Эмилия Галотти - Готхольд-Эфраим Лессинг

Эмилия. Принца.

Клаудия. Принца!.. Да будет благословенно нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел тебя дождаться!

Эмилия. Отец был здесь и не захотел меня дождаться?

Клаудия. Если бы ты в твоем смятенье и ему рассказала все это...

Эмилия. Что же, матушка? Что ж он мог бы осудить во мне?

Клаудия. Ничего, так же, как и во мне. И все же, все же... Ах, ты не знаешь твоего отца! В своем гневе он смешал бы преступника с невинной жертвой. В бешенстве ему бы показалось, что я способствовала тому, чего я не могла ни предупредить, ни предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца... Я надеюсь, что ты достаточно овладела собой и выразила ему взглядом все презрение, которого он заслуживает.

Эмилия. Я не овладела собой, матушка. После первого взгляда, когда я его узнала, у меня нехватило мужества еще раз на него посмотреть. Я побежала...

Клаудия. А принц за тобой...

Эмилия. Я этого не знала, пока на паперти не почувствовала, как меня схватили за руку. Это был он! От стыда я должна была остановиться. Вырваться от него? Но это обратило бы на нас внимание проходящих. Вот единственная мысль, на которую я была еще способна или о которой еще помню. Он говорил, и я ему отвечала. Но что говорил он, что я отвечала... если вспомню, - да... тогда я расскажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Я была как в беспамятстве. Тщетно пытаюсь припомнить, как вырвалась я от него и выбежала прочь. Я опомнилась уже на улице. И слышу, как он бежит за мной, и слышу, как он вслед за мной вступает в дом, вместе со мной поднимается по лестнице...

Клаудия. У страха глаза велики, дочь моя! Никогда не забуду, с каким выраженьем лица ты вбежала... Нет, он не мог осмелиться следовать за тобой сюда... Боже! Боже! Если бы твой отец это знал! Как он рассвирепел, когда узнал, что принцу доставило удовольствие встретиться с тобой на днях... Теперь успокойся, дочь моя. Сочти за сон все то, что с тобой случилось. Ведь это будет иметь, еще меньше последствий, чем сон. Сегодня все эти преследования окончатся для тебя.

Эмилия. Нет; матушка. Граф должен это знать. Я должна рассказать ему.

Клаудия. Ради всего на свете - не надо! Зачем это? К чему? Разве ты хочешь из-за пустяков - ну, конечно же, из-за пустяков - встревожить его? Даже если бы он сейчас и не встревожился, знай, дитя, что яд, который не действует сразу, тем не менее остается опасным ядом. Что не производит никакого впечатления на жениха, может подействовать на мужа. Жениху может даже показаться лестным победить такого важного соперника. Но когда он его уже победит, ах, дитя мое... как часто жених становится тогда совершенно другим существом. Да хранит тебя твоя звезда от этого испытания.

Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно я во всем признаю превосходство вашего ума... Но если он узнает от другого, что принц сегодня говорил со мной? Разве мое умолчание рано или поздно не умножит его тревоги? Я все же думаю, что лучше мне ничего не таить от него на сердце.

Клаудия. Слабость! Слабость влюбленной! Нет, ни в каком случае, дочь моя! Не говори ему ничего. Не показывай ему и вида.

Эмилия. Хорошо, матушка! У меня нет своей воли, когда я с вами. Ах! (Глубоко вздохнув.) Теперь мне опять стало совсем легко. Какое я глупое, пугливое создание! Не правда ли, матушка? Я могла при этом и совсем иначе себя вести и все же была бы не более виновата, чем сейчас.

Клаудия. Я не хотела тебе этого говорить, пока твой собственный здравый смысл не скажет тебе того же. И я знала, что он тебе это скажет, как только ты снова придешь в себя... Принц - человек галантный. Ты слишком мало привыкла к языку галантности, а он ничего и не значит. На этом языке простая любезность становится чувством, комплимент - клятвой, каприз - желанием, желание - умыслом. Ничто звучит на этом языке как все, и все на нем значит то же, что ничего.

Эмилия. О матушка! Если так, то я с моими опасениями должна была показаться и вовсе смешной! Конечно, мой милый Аппиани ничего не узнает об этом! Он легко мог бы счесть меня скорее тщеславной, чем добродетельной. Вот он сам сюда идет. Это его шаги.

Явление седьмое

Те же и граф Аппиани.

Аппиани (входит, глубоко задумавшись, опустив глаза; он приближается, не замечал Эмилии, пока она сама не подбегает к нему). Ах, моя дорогая! Я не ожидал встретить вас в гостиной.

Эмилия. Я бы желала, чтобы вы, граф, были веселее даже там, где вы не ожидаете меня встретить... Так торжественны? Так задумчивы? Разве этот день не заслуживает более радостных порывов?

Аппиани. Он стоит большего, чем вся моя жизнь. Но он полон для меня такого блаженства, что, может быть, само это блаженство делает меня столь задумчивым или, как вы называете, торжественным. (Заметив мать Эмилии.) Ах, и вы здесь, сударыня! Скоро я буду называть вас именем более нежным!

