Зараза - Элеонора Лазарева

Тот глубоко вздохнул и принялся одной рукой гладить жене волосы и целовать в висок, другая поддерживала ее плечи. Тут она вновь застонала, а потом закричала, выгибаясь. И я увидела, как показалась что-то темное у неё между ног. Я как-то помогала своей подруженции докторице в родах ее йоркширской суки. И хотя подруга была врачом, не могла смотреть в болящие глаза своей любимицы, и мне пришлось работать за нее, при ее подсказках. Все прошло хорошо. Но там была собака, а здесь человек рождается, хотя какая разница. Все то же самое, только больше в размерах.

— Тужься! — крикнула, увидев, как показавшаяся головка скрылась.

Ариэль что-то проговорил ей на иврите, и она натужилась. Я, подправляя потихоньку за плечики, вытянула дитя из лона матери. Быстро завернув в полотенце, отрезала прокаленным Эйтаном ножом пуповину, предварительно затянув ее в сантиметре от животика шелковой ниткой. Ее вытянули из шарелевской блузки. Прочистила носовые проходы ватными палочками и, перевернув на животик, головой вниз, хлопнула по попке. Раз, другой и тот как-то всхлипнул и запищал, тоненько, как щеночек. Да и он сам был очень маленький, с мое предплечье. Это была девочка. Вновь завернув, положила на грудь, улыбающейся сквозь слезы, женщине. Ариэль смотрел удивленно и радостно, что все обошлось и, что лежащий кулёчик, его дочка. Дождалась последа, нажав на живот, и это всё потом закопал Эйтан, спустившись с обочины. Вымыв руки, поговорив с женщиной о самочувствии, села на сидение и уже устало откинулась на спинку переднего кресла. Эйтан сел за руль. Я видела, как подрагивают у него пальцы. Видимо тоже волновался.

Я положила руку ему на плечо.

— Все нормально, — сказала по-русски. — Я читала молитвы. Бог помог. Теперь вперед и без остановок.

Он кивнул и завел машину. Через час мы остановились у медпункта в каком-то пригороде. Я даже не успела прочесть название. Позвонив в дверь, Ариэль ввел свою жену с ребенком и через минуту вернулся за вещами.

— Шарель благодарит вас всех и спрашивает, можно ли нам назвать дочку вашим именем?

Я усмехнулась.

— Можно. Я — Надежда. Это по-русски. А как будет на иврите? — обратилась к Эйтану.

— Тиква, — улыбнулся тот.

Ариэль тоже понял и заулыбался.

— Мы будем вас помнить и молить за вас Бога. Всегда. Спасибо!

Он ушел, а мы продолжили наш путь.

Уже светало.

Впереди еще двое суток до отлета.

Глава Четвертая. "И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я траве, друга я никогда не забуду…"

Через час пути остановились перекусить и оправиться.

Уже светало. Съехали в придорожный мотель, и зашли в кафе. Там было пусто, и только в высоком кресле дремал официант. Услышав перезвон металлических пластин у входа, встрепенулся и встал. Я махнула ему рукой не тревожиться и прошла к первому столу. Поставив сумку и пакет с ездой, поинтересовалась туалетом. Тот показал рукой и вновь устроился в кресле, наблюдая за нами с интересом. Эйтан поговорил с ним на иврите. Тот что-то эмоционально говорил и размахивал рукой, а парень кивал. Официант встал и куда-то ушел. Ушел и Эйтан. Скорее всего, в туалет. Я разложила бутерброды на салфетки и поставила два пластиковых стакана, что прихватила еще из гостиничного буфета. Появился официант и в руках у него были две кружки с чем-то горячим. Потом поняла, что Эйтан попросил для нас сварить кофе. Мы позавтракали, заплатили и прошли к машине.

— О чем ты говорил с ним? — спросила я, пристегиваясь ремнем.

— Он тоже озабочен этой пандемией. Спрашивал, что знаю об этом и верю ли, что то все, что говорят, правда. У них все съехали, мотель стоит пустой. Уехал даже хозяин. А его оставил. Но ему некуда деваться, вот и сидит один. Не знает, чего ждать. Спрашивал, знаем ли мы больше того, что говорят по телевизору.

— И что ты ответил?

— Сказал, что сам не видел больных и их смерти, но панику рассмотрел. Спросил про вас. Я сказал, что туристка из России. Скоро улетит назад. Он позавидовал.

— Почему? — удивилась я.

— Не знаю, но думаю, что на вашем канале нет такой паники.

— Это не говорит о том, что ее нет вообще, милый мой. Если не показывают прямо, то либо боятся всеобщей, либо не считают необходимой такую информацию давать людям. Как бы чего не вышло. "Не дразни лихо пока оно тихо". Знаешь такие русские поговорки?

Тот кивнул. Мы замолчали, думая о своем. Потом Эйтан включил радио на иврите. Мужской голос вещал очень эмоционально.

— О чем говорят? — задала вопрос.

— А-а! — отмахнулся он, — Как уберечь себя от заразы. Все это мы уже знаем с весны. Еще тогда все кричали про карантин. А потом всё открыли. Как сейчас люди должны реагировать на их советы? — хмыкнул и выключил радио.

В салоне воцарилась тишина. Мы снова замолчали. Так и доехали до окраин спальника Тель-Авива. Он правил по улицам города и тот напоминал кадры из фильмов-ужасов. Кругом валялись какие-то вещи, картонки от продуктов, летали бумаги и их обрывки. Магазины стояли либо с закрытыми металлическими жалюзями, либо с разбитыми витринами и вывороченными дверьми. Людей не было. И только слышались вдалеке сирены скорых и звуки полицейских машин. Кроме того были слышны приказы, произносимые металлическими голосами.

— Что они говорят? — спросила, прислушиваясь к интонациям голоса.

— Просят не выходить из дома, стараться сообщать об обнаружении мертвых тел, ждать медперсонал при каждом признаке у себя высокой температуры.

Я тяжело вздохнула. Машина вдруг свернула за угол и остановилась на невидимой парковке у пятиэтажного дома. Стоянка была небольшой, всего на четыре машины и ее с трех сторон закрывали здания похожