Затерянные в океане - Майкл Морпурго

Судовой журнал

20 сентября

Пять часов утра. Я на вахте, а все остальные спят. Уже десять дней, как мы отплыли из Саутгемптона. На Ла-Манше было полно танкеров. Прямо десятки. Поэтому первые два дня мама с папой по очереди несли ночную вахту, а мне не давали. Ну и зря, по-моему. Тумана же не было никакого, а вижу я ничуточки не хуже их.

Мы рассчитывали, что будем проходить около 200 миль в день – это примерно восемь узлов. В первую неделю мы и 50 еле проходили.

Билл-Прилипала нас предупреждал насчёт Бискайского залива. Ветер 9 баллов. Иногда даже 10. Нас болтало зверски. Я думал, мы потонем. Правда думал. Один раз «Пегги Сью» была на гребне высокой волны, и я увидел, что нос её показывает прямо на луну. Будто сейчас она взлетит. А потом нас потащило вниз так быстро, что я решил, всё, мы идём на дно. Вот это было ой-ой-ой. В смысле, вообще ужасно, ужасней не бывает. Но «Пегги Сью» не развалилась, и мы добрались до Испании.

Мама прямо рычит на нас, если мы делаем что-то не так. Папа ничего, вроде бы не обижается. По крайней мере, тут, в море. Папа мне подмигивает, и мы перестаём дуться на маму. Они вдвоём очень много играют в шахматы, когда море спокойно. Папа пока выигрывает 5:3. Мама говорит, ей всё равно. Но ей не всё равно, я же вижу.

Мы всего на пару дней остановились в Ла-Корунье[6]. Мама много спала. Она очень-очень устала. Папа, пока мы там были, всё колдовал над рулевым тросом. Папа его наладил, но всё-таки недоволен. Два дня назад мы отплыли в сторону Азорских островов.

Вчера был лучший день для плавания. Сильный ветер, синее небо и тёплое солнышко, чтобы высушить вещи. Мои синие шорты смыло с палубы волной. Ну и ладно, я не больно расстроился. Они мне никогда не нравились. Я сегодня днём видел олуш, это такие птицы. Они ныряли в волнах вокруг нас. Прямо здорово. Стелла так вообще чуть от лая не рехнулась.

А фасоль в банках мне уже поперёк горла, но её ещё полно.

11 октября

Сегодня я видел Африку! Правда, издалека, но мама сказала, это точно Африка. Мы идём вдоль западного берега. Мама мне по карте показала наш путь. Ветер будет гнать нас вдоль побережья несколько сотен миль. А потом мы двинемся через Атлантику в Южную Америку. Только нам надо не зевать, а то ещё попадём в штилевую полосу. Там ветра не бывает совсем, и тогда мы там засядем на несколько недель. Или вообще навсегда.

Сегодня самый жаркий день. У папы лицо покраснело и кончики ушей облазят. А я стал бронзовый, как орех, и мама тоже.

Сегодня видел летучих рыб, и Стелла их видела. А мама заметила акулу слева по носу. Вероятно, китовая акула, сказала она. Я смотрел-смотрел в бинокль, но акулу так и не разглядел. Мама мне велела всё же написать про неё в журнале и нарисовать. Я почитал про китовых акул. Они здоровенные, но людей не едят, только рыбу и планктон. А рисовать мне нравится. Пока что летучие рыбы лучше всего получились.

Я отправил открытку Эдди с островов Кабо-Верде. Жалко, что Эдди со мной там не было. Там так круто!

Стелла полюбила гонять футбольный мяч по каюте. Когда-нибудь она его прокусит, точно говорю.

Папа немножко не в духе, а мама пошла полежать. Кажется, они чуть-чуть поругались. Не знаю из-за чего, но думаю, из-за шахмат.

16 ноября

Мы только что вышли из Ресифи. Это в Бразилии. Мы там пробыли 4 дня. Нам пришлось много чего чинить. Ветровой генератор что-то барахлит, и рулевой трос всё ещё залипает.

А я играл в футбол в Бразилии! Эдди, ты меня слышишь? Я играл в Бразилии твоим счастливым мячом! Мы с папой просто так гоняли его по берегу, и тут откуда ни возьмись набежало с десяток местных ребятишек. И тоже как давай пинать наш мяч! Здоровская вышла игра. Папа всё организовал. Мы разделились на команды. Я назвал свою «Грязуны», а папа свою – «Бразилия». И все, ясное дело, хотели играть в папиной команде.

Но в нашу команду вступила мама, и мы выиграли. 5:3 в пользу «Грязунов». Мама пригласила всех футболистов выпить кока-колы на борту. Стелла на местных зарычала, пришлось запереть её в каюте. А ребята тренировались говорить по-английски. Они знали только два слова: «гол» и «Манчестер юнайтед». То есть, получается, три.

Мама проявила плёнку и напечатала фотографии. Там есть снимок с дельфинами – как они прыгают. И со мной – я у брашпиля. И с мамой у штурвала. И с папой – как он пытается спустить грот[7] и весь в нём запутался. И снова со мной – как я ныряю со скалы на Канарах. А на одной фотографии папа спит – он заснул на палубе, пока загорал, – а мама сидит рядом и хихикает. Она собирается намазать папе живот кремом от ожогов. Это я сам снимал. Мой лучший кадр. А вот снимок, где я делаю математику – насупился и язык от усердия высунул.

25 декабря

Рождество в море. Папа поймал по радио рождественские песнопения. Мы ели крекеры, но они промокли и совсем не хрустели. А ещё у нас был бабушкин рождественский пудинг. Я подарил родителям по рисунку. Папе – с летучими рыбами, маме – её капитанский портрет за штурвалом и в кепке. А они мне подарили просто суперский нож. Они его в Рио купили. Я отдал за нож монетку. Это так полагается, на счастье.

Пока мы стояли в Рио, мы хорошенько отдраили «Пегги Сью». Она раньше выглядела немного потрёпанной, а теперь нет. Мы загрузили на борт кучу разных припасов и воды. У нас впереди долгий переход в Южную Африку. Мама говорит, мы хорошо идём, главное, попасть в Южно-Атлантическое течение, которое понесёт нас с запада на восток, и не сбиваться с курса.

Мы прошли мимо южной оконечности острова Святой Елены. Останавливаться там незачем. Ничего интересного, кроме того, что туда сослали Наполеона и там он умер. Грустно ему, наверное, там умиралось – очень уж место унылое. И мне, естественно, задали написать работу по истории про Наполеона. Я о нём прочитал в энциклопедии, а потом написал. На самом деле это было интересно, только родителям я об