До свадьбы доживет - Галина Артемьева

Конечно, она согласилась, и, конечно, все вышло так, как предсказывал Юра: и кредит легко дали, и мебель старинную им отдали почти даром, и квартира потом подорожала так, что Юра даже недооценил ее нынешнюю стоимость. Удобная во всех отношениях квартира: до Кудринской одна остановка на троллейбусе или десять минут пешком. Школу Лушке менять не пришлось, родители рядом. Четыре просторных светлых комнаты, восемнадцатиметровый холл, кухня пятнадцать метров. Комнату для Юриных занятий переделывать не пришлось: она была снабжена великолепной звукоизоляцией: прежний хозяин об этом позаботился. Теперь у Тины была своя комната, у Юрочки – своя, самая большая и даже с балконом, Луше тоже выделили девичью светлицу. У них с Юрой наконец-то появилась собственная спальня. Гостей принимали на кухне, а по особо торжественным случаям раздвигали в холле большой стол, за которым свободно усаживалось двадцать человек.

Тина долгое время переживала за прежних хозяев: ей все казалось, что они скучают по Москве и рвутся назад, домой, а дом занят чужими людьми. И эти чужие – они с Юрой. Странное ощущение. Через несколько лет ей довелось побывать в Штатах у тех самых бывших владельцев. Жили они в Калифорнии, в большом доме недалеко от океана, назад не стремились, наоборот: изо всех сил кляли «помойку», из которой им удалось вырваться. Тоскуют, поняла Тина, и сильно. Иначе – зачем ругаться? Живешь хорошо и радуйся себе. Во всяком случае, совесть ее была чиста, и больше она ни о чем не сожалела.

И только годы спустя, в тот теплый сентябрьский вечер, когда ее трясло из-за холода, поселившегося в сердце от Юриных слов, она вспомнила, что впервые «я», а не «мы» и «мое», а не «наше» услышала она от мужа именно при покупке той самой квартиры.

Ей хотелось спросить в ту их последнюю беседу и о том, считает ли он справедливым, что она должна покинуть любимый ею дом, и не просто справедливым – нормально ли это в мире людей или она что-то пропустила, какие-то новые правила появились. Но и эти вопросы у нее не получилось задать. Потому что изнутри выскочил другой вопрос, перекрывающий предыдущие: «А зачем? Что дадут его ответы? О чем теперь говорить?»

– Я завтра же уеду. Сейчас меня ноги не держат, – сказала она, – Сейчас мне надо лечь.

– Конечно, не спеши, – согласился Юра ласково.

В голосе его звучала давно не слышанная нежность.

– На Кудринской, как я понимаю, ремонт закончен? – деликатно уточнил он.

Она промолчала, с ужасом догадавшись, как четко и точно он рассчитал момент их решающего разговора.

Пять лет назад родители Тины с промежутком в две недели покинули ее навсегда. Ушли – так принято говорить. Сначала неожиданно, без всяких болезней и недомоганий, умерла мама. Острая сердечная недостаточность. Скорая приехала быстро, но – не успела ничем помочь. Папа после маминых похорон сказал: «Мне теперь жить больше незачем.» Две недели он словно к чему-то готовился: выбрасывал хлам, по его выражению. А потом лег спать и не проснулся.

«Им-то там хорошо, они вместе, – сокрушалась Тина, – а мне здесь без них – как?» Время не лечило ее рану. Она мысленно говорила то с папой, то с мамой, советовалась с ними. Они ей снились – дружные, веселые, давали советы по хозяйству. Однажды мама сказала:

– Хватит уж убиваться. Сделай ремонт и сдай квартиру. А сама – хватит уже тебе быть добытчицей, передохни. Ты всю жизнь вертишься, как белка в колесе.

«Как белка в колесе» – любимое мамино выражение. Тина поверила сну и сделала именно так, как велела мама.

Все последующие после этого решения годы она вкладывала в общий семейный котел деньги, которые приносила аренда квартиры, а сама слегка свернула свою бурную деятельность: ей действительно надо было прийти в себя. К тому же у Лушки надвигались выпускные экзамены и одновременно с ними – сложный подростковый период, когда дочь можно было ненароком упустить. Юра к этому времени был уже известным и востребованным, жизнь налаженно катилась по накатанной дороге. Если бы не ощущение сиротства от потери родителей, Тина могла считать себя вполне счастливой, а свою миссию на земле состоявшейся. С мужем они договорились, что квартира на Кудринской – Лушкино наследство. Выйдет замуж, именно там на свободе начнет свою новую жизнь. А пока – пусть родительский дом приносит денежку.

