Ремарк и оригами - Андрей Бондаренко

Ну, а где-то через полгода после прибытия в Сидней, «Роберт Моргенштерн» превратился в «Роберта Ремарка». Благодаря языкастой и наблюдательной Инни Сервантес — «превратился»…

Дело было по поздней австралийской осени, в период затяжных и холодных дождей.

Криминальному инспектору Ивану Габову исполнилось тридцать пять лет. Юбилей, как-никак. На торжественное мероприятие, посвящённое этому событию, был — в числе прочих персон — приглашён и Роберт. А ещё на банкете присутствовала и младшая сестра Ивана — Татьяна, прихватившая за компанию и свою подружку Инни Сервантес, начинающую — на тот момент — театральную актрису.

«Синий слон», где они тогда собрались, относился к ресторанам «европейского класса»: непритязательная и скромная отделка, элегантная и хлипкая мебель, классическая и строгая европейская кухня без избытка острых восточных специй, соответствующий алкоголь, вышколенные официанты, чопорный метрдотель и заоблачные цены. А ещё в дальнем торце заведения располагался невысокий квадратный подиум со стареньким роялем.

Праздник, как праздник: поздравительные тосты, безобидные шутки, застольные беседы, «бородатые» анекдоты, весёлый смех, дружеские подначки.

А потом юбиляр, немного захмелев, возжелал, чтобы инспектор Моргенштерн «сбацал» какую-нибудь «стрёмную песенку» собственного сочинения. Мол: — «Хочу, и всё тут. Не сметь возражать!».

Роберт спорить и отказываться не стал. Хлопнув рюмашку рома, он выбрался из-за стола, поднялся на подиум, уселся на стульчик, приставленный к роялю, небрежно пробежался подушечками пальцев по чёрно-белым клавишам и, слегка глоссируя, спел:

И снова, как всегда,Налит бокал вина.И дождик за окномГуляет на природе.Мой старший брат,Иль кто-то там навроде.Мой вечный пилигрим,Зашедший навсегда.

А старые друзьяЗадумчиво грустят.И вновь официантНесёт бутылку рома.А разве, извини,Бывает по-другому?Так было и тогда,Так много лет назад.

И девушка мояИзысканно строга.Её глазаСплошное совершенство.А плечи, ногиПолное блаженство.Её любовь,Как первая струна.

И смятая постельОпять белым-бела.А сизая метельОпять метёт по кругу.Она моя опятьБезумная подруга.Она моя опятьПолночная вдова.

И где-то поезда,Стучат колёса — в такт.А призрачный покойПорой нам только снится.Мелькают города,Пески, цветы и лица.И где-то запоздалНаш общий друг Ремарк.

И снова, как всегда,Налит бокал вина.И дождик за окномГуляет на природе.Мой старший брат,Иль кто-то там навроде.Мой вечный пилигрим,Зашедший навсегда.

Мой вечный пилигрим,Зашедший навсегда…

Дождавшись, когда отзвучат вежливые аплодисменты, Роберт вернулся к праздничному столу, и застолье продолжилось.

А ещё через некоторое время мужчины отправились в курительную комнату.

— Этот Роберт Моргенштерн — весьма интересный и приметный паренёк, — задумчиво попивая из хрустального бокала красное испанское вино, сообщила Инни Сервантес. — Весьма. Я даже знаю, на кого он похож. Причём, как внешне, так и внутренне…

— И на кого же? — заинтересовалась любопытная Татьяна.

— На знаменитого писателя Эриха Марию Ремарка. Вот, на кого. А также на всех главных «ремарковских» героев. Например, на Роберта Локампа — из «Трёх товарищей»…. Ты сама посуди. Высокий, стройный и очень прямой. Густые светлые волосы, зачёсанные назад. На рояле играет и душевные песенки поёт. На английском языке говорит с жёстким немецким акцентом. Родился в Австрии. Одевается очень стильно: длинное и приталенное осеннее пальто тёмно-серого цвета, элегантная мягкая шляпа, белоснежный шарф на шее…. А его глаза? Иногда — мечтательные и отстранённые, словно бы их владелец мысленно пребывает где-то далеко отсюда. Иногда — высокомерные, заносчивые и горделивые. Ещё я почему-то уверена, что эти глаза могут быть суровыми, холодными и безжалостными, так как их хозяин, судя по всему, способен на серьёзные поступки. В том числе, и на жёсткие. Наверняка, наш Робби прошёл полноценную военную выучку. По крайней мере, «армейская косточка» чётко ощущается…

— Пожалуй, подруга, ты права. Соглашусь, наблюдается определённое сходство…. Впрочем, мне сперва показалось, что Роберт Моргенштерн больше похож на Николая Гумилёва. Был такой знаменитый русский поэт. Его, кажется, большевики расстреляли. Хотя, и Ремарк — неплохой вариант…. Только тебе-то что до этого?

— В каком, извини, смысле? — вопросительно прищурилась Инни.

— В самом прямом, — язвительно усмехнулась вредная Татьяна. — Я прекрасно помню типаж главных «ремарковских» героинь. Высокие такие дамочки с аристократическими манерами. Худые и болезненные. С длинными и прямыми каштановыми волосами. А ещё и относительно молчаливые…. Так что, радость моя театральная, тебе ничего не светит — в плане покорения сердца господина «маньячного» инспектора.

— Внешность и поведенческие манеры? Да, здесь наблюдаются определённые нестыковки, спорить не буду…. Ростом я, действительно, не вышла. Метр пятьдесят восемь. Маловато будет. Волосы чёрные, жёсткие и с нехилой кудрявостью. Телосложение плотное. Здоровье отменное, полтора года, как-никак, отработала гимнасткой-акробаткой в бродячем цирке. Болтливая — до полной невозможности. И с аристократичным воспитанием — полный швах. Откуда же ему было взяться — в условиях провинциального никарагуанского городишки, где прошло моё детство и часть юности? Нечем крыть…. Тем не менее, у меня есть одно неоспоримое и весомое достоинство.

— Какое, если не секрет?

— Имя. Моё настоящее имя — «Инэс». Что в переводе с испанского языка означает — «святая и целомудренная»…. Разве этого мало?

— Ну, не знаю.

— Тем не менее, наплевав на все нестыковки, даже вместе взятые, я забираю «маньячного» инспектора Ремарка в своё единоличное и суверенное пользование. Решено. Все возражения, споры и сомнения отменяются…

Так оно всё и произошло. Во-первых, практически все, включая журналистов, городских обывателей и подследственных лиц, стали именовать Роберта — «Ремарком». Только высокое официальное начальство ещё помнило — о «Моргенштерне». А, во-вторых, уже через полтора месяца после того памятного банкета в «Синем слоне» Инэс переехала в казённую квартиру Роберта. Причём, вместе со всеми вещами и псом Роем.

С тех пор прошло — без малого — два с половиной года. За это время Инни Сервантес превратилась — из начинающей — в весьма известную театральную актрису: премьеры, гастроли, интервью и многочисленные поклонники с пышными букетами цветов. Она даже снялась в двух модных «мыльных» телесериалах. Но это — ровным счётом — ничего не изменило. В том плане, что Инэс бросать скромного «маньячного» инспектора не планировала, а всех богатых поклонников вежливо, но твёрдо и неизменно спроваживала. Более того, она даже пообещала серьёзно подумать — на досуге — над предложением о замужестве, сделанном недавно Робертом…

На следующее утро Роберт проснулся в полседьмого утра. Посетил туалет, сделал пятнадцатиминутную стандартную физзарядку, принял контрастный душ, оделся и отправился на прогулку с Роем.

Именно на прогулку, чтобы подышать свежим воздухом, а, вовсе, не для всяких других, насквозь прозаичных целей. Рой, как уже было сказано выше, являлся породистым английским гладкошёрстным той-терьером. Достаточно миниатюрным, порядка двадцати пяти сантиметров в холке, элегантным и компактным. А ещё очень активным, непоседливым и темпераментным. И, вместе с тем, дружелюбным и хладнокровным. Его английские предки, как-никак, являлись — в прошлые века — отменными и знатными крысоловами…

Но главным и неоспоримым достоинством Роя, несомненно, являлось его отношение к делам туалетным. То бишь, он справлял все свои естественные нужды сугубо в пластиковый лоток, заполненный специальными светло-синими гранулами. А на улице — ни-ни, никогда.

— Молодец, приятель, — регулярно нахваливал пса Роберт. — Настоящий английский джентльмен, с чётким пониманием норм приличного поведения.

Получается, что гулять с Роем было необязательно? Получается, что так. Но Роберт пса искренне любил и считал, что тому будет полезно — лишний раз подышать свежим воздухом…

Они спустились на лифте на первый этаж. Рой, как и полагалось по строгим австралийским правилам «выгула домашних животных», находился на кожаном поводке.