Особо важное дело - Алексей Макеев

– Ну что ж, давай о деле! – легко согласился Крячко. – Только не забывай, вчера ты ограничился одними многозначительными намеками. Хотелось бы знать подробности, а также соображения великого сыщика по поводу сих подробностей.

– А соображения у меня самые хреновые, – отозвался Гуров. – Подозреваю, что нас тут не ждет ничего хорошего, кроме плохого, как говорят в Одессе. Зато уж от любителей вставлять палки в колеса отбоя не будет! Помяни мое слово, потерпевший первым начнет вилять и темнить.

– Ну, у нас не повиляешь! – самодовольно заметил Крячко. – Лучше скажи, этот Бурдашов – кто он? Не тот ли, что в прошлом году руководство столичного МВД критиковал?

– Он самый, – ответил Гуров. – Парень не простой. Палец ему в рот класть не стоит.

– Однако и он влетел, – констатировал Крячко. – Как вообще-то дело вышло?

– Пятнадцатого числа он поехал на встречу с каким-то человеком. Там его скрутили двое, выключили с помощью электрошока и отвезли в Битцевский лесопарк. Обыскали самого, машину и смылись. И все это не говоря ни слова и не нанося телесных повреждений. Самое интересное, что, пока его потрошили на природе, кто-то параллельно обыскивал квартиру – он живет в элитном доме на улице Расплетина. И там все было сделано аккуратно, без излишеств.

– Если его не тронули, что ж он в больницу-то попал? – удивился Стас. – Перенервничал, что ли?

– Простудился, – коротко сказал Гуров. – Помнишь, в тот день какой ливень был? А он раздетый. Хорошо еще, далеко они его не завезли – сумел на шоссе выбраться.

– Приметы нападавших? – деловито спросил Стас.

– Какие, к черту, приметы! – вздохнул Гуров. – Ничего он не видел. Не успел. Чисто сработали. В показаниях значится – двое крепких мужчин в кожаных куртках и резиновых хирургических перчатках. Это Бурдашов определил с помощью обоняния и осязания – глаза-то ему сразу завязали. Я так полагаю, раз они даже в лесу в перчатках орудовали, то от экспертизы многого ждать не приходится. Голый это номер.

– Двое крепких мужчин! – хмыкнул Крячко. – Мы с тобой перчатки наденем – вылитый словесный портрет!

– Ну, ты-то можешь не беспокоиться, – хладнокровно заметил Гуров. – Те ребята молчаливые были, а ты, наверное, и когда спишь, рот не закрываешь…

– Намек понял, – сказал Крячко. – Господин сыщик сегодня не в духе. Только я-то при чем?

– Да ни при чем ты, конечно! – поморщился Гуров. – А настроение у меня действительно скверное. Меньше всего на старости лет хочется паяца разыгрывать. Ты хоть понимаешь, почему меня на это дело поставили? Из-за моей репутации! Бурдашов этот на самом верху коррупцию ищет, а я его убедить должен, что он ищет не там!

– А что – самому не верится? – хитро прищурился Стас.

– Да не в этом дело! Не мой это курятник! Ну, найду я этих ребят молчаливых – а у них вдруг «крыша» под рубиновыми звездами? И что за этим воспоследует?

– Да ты раньше времени не горюй! – усмехнулся Стас. – Может, не так все худо. Я вот что думаю своим скудным умишком – если Бурдашов за информацией шел и ее не получил, то за каким чертом его обыскивать? А тем более по квартире шарить? Значит, не эту информацию искали – что-то другое!

– Да я и сам сомневаюсь, – согласился Гуров. – Но не хочу ничего загадывать, пока с Бурдашовым не поговорю. Хотя вряд ли он многое скажет.

Частная клиника, в которой лежал журналист, располагалась в глубине узкого двора, огороженного чугунным забором. Опера ожидали, что у ворот их встретит охрана, но вход оказался совершенно свободный. Гуров и Крячко прошли по двору, больше похожему на засаженную старыми липами аллею, поднялись на каменное крыльцо двухэтажного здания и через тяжелую дубовую дверь попали в небольшой сумрачный вестибюль, где пахло, как ни странно, цветами и где их встретила деловитая привлекательная женщина в изящном белом халате, туго перетянутом в талии.

– Господам что-то угодно? – с заученной улыбкой спросила женщина, пристально разглядывая посетителей холодными серыми глазами.

Гуров знал, что нравится женщинам, и, как ему казалось, никаких особенных эмоций по этому поводу не испытывал. Но сейчас, к своему неудовольствию, обнаружил, что это не так – бесчувственный оценивающий взгляд этой медички задел его самолюбие. Он мысленно выругал себя за такое ребячество и, чтобы поскорее отвлечься от глупых рассуждений, спросил подчеркнуто сухо:

– Нам необходимо навестить Бурдашова Александра Александровича. У нас есть сведения, что он находится в этой больнице.