Четыре месяца назад жильцы, которыми Тина была очень довольна, съехали – обзавелись собственным жильем. И тогда она решила сделать ремонт с небольшими изменениями. Она собиралась из двухкомнатной квартиры сделать трехкомнатную. Давно об этом мечтала, еще родителям предлагала, но они отказались: им и так не было тесно, двух комнат и просторной кухни хватало вполне. Тина же рассудила так: есть у квартиры скрытые возможности, которыми грех было не воспользоваться. Небольшая прихожая вполне давала возможность оставить верхнюю одежду и переобуться. Вслед за прихожей находилось довольно бестолковое квадратное пространство площадью семь с чем-то квадратных метров. Один коридор из него вел на кухню. При кухне, кстати, имелся туалет с душевой кабинкой, что задумано было еще в стародавние времена, видимо для прислуги. А другой коридор, пошире, приводил в комнаты: одна налево, другая направо. Между ними находилась просторная ванная комната с туалетом. Тина задумала из кухни сделать еще одну спальню. А кухню разместить в том самом семиметровом продолжении прихожей. В пространстве, которое прежде занимал большой стенной шкаф, должна была поместиться кухонная стенка с плитой, раковиной, посудомойкой. Даже небольшой холодильник вписался в общий ансамбль. Круглый столик, четыре легких стула, красивый светильник – что еще нужно на кухне? Тем более, в отличие от прежних времен, на готовку много времени тратить не приходилось. Так и получилась вполне удобная и необычная трехкомнатная квартира на Кудринской. Три месяца ушло на ремонт, потом устранялись кое-какие недоделки. После греческих каникул Тина собиралась вплотную заняться поисками квартирантов. Она-то собиралась. Но Юра спланировал иначе, по-своему. Ну да, год замышлял. Только она почему-то была слепа и глуха. Слепа и глуха.

А теперь – вот… Кудринская вполне готова.

Они только переступили порог квартиры, из которой Тине предстояло исчезнуть навсегда, как позвонила Лушка. Отцу позвонила, как обычно, когда хотела предупредить, что останется где-то с ночевкой. Знала, что мать будет возражать. Отца уговорить было значительно легче.

– Лукерья звонит, у друзей хочет остаться, на, поговори, – протянул Юра трубку.

– Нет, – качнула Тина головой, – Не могу говорить. Пусть остается, где хочет. Завтра сам ей все скажешь.

– Мама не против, не делай глупостей, – как ни в чем не бывало попрощался отец с дочерью.

Тина, не разуваясь, прошла на кухню и взяла из холодильника бутылку воды, открыла и стала пить прямо из горлышка.

– Ты где хочешь лечь? – деликатно спросил муж.

– Знаешь, мне не до куртуазностей, – сказала Тина, – Я лягу, как обычно, в спальне. И ты можешь ложиться там же. Это ничего не значит. А сил на выкрутасы у меня нет. Лягу-полежу и поутру съеду.

Последняя ночь

Она вошла в спальню и вздрогнула: кто-то двигался слева от двери, у стены. Глянула – какая-то женщина смотрела на нее из тьмы. Комната была освещена уличными фонарями, и в этом зыбком свете бесстрашно и бесшумно шевелился чужой человек. Впрочем, Тине было все равно. Если кто-то затаился в ее спальне, чтобы расправиться с ней – пусть. Собственно, с ней уже расправились, остается только добить.

Она протянула руку к выключателю, сразу стало светло и все понятно. Зеркало! Ее любимое огромное венецианское зеркало отражало ее саму, хозяйку спальни. Бывшую хозяйку. Тина постаралась сосредоточиться и посмотреть, как она сейчас выглядит. Посмотрела – и не узнала себя. Чужой человек смотрел на нее из зеркальной тьмы. Глаза пустые, губы ниточкой, толстая – да, да, толстая, как это она раньше не видела! Вроде каждый день смотрелась, вроде нравилась себе, улыбалась своему отражению, подмигивала. Что у нее происходило со зрением? Только теперь видит она себя настоящую. Разве можно любить такую? И одета кое-как, без шика, а еще в гости в приличное общество ходила, и волосы повисли клочьями, и цвет лица серый.

– Я тебя не узнала, – сказала Тина своему отражению, – Ну, ничего. Богатой будешь.

Отражение мрачно кивнуло.

Тина скинула туфли у кровати и в одежде улеглась на свое привычное место. Кровать приятно пахла чистотой и свежестью. За этим прежняя Тина очень следила. Ей нравилось красивое постельное белье, она любила это ощущение блаженства, когда после насыщенного дня ныряешь под душистое одеяло, потягиваешься, сбрасывая с себя все заботы. Нынешней Тине было абсолютно наплевать, куда она легла. Ее попросту не держали ноги, и голова кружилась. Когда ноги не держат, надо лечь. А раздеваться ни к чему. Она нахлобучила на голову капюшон своего легкого плаща: в капюшоне можно было чувствовать себя защищенной и отгороженной от враждебного окружающего мира.