В катакомбах времени - Василий Владимирович Тарасенко

ли потому, что Санька слишком усердно изображал программиста, но Виктора грызло какое-то непонятное чувство. Наконец, капитан обозвал компьютер «бесполезным комом взбесившихся микросхем», встал, потянулся и подмигнул сыну. Саня тут же схватил со стола новую книгу, радостно заорав:

— Я первый!

— Возражений не имею, — Виктор растянулся на диване, отвел руки за голову и привычно напрягся. Санька с места сиганул на отца и бухнулся ему на живот. Виктор сердито выдохнул:

— Уй… Ошалел, что ли? Тяжелый уже…

Санька виновато посопел, завозился, устраиваясь поудобнее, положил себе на колени холодный край прямоугольника книги. Вообще-то от книги здесь было только название. Два тонких проектора на цветных гидрокристаллах были соединены гибким пластиковым корешком, в котором находились ячейки памяти. На левой пластинке замерцал звездный хоровод, сквозь который проступило название книги и имя автора:

ЛИЦО ЧЕРНОГО ВСАДНИКА,

или

История о том, как два друга

отправились в путешествие

за три реки, и о том, что с ними было,

что они видели и кого встретили.

Автор:

СЕВЕРИАН КРУТОСЛАВОВ.

Санька звонко отбарабанил надпись вслух, нажал выпуклость в правом нижнем углу правой пластины и начал читать проступивший текст…

Спустя часа полтора Виктор погнал сына спать и не удержался, прижал щуплого Саньку к себе, растрепал волосы на светлой голове. Саня ускакал, а Виктор с растерянной лаской подумал о том, что теперь уж сын не проскользнет ночью в его каюту, как делал раньше, и не зашепчет на ухо: «Пап… Можно, я у тебя полежу? А то там скучно…» Первые недели полета Виктор часто просыпался в тревоге от его надрывного плача, брал пятилетнего Саньку на руки и ходил по каюте, успокаивая и убеждая скорее себя, чем его, в том, что все будет хорошо… Хорошо?.. Хорошо?! Никогда ни Саньке, ни ему не будет хорошо без мамы… От таких мыслей Виктор сам едва не заходился в надрывающем вое по ночам. Ему хотелось метаться, биться о стены, лупить тех, кто с деланным сочувствием выражал соболезнования, бежать, куда глаза глядят… Но он лишь прижимал к себе Саньку, и нехорошие мысли и намерения исчезали. Санька. Единственный свет в окошке для него…

И книга. Она попала ему в руки где-то через полгода. Худосочное издание работы по теории бесконечной многомерности пространств, автор некто Лигов С.Т. В книге, в качестве доказательства, приводились факты о посмертных встречах с теми, кто умер. Там говорилось, что умершие ускользают по незримым путям в другие грани Кристалла и там продолжают жить, изредка появляясь в снах самых близких людей и призывая их к себе, убеждая, что могут забрать их в свой мир. Были случаи, что некоторые люди после смерти близких им людей бесследно исчезали. Даже медики, следившие за их биополями, говорили, что пропавшие просто пропадали из данного трехмерного пространства, намекая на какие-то константы и флюиды некротического поля… Мысль запала в подготовленную голову. Виктор дрогнул. Да и как иначе? Капитан убеждал себя, что прав — ведь никто так и не видел тела. И очень уж подозрительно вели себя служащие клиники на Весте. Избегали прямого взгляда, комкали разговор, едва заслышав желание Виктора увидеть тело, испуганно отказывали в прощании и напоследок выдали урну с пеплом, объяснив, что провели такую быструю кремацию из-за закона о соблюдении эпидемиологического контроля…

Наверное, Виктор слегка сдвинулся в уме, но он поверил, как ребенок, в Чудо, потянулся обожженным сердцем… Потому что Наташа часто являлась ему в снах, звала с собой, убеждала в чем-то… Но после книги она больше не приходила. Виктор маялся, чернел лицом, устраивал войну в пух и прах с командой по любому поводу. В ту пору особенно обострилось желание уйти… Лишь Санька, вечно голоногий и растрепанный, не давал Виктору погрузиться в безликую черную пустоту депрессии.

Виктор вспомнил, как привел на «Магеллан», стоявший еще на стапелях, своего сына, заявив старпому, что не отдаст его ни в какие спецшколы. Виктор понимал, что старпом прав во всем, что говорил тогда. И в том, что Виктор эгоист, потащивший пацана за собой лишь для того, чтобы ему, Виктору, было не так тошно. И в том, что Саньке нужны друзья его возраста, а не сюсюкающие дядьки и не ахающие тетки из экипажа. И в том, что «хватит, наконец, строить из себя муху, вляпавшуюся в паутину и потерявшую волю к жизни, которая безропотно сложила лапки и чего-то ждет вместо того, чтобы трепыхаться, жить и бороться…» И в том, что он действительно «эгоист, который думает только о себе и не может хоть раз серьезно подумать о судьбе сына». Виктор оправдывал себя тем, что он всегда думает о сыне, боится за него, как когда-то боялся за Валю, боится, что загнется сам, если рядом не будет Саньки…

«Боишься за свой покой, за свою жалкую душонку», — презрительно подумал капитан и радостно согласился, что да, он боится всего… А о судьбе сына действительно стоит подумать. Не век же ему выслушивать школьную программу от Йога, который не может заменить Саньке друга. Виктор вызвал на связь старпома:

— Вот что, Авдей… Прозондируй условия поступления на Планету-Лицей для десятилетнего мальчишки.

— Надумал? — просветлел Авдей Казимирович.

— И не просто надумал, — усмехнулся Виктор, поняв, что настала пора, я послезавтра подам рапорт о переводе из действующего флота на базу Лицея. Прости, Авдей, но я без Саньки дышать не смогу…

Авдей долго смотрел на погасший кусок стены, потом выбил пепел из трубки и вздохнул. Если бы у него был такой сын, он сам