Цирк доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

Но больше всего Джона Дулиттла беспокоила судьба зверей. Вечером, когда зрители разошлись и во всех шатрах и загонах стихли голоса, доктор поговорил со звеями. Все они наперебой жаловались:

— Нас кормят объедками!

— Клетки не убирают!

— Нас не водят на прогулки! Мы задыхаемся здесь!

Джон Дулиттл выслушал зверей и так рассердился, что, не раздумывая ни минуты, отправился к хозяину цирка в его фургон и потребовал изменить порядки.

Господин Блоссом терпеливо выслушал его, а потом громко рассмеялся в ответ.

— Боже мой, доктор! — хохотал он. — Да если я соглашусь на ваши условия, я разорюсь! Отпустись харри-гарри домой? Отправить старушку Бетти на пенсию? Нанять людей, чтобы они только и делали, что чистили клетки? Покупать свежее мясо для льва и гиены? Выводить зверей на прогулку, словно маленьких детей? Да вы сошли с ума, доктор! Вы ничего не смыслите в цирке! Я уступил вам во всем, что касается зверей, вы выступаете так, как сами того желаете. Но хозяин здесь я! И я не позволю вам вмешиваться в мои дела. Хватит того, что Геракл все еще в постели, а я плачу ему из собственного кармана. Довольно, такие разговоры до добра не доводят.

Джон Дулиттл понурил голову и побрел к своему фургону. Нм ступеньках сидел Мэтьюз Магг и курил трубку. Рядом старушка Бетти щипала травку. Светила луна.

— Какой прекрасный вечер, — заметил Мэтьюз Магг. — Но что это? Вы вроде не в своей тарелке? Что-то слоучилось, господин доктор?

— Случилось, — эхом ответил доктор, присаживаясь рядом с Мэтьюзом. — Мне ужасно не везет. Я только что просил Блоссома лучше заботиться о зверях, но он и слушать меня не стал. Придется мне, наверное, расстаться с цирком.

— Не принимайте близко к сердцу, доктор, — попытался утешить его Мэтьюз. — Вы еще даже не успели обжиться здесь как следует. А если уж вам так здесь не нравится, создайте другой, собственный цирк. Настоящий, без надувательства, куда валом повалят зрители. Но для этого тоже нужны деньги.

Доктор сидел рядом, грустно повесив голову.

— Я не могу смотреть на это безобразие, — уныло твердил он. — Я не могу никому помочь. Мне не следовало даже думать о цирке!

Старушка Бетти пришла на голос своего друга и потерлась носом о его ухо.

— Здравствуй, Бетти, — сказал доктор и потрепал старую лошадь по гриве. — Боюсь, что мне не удастся помочь тебе. Мне очень жаль, но придется мне уйти из цирка.

— Не расстраивайтесь, доктор, — ответила ему старая лошадь. — Запаситесь терпением. С наскоку ничего не сделаешь. А если вы уйдете от нас, то нам уже и надеяться будет не на кого. Я сегодня слышала, как слон и говорящий конь, тот, что выступает на большой арене, радовались вашему появлению. У нас теперь вся надежда на вас. Попомните мои слова — настанет день, когда цирк доктора Дулиттла прославится на весь мир.

Доктор молчал, а Мэтьюз, который ни слова не понимал на языке лошадей, терпеливо ждал, что же решит доктор. Наконец Джон Дулиттл встал со ступенек и пошел к двери фургона.

— Вы остаетесь? — с тревогой в голосе спросил Мэтьюз.

— Да, — ответил доктор. — Наверное, мне так на роду написано. Спокойной ночи.

К концу недели ярмарка в Гримблдоне закрылась. Цирк тоже закрылся, шатры свернули, загоны и помосты разобрали, сложили пожитки и собрались в дорогу. Нарядная Ратушная площадь сразу же стала грязной и неуютной.

Сборы длились целую неделю. Крякки как всегда хлопотала и тоже готовилась в дорогу, остальная звериная семейка доктора развлекалась. Как смешно было видеть циркачей без их обычных цветастых нарядов! А Хрюкки чуть не плакал, потому что не мог никого узнать. Клоун стер пудру с лица и превратился в обычного добродушного толстяка. Принцесса Фатима сменила расшитые восточные одежды на строгое платье и стала похожа на почтенную посудомойку. Дикарь с Борнео причесал волосы, надел рубаху с крахмальным воротничком и галстуком и заговорил на всем понятном языке. Бородатая женщина сняла бороду, бережно упаковала ее и сунула в дорожный сундучок.

А потом вереница цирковых фургонов двинулась к ближайшему городу, до которого было пятьдесят миль. За один день пятьдесят миль не проедешь, к тому же цирк продвигался вперед черепашьим шагом. По ночам в поле рядом с дорогой они разбивали лагерь и с удовольствием спали под открытым небом, как настоящие цыгане. Разжигали костер и вешали над огнем котелок, утка готовила ужин, а остальные таскали хворост. О‘Скалли носился по придорожным канавам и охотился на крыс, в как-то он даже выследил лису и погнался за нею, ни плутовка успела юркнуть от него в нору — и была такова.

По вечерам к костру доктора приходили два друга — Скок, собака клоуна, и Тобби, пес из кукольного театра. Друзья любили поболтать и рассказывали уйму веселых историй из жизни цирка.

— Собаки как и люди, — иногда повторял доктор. — У каждой своя душа и свой нрав.

Он даже написал книгу о собаках, их привычках и пристрастиях. Но люди ученые прочли ее и сказали: «Пфс! Такую чушь собачью мог написать лишь человек не в своем уме». Но они говорили так потому, что ничего ни смыслили в собаках. А доктор был совершенно прав.

Вот так и друзья — Скок и Тобби — ничем не походили друг на друга. Скок, обычная лохматая дворняга, был очень, веселым и любил пошутить. Отчасти, наверное, причиной было то, что он еще щенком попал к клоуну и помогал ему смешить людей. А может быть, он и родился таким смешливым.

— К чему унывать! — повторял он. — Я был слепым щенком, когда увидел, что нельзя ничего принимать слишком близко к сердцу.

Скок понимал шутки и весело смеялся, даже когда подтрунивали над ним.

Знакомство с неунывающим псом навело доктора на мысль издать для зверей веселую газету. И когда Джон Дулиттл снова возвратился в Паддлеби, он первым делом выпустил для крыс и мышей «Подвальный вестник» и «Юмор подземелья» — веселые газеты со смешными рисунками.

Тобби, пес из кукольного театра — маленький белый пудель, был рассудительным и немножко нахальным. Он всегда добивался того, чего хотел.

Маленьким собакам, с которыми никто не хочет считаться из-за их маленького роста, приходится вести себя очень смело, чтобы хоть как-то заставить уважать себя. Вот так и Тобби. Когда он впервые пришел в гости к доктору Дулиттлу, то первым делом запрыгнул на постель и не слез с нее, как ни бранила его Крякки.

— Доктор не обидится, — отвечал он утке. — Ну что плохого в том, если маленькая собачка немного понежится на такой большой постели?

'Доктор действительно не обиделся, и с тех пор Тобби, приходя в гости, устраивался в углу кровати.

И Тобби и Скок гордились дружбой с Джоном Дулиттлом, знаменитым звериным доктором.

Однажды вечером цирк встал на ночлег на краю поля. Неподалеку виднелось большое и богатое крестьянское подворье.

— Схожу-ка я туда, — сказал поросенок, — посмотрю, нет ли у них свинарника. Смерть как хочется узнать свинячьи новости и похрюкать о том о сем.

Поросенок убежал, остальные разожгли костер и повесили над ним котелок с водой. Тут как тут явились Тобби и Скок.

— Вы слышали, господин доктор? — спросил Тобби.

— А что я должен был слышать? — ответил вопросом на вопрос доктор. — Что-то случилось?

— К нам возвращается Софи.

— А кто такая Софи? — снова спросил доктор, подсаживаясь поближе к огню. Ночи уже были холодными, и у доктора зябла спина.

— Тюлениха, она жонглирует мячиками и выделывает всякие трюки в воде. Она выступала у нас раньше, но потом забопела, и хозяин увез ее на лечение. Теперь Софи здорова и присоединится к нам вместе с хозяином в Ашби. Она славная, но иногда любит всплакнуть. Вы с ней подружитесь.

И среду к вечеру цирк прибыл в Ашби, а на следующее утро уже должен был открыть двери для публики. Всю ночь на площади кипела работа. При свете фонарей циркачи ставили шатры, сколачивали помосты, посыпали землю вокруг главного балагана зелеными сосновыми иголками. Даже когда загон для тяни-толкая был готов и семейка доктора отправилась в постель, никто из них не мог уснуть — вокруг стучали, гремели, пилили, колотили.

А когда над крышами Ашби забрезжил рассвет, на площади стоял воздвигнутый за одну ночь целый цирковой городок.

Утром доктор встал с постели разбитый и ничуть не отдохнувший. «Похоже, жизнь в цирке не так уж и легка, как может показаться со стороны», — подумал он.

После завтрака Джон Дулиттл попросил Мэтьюза присмотреть за тяни-толкаем, а сам пошел знакомиться с Софи.

Глава 6. Тюлениха с Аляски

Дважды в день Софи выступала на больших представлениях в главном балагане, между акробатами братьями Пинто и говорящим конем. В остальное время на нее можно было полюбоваться в бассейне, со всех сторон обнесенном глухой оградой и защищенном от палящих лучей солнца большим навесом. За три пенни тюлениха ныряла в воду и ловко подхватывала брошенную ей рыбу.