долог и блажен.

- Нет! - просто ответила Светлица и так лучезарно, с такой силой душевной на зеркало то взглянуло, что трещинами толща ледяная пошла; закричало, завизжало, заскрипело, да тут и лопнуло.

Вошла Светлица в пещеру и видит: стоит там гроб ледяной, да такой огромный, что крышку его и дюжина богатырей не подняла бы. Стоит и из глубин его, из ледяной толщи свет весенний так и пышет, так и льется; по стенам пещеры летает, на гранях ее дробиться и глаза теплом ласкает.

Как во сне, подошла Светлица к гробу; встала и молвит негромко так:

- Перун, сын солнца лучезарный! Долог был твой сон, но теперь настало время - просыпайся! Приди к земле, согрей ее лучами, прогони зиму!

Тут откинулась крышка гроба, об пол разбилась; а из гроба, словно фонтаны, словно брызги, на пруду, лучи света забрезжили.

- Перун! - зовет Светлица, но крепок зачарованный сон - беспробуден сын Солнца.

Стала тогда карабкаться Светлица по гробу, по граням его из глубин светящимся, и вскоре добралась до его края; перегнулась и видит: лежит там вроде как весь свет весенний: густой-густой, словно небо медовое - и проступает из того света лик прекрасный; очи закрыты, а ресницы, словно лучи солнечные сквозь листву к земле падающие; волосы, словно водопад многоводный.

- Вот я и пришла. - заплакала тут Светлица. - Возьми мою жизнь, сердце, душу возьми, только проснись; только принеси к земле моей весну!

Глаза ее слезами налились! Сильнее Перунова света они сияли; и слезы из них к спящему великану полетели, словно сами эти глаза к нему полетели. Задвигался сын Солнца, вздохнул; жарким дыханьем своим волосы Светлице опалил.

- Просыпайся! Просыпайся! - смеется и плачет Светлица и чувствует, что измученное сердце ее едва бьется и зашептала над светом, что к ней поднимался. - Вот сейчас остановится сердце мое и вся я упаду к тебе одной слезой; вся душа моя, вся молодость в одной этой слезе соберется! Прими же ты эту слезу, пусть никогда, никогда не потухнет она в тебе! Пусть весна живет всегда, всегда!

И то были ее последние слова: бездыханным пало измученное, холодное тело, а пылающая душа в одной слезе в свет Перунов погрузилась. И тогда сразу раскололся, растаял ледовый грот; огромное облако в пещере собралось, и пещеру раскололо. И вот уже над горой медовым светом, горой весенней, желтым нектаром, воссияло. И закричал над всем миром пробужденный Перун и поплыл над землею, и вступил в схватку с могучей чародейкой зимой - отбросил на север ее...

Зажурчали ручьи, люди на поля вышли и поднялись колосья литые, хлеба взошли, соловьи в березовых рощах запели; источники зажурчали, а в теплом небе жаворонки запели.

Славься же, славься весна молодая, любвеобильная; славься и ты лето, тучно-пашенное; славься и ты - осень злато-лиственная, печальная!

Прошла осень, подступила зима; и вновь сражалась с Перуном и одолела его: полетел он, ледовой горой по небу; и в глубинах той горы одна слезинка, словно искорка горела; и как подступил месяц март растопила та искорка душа Светлицы, всю гору облачную, и вновь прогнал Перун зиму, и весна наступила, и лето, а за ними и весна, и вновь зимой был заморожен Перун, и вновь на край земли темной тучей полетел, а через три месяца в новой силе, всю землю озаряя вернулся.