Медичка выслушала его, и в ее лице абсолютно ничего не изменилось. Ровным голосом она сказала:

– Прошу прощения, но я должна проконсультироваться с врачом по этому вопросу. А вы можете пока подождать в комнате для посетителей… Но вначале я попрошу вас назваться…

Гуров показал удостоверение и заметил:

– Мы можем подождать и здесь, милая барышня, но очень недолго. И нам было бы желательно самим проконсультироваться с врачом, понимаете? Это очень серьезно.

Девушка не стала спорить.

– Я сейчас же справлюсь, – пообещала она.

Врач оказался маленьким неторопливым человечком неопределенного возраста в мешковатом белом халате. На его мясистом носу красовались очки с толстыми стеклами. Он внимательно выслушал Гурова, многозначительно покосился на цветастую рубашку Крячко и все-таки вынес решение в их пользу. Правда, от некоего предисловия он не смог удержаться.

– Хотите знать мое мнение? – неприятным голосом поинтересовался он. – Сейчас я бы оградил больного от любых контактов. Но у меня четкая договоренность с Александром Александровичем – пропускать к нему любых официальных лиц. Поскольку вы таковыми являетесь…

В палату к Бурдашову он проводил их лично. Журналист сидел в небольшой уютной комнате, за раскрытым окном которой качались ветви старой липы. Он работал.

Одетый в щегольскую пижаму, осунувшийся и небритый, Бурдашов сутулился, сидя на кровати. На коленях его лежал раскрытый ноутбук. Пальцы яростно летали по клавиатуре. Он не сразу прекратил свое занятие даже после того, как в палате появились посторонние. Гурову это не очень понравилось, но он постарался сдержать раздражение.

– Здравствуйте, Александр Александрович! – сказал он. – Прошу простить за вторжение, но дела службы… Разрешите представиться – старший оперуполномоченный по особо важным делам Гуров Лев Иванович. А это мой коллега – Крячко…

Бурдашов вскинул голову, отложил ноутбук и поднялся навстречу гостю.

– Знаменитый Гуров! – улыбнувшись одними губами, произнес он. – Очень приятно. Догадываюсь, что вы появились здесь не случайно. Неужели мои неприятности так глубоко тронули руководство МВД?

Едва закончив фразу, он вдруг закашлялся хриплым захлебывающимся кашлем, согнувшись пополам и прикрыв рот ладонью. Гуров переглянулся с Крячко и предупредительно спросил:

– Может быть, мы не вовремя, Александр Александрович? Вы как себя чувствуете?

Журналист вынужден был снова сесть на кровать. Справившись с приступом кашля, он отер рукавом пижамы вспотевший лоб и сказал:

– Ничего, я в порядке. Первые два дня было гораздо хуже. Теперь меня, по крайней мере, не лихорадит. Здесь неплохо лечат, между прочим. Если вдруг заболеете – рекомендую!

– Нет уж, мы лучше народными средствами! – подмигивая, ответил Крячко. – По одежке протягивай ножки, как говорится.

– Но вы, Александр Александрович, наверное, легли сюда не только по этой причине? – серьезно спросил Гуров. – Правда, мы не заметили здесь особой охраны, но, видимо, она существует?

– Да, каждого сюда не пускают, – кивнул Бурдашов. – Конечно, это не секретный объект, и если кому-то сильно понадобится меня достать… Но все равно, знаете, как-то спокойнее себя чувствуешь. Однако вы располагайтесь, в ногах правды нет!

– Спасибо, мы и в самом деле присядем. – Гуров придвинул к себе стул, стоявший у стены, и уселся на него, краем глаза наблюдая за действиями Крячко, который выписывал по палате сложные вензеля, явно пытаясь рассмотреть, что выведено на экране ноутбука.

По его разочарованному лицу вскоре стало ясно, что все эти маневры не принесли результата, и Гуров, усмехнувшись, сосредоточил свое внимание на журналисте. Бурдашов выглядел неважно и явно нуждался в отдыхе. Но по лихорадочному блеску глаз, который не имел отношения к болезни, было ясно, что перед Гуровым человек действия, захваченный какой-то грандиозной идеей.

– Вы правильно угадали, Александр Александрович, насчет моего руководства, – почти панибратски сказал Гуров. – Очень оно за вас переживает. Вот и нас подключили. Так что, если не возражаете, я хотел бы прямо сейчас с вами побеседовать.

– Беседовать – моя профессия, – заметил Бурдашов. – Вы, наверное, хотите услышать, что со мной случилось пятнадцатого июля?

– И это тоже, – согласился Гуров. – Но сначала о другом. Я любопытный, есть такой грех, Александр Александрович. Вот и сейчас меня один вопрос мучит – болеете вы, а все равно, я смотрю, работаете. Это что же – свойство характера такое или редакция со сроками подгоняет?