Клаудия. И оно будет моею величайшей гордостью! Как ты счастлива, моя Эмилия! Почему твой отец не пожелал разделить нашей радости?

Аппиани. Я только что вырвался из его объятий, вернее - он из моих. Моя Эмилия, что за человек ваш отец! Образец всех мужских добродетелей. В какую высь поднимается моя душа, когда я с ним! Моя решимость всегда быть добрым и благородным никогда не бывает сильнее, чем когда я его вижу, чем когда я думаю о нем. И чем же еще, как не воплощением этого желания, я могу сделать себя достойным чести называться его сыном, быть вашим, моя Эмилия?

Эмилия. И он не пожелал меня подождать!

Аппиани. Я думаю, это потому, что Эмилия в это краткое посещение слишком бы потрясла его, слишком овладела бы всей его душой.

Клаудия. Он думал, ты занята своим свадебным нарядом, а услышал...

Аппиани. То, что и я услышал от него с умилением и восторгом... Как прекрасно, моя Эмилия! Я найду в вас благочестивую жену, которая притом же не гордится своим благочестием.

Клаудия. Все же, дети мои, надо делать одно и не забывать о другом! Уже время. Займись же, Эмилия, приготовлениями!

Аппиани. Зачем, сударыня?

Клаудия. Неужели вы хотите вести ее к алтарю вот в этом платье?

Аппиани. Право, я только сейчас заметил. Кто может смотреть на вас, Эмилия, и думать о вашем наряде?.. Почему бы ей не итти под венец такой, как сейчас?

Эмилия. Нет, милый граф, не такой, не совсем такой, но и не очень нарядной, нет, не очень... Одна минута - и я буду готова... На мне не будет ни одного из тех драгоценных камней, которые подарило мне ваше расточительное великодушие. Не надену ничего, решительно ничего, что подобало бы для этих драгоценностей! Я могла бы возненавидеть эти камни, если бы мне их подарили не вы... Ведь они мне приснились три раза!

Клаудия. Как! Я об этом ничего не знаю.

Эмилия. Мне снилось, будто я их надела и каждый камень вдруг превратился в жемчужину. А жемчуг, матушка, жемчуг ведь означает слезы.

Клаудия. Дитя! Толкование снов само похоже на сновидение. Разве ты раньше не предпочитала жемчуг другим камням?

Эмилия. Конечно, матушка, конечно...

Аппиани (задумчиво и меланхолично). Означает слезы, означает слезы...

Эмилия. Как? Это вас поражает? Вас?

Аппиани. Да. Мне следовало бы стыдиться. Однако когда воображение уже настроилось на грустные образы...

Эмилия. Почему оно так настроено? А что вы скажете о том, что я надумала? Что было на мне, какой был у меня вид, когда я понравилась вам впервые? Вы еще помните?

Аппиани. Помню ли я еще? В мыслях я не вижу вас иной. И вижу вас такой и тогда, когда вижу вас иной.

Эмилия. Итак, платье того же цвета, того же покроя, свободное, развевающееся.

Аппиани. Чудесно!

Эмилия. А волосы...

Аппиани. В их естественном темном блеске, в локонах, как их создала сама природа.

Эмилия. Не забывайте и о розе в волосах! Хорошо же! Немножко терпения и я такой предстану пред вами!

Явление восьмое

Граф Аппиани, Клаудия Галотти.

Аппиани (грустно глядит вслед Эмилии). Жемчуг означает слезы... Немножко терпения! Да, если бы время существовало только вне нас!.. Если бы минута на циферблате не могла растянуться на целые годы внутри нас!..

Клаудия. А ведь Эмилия и правильно и быстро заметила, граф, что вы сегодня серьезней обычного. Сейчас, когда только один шаг отделяет вас от цели ваших желаний, может быть вы раскаиваетесь, что это было целью ваших желаний?

Аппиани. Ах, матушка, как можете вы подозревать в этом вашего сына? Но сегодня я в самом деле необычайно грустен и мрачен. Видите ли, сударыня, быть на расстоянии какого-нибудь шага от цели или совсем не приблизиться к ней - в сущности одно и то же. Все, что я вижу, все, что слышу, все, о чем грежу, - все со вчерашнего и позавчерашнего дня внушает мне эту истину. Эта мысль цепляется ко всякой мысли, которая приходит мне в голову. Что бы это было? Я не пойму.

Клаудия. Граф, вы меня тревожите.

Аппиани. Одно к одному! Я стал раздражительным. Я сержусь на друзей, на себя самого.

Клаудия. Как так?

Аппиани. Мои друзья настоятельно требуют, чтоб я хоть слово сказал принцу о моей женитьбе, прежде чем она совершится. Они признают, что я не обязан этого делать, но приличие этого требует. И я был настолько слаб, что обещал им. Сейчас я собирался к нему ехать.