Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное - Андрей Николаевич Савельев

но не обретала ясности («Развитие капитализма в России» – ученическая работа, «Империализм как высшая стадия капитализма» – только наметки, так и не ставшие теорией, «Государство и революция» – бредовая фантазия).

Что касается образа Ленина, много десятилетий пребывавшего в плакатном состоянии, то его сегодня следует приземлить, и для этого вполне подойдет цитата из книги генерала Петра Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени» (1924 г.): «У Ленина были коротенькие ножки и длинное туловище с ясно обозначенным круглым животом. Он был одет в простую тройку с красными бантами, от красного освещения казавшуюся красной. Большая голова с маленьким некрасивым лицом сидела на короткой шее. Через всю голову шла самая обыкновенная лысина. Маленькие косые глаза, над которыми подымались тонкие брови, смотрели весело. Неправильный плоский нос, ощипанные усы и крошечная бородка клинушком под длинным плотоядным ртом – всё было типичным лицом интеллигента, какого-нибудь бухгалтера, учителя, банковского чиновника. Ничего в нём не было от народа, ничего русского и тем более ничего наполеоновского. В лице Ленина можно было подметить черты ненормальности, временами чисто идиотская бессмысленная улыбка кривила его полные, одутловатые, опухшие щёки. Это был урод в полном смысле слова, продукт вырождения умственной не по разуму работы, сытой, спокойной, неподвижной жизни философа. Говорил он нескладно, с некрасивой дикцией, короткими фразами, часто повторяясь, и создавалось впечатление, как будто этот маленький человек с упорством идиота огромным молотом вколачивал в мозги слушавших его людей свои дерзкие преступно-простые мысли».

Ленин вслед за Марксом постоянно ссылался на опыт Парижской коммуны 1871 года: «По устранении постоянного войска и полиции, этих орудий материальной власти старого правительства, Коммуна немедленно взялась за то, чтобы сломать орудие духовного угнетения, силу попов… Судейские чины потеряли свою кажущуюся независимость… они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми…» «Коммуна сделала правдой лозунг всех буржуазных революций – дешевое правительство, уничтожив две самые крупные статьи расходов, армию и чиновничество» (К. Маркс, «Опыт Парижской Коммуны 1871 года»).

В «Государстве и революции» Ленин комментировал эту цитату: «Мы не утописты. Мы не “мечтатели” о том, как бы сразу обойтись без всякого управления… Организуем крупное производство, исходя из того, что уже создано капитализмом, сами мы, рабочие, опираясь на свой рабочий опыт, создавая строжайшую, железную дисциплину, поддерживаемую государственной властью вооруженных рабочих, сведем государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений…» «Всё народное хозяйство, организованное как почта, с тем, чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалованье не выше “заработной платы рабочего”, под контролем и руководством вооруженного пролетариата – вот наша ближайшая цель».

Нечего и говорить, ленинские фантазии просто разрушили промышленность. Рабочий не мог ничем управлять. У него другая роль в процессе производства. Запустить то, что не было разорено самими же большевиками, в конце концов, удалось зарубежным инженерам, которым приходилось платить, распродавая национальное достояние.

Дешевого правительства, разумеется, тоже не получилось. Парижская коммуна уничтожила армию и чиновничество лишь локально. Самостоятельно продержаться она не смогла бы и полгода. Большевики сделали то же самое. Они удержались, но только террором. Регулярную армию они начали создавать ещё во время Гражданской войны, а чуть позднее создали фантастическую по бестолковости бюрократию, над которой потешались все юмористы тех времен.

Из ленинских фантазий исходил только обман. И его правительство обошлось русским дороже, чем какие-либо правительства, существовавшие до того на Руси. Большевистская армия оказалась сверхдорогόй – в особенности в связи с катастрофическими поражениями и пирровыми победами, усыпавшими русскими костями всю Восточную Европу.

Лев Бронштейн (Троцкий)

Анархизм единит большевизм и «левизну» всех изводов. Мы можем проследить это по мыслям и деяниям Льва Троцкого, который ещё в 1914 года, будучи в эмиграции, писал в книге «Война и Интернационал»: «Война 1914 года есть, прежде всего, крушение национального государства как самостоятельной хозяйственной арены». «Для европейского пролетариата в этих исторических условиях дело может идти не о защите пережившего себя национального “отечества”, ставшего главным тормозом экономического прогресса, а о создании нового более могущественного и устойчивого отечества – республиканских Соединенных Штатов Европы, как перехода к соединенным штатам мира». Левизна воплотилась в «левых» проектах не пролетариата (которого в марксистской форме никогда не существовало), а в политике транснациональной буржуазии, создавшей в наши времена Европейский Союз, и в очередной раз разделившей пространство Российской Империи, создав множество государств-лузеров.

Национальные государства традиционных европейских наций уничтожены – якобы в угоду экономической эффективности. Какова она будет, когда европейские народы сотрут с лица земли нарастающие волны инородной иммиграции? Нет сомнений, что курс на ликвидацию социальных государств коснулся в начале ХХI века не только Российской Федерации, которая бежит в небытие впереди планеты всей, но и Европы и США. Эффективное уничтожение исторических наций – вот что такое реализованный на практике троцкизм.

Троцкий провозглашал: «На погребальных обломках России мы станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени». Троцкий лишь бросал лозунг, а Сталин его воплощал. Оба ошибались лишь в оценках долговечности своего проекта.

Другие высказывания Троцкого казались в пору раннего большевизма смелыми и даже героическими. В разных вариантах он повторял одну и ту же мысль: «Придет время – и нас попросят уйти с Земли. Но, уходя, мы так хлопнем дверью, что небо обрушится!..»; «Если мы уйдем, мы так хлопнем дверью, что вся Европа содрогнется»; «Когда мы уйдем, мы захлопнем за собой весь мир». Его повторяла большевистская пресса: «Возможно, мы уйдем, но сделаем это не иначе, как выкорчевав все прошлое с корнем; тем, кто придет после нас, придется строить на руинах посреди кладбища» (Московская правда, 13 июля 1921 г.).

Фигуру Троцкого напрасно воспринимают в качестве антипода Ленина, и, в не меньшей степени, – Сталина. В этих фигурах нет никаких противоречий, кроме противоречия единовластного правления, которое каждый приберегал только для себя. Ленин с Троцким в большевистском терроре всегда были заодно. Просто Ленин не всегда успевал переварить и обсудить все кровавые фантазии Льва Давидовича. Зато уж Сталин не прошел мимо троцкизма, забрав из него вообще всё, что там было – уничтожение института семьи, концлагеря для детей, трудовые армии, антицерковная пропаганда и «советские ритуалы»… Троцкизм и сталинизм – это просто одно и то же. Развела двух изуверов только неделимая тираническая власть.

Ключевой момент в понимании истории: либеральная, буржуазная «демократия» и террористический большевизм – это две стороны одной медали. И два самых решительных противника государства, которое мешает их разбойным инстинктам развернуться во всю ширь. Мировая история состоит в борьбе государственников и антигосударственных сил, а