Горбун - Владимир Цмыг

— Это только ладони, громадные, черные, чернее ночи, и… (он настороженно, как бы спрашивая разрешения, глянул на «важняка») и-и между ними… в общем, здоровенный, как у ишака!..

Евлампий удовлетворенно крякнул, кивнул лохматой головой: тогда, в нижнем мире, он подумал, что это сук. Ему очень хотелось помочь другу его друга, который когда–то выловил его из реки. Все мог шаман, только плавать не умел…

— Я сегодня буду долго–долго камлать, надо уснать, где зивет злой дух, а ладони ему слузат. Трудно, ох как трудно возврасяться из низнего мира, однако дерзит тамоко хозяин тех мест, мозет дазе навсегда оставить…

Шаман в своем деле был величайшим профессионалом, и полковник уважал его за это, не пытаясь вникнуть в секреты его ремесла. Зачем, он все равно бы ничего не понял, как и шаман бы не понял специфику его работы. У каждого из них было свое качество бытия, с той лишь разницей, что полковник нуждался в шамане, а тот в нем — нет…

Горьковатый аромат северной травы приятно кружил голову. Костяные сохатые, медведи, росомахи, журавли, гуси, вороны, лисы, волки бренчали на поясе шамана, находящегося сейчас где–то немыслимо далеко. Евлампий любил подниматься в высший мир, даже средний, но опускаться в нижний… Он забирал столько сил и энергии! После возвращения оттуда эвен, как тяжелобольной, долго не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой.

Наконец смолк рокот главного, тринадцатисоскового бубна (когда шаман с помощником грузили его на оленя, то для равновесия по другую сторону вешали тяжелый вьюк). Долго в изнеможении лежал шаман на медвежьей шкуре, в уголках рта лопались пузырьки пены, в номере рассеивался синий дым священной травы кавав.

«Это камлание, видимо, последнее» — решил полковник.

Очнулся эвен, застонал, тяжело вздохнув, с жадностью припал к носику чайника с крепчайшим чаем: — О–о–о!.. Тязко, самое тязкое камлание! Хозяин низнего мира не хотел отпускать меня, боялся, сто я помесаю его помоснику… О–о–о… Насяльник, еле–еле выбрался, все птицы и звери тайги, все души предков там собрались мне помогать.

Полковник не перебивал Евлампия, хотя все его существо вопило: где обитает чудовище!..

— Злой дух любит мертвых, он среди них.

— На кладбище? — крикнул полковник.

Клубы густого вонючего дыма вырывались из трубки шамана, он блаженствовал, отходя от тяжелого, опасного путешествия в нижний мир.

— Тамоко больсое помесение, там мертвые, и он среди них

— Морг!.. Морг… — заметался по номеру «важняк». — Горбун!..

Возле дома хищника засада, наконец, спецназовцам нашлась работа. Два дня горбун не показывался из дому, с величайшим нетерпением, сравнимым с мукой, ожидал, когда зароют старуху. Покуда умершая, обмытая незнамо откуда появившимися товарками, лежала на столе в своей комнате, в городе не произошло ни одного убийства. Подозрение полковника переросло в полную уверенность.

…Вечером, после похорон, горбун бесшумно вылез из окна комнаты приемной матери. Как бы раздумывая, или чего–то опасаясь, он минут пять неподвижно простоял в крапиве возле потайной дверцы.

— Он!.. Это он, наконец!.. — сдавленно прохрипел полковник. Удавкой горло захлестнула смертельная ненависть. Отчетливо просматриваемые в прибор ночного видения, позади хищника плыли чудовищные ладони.

— Стреляйте по горбуну! — приказал полковник. — Ладони сами исчезнут.

— Сразу, без приказа остановиться? — удивился рыжий старлей.

— Сразу!.. На поражение… — тяжело дыша, прорычал «важняк». — Это не человек, даже не земное существо…

Машина рванулась вперед, услышав визг, скрежет тормозов, горбун вильнул в сторону, но он уже был на прицеле. Автоматные очереди рвали его тело, оно корчилось, подпрыгивало на бетонке. Опустели магазины пяти «калашей», хлопнули дверцы машин.

— Смотрите! — крикнул старлей, успев сменить магазин.

Исчезнувшие было чудовищные ладони, ткались из ничего, материализуясь из черноты ночи, обретая большую плотность, четкость очертаний. Сторожевым псом они покачивались над изуродованным телом хозяина, в изодранной пулями одежде валявшегося в луже крови.

— Огонь! — крикнул полковник. — Он еще жив…

Это были его последние слова. Под чудовищными тисками страшных ладоней арбузом треснула голова полковника. Остолбеневший бравый старлей тупо глядел на раздавленную голову командира. Он не слышал хлопанье автоматов, бульдогами рвавших хищника.

На самом лучшем кладбище в самом лучшем месте благодарные жители города с великими почестями похоронили полковника и его дочь. А шаман Евлампий… Евлампий после первого же камлания в своей родной тайге так и не вернулся к живым. Хозяин нижнего мира не простил, в этот раз не помогли эвену ни души предков, ни птицы, ни звери…

2003 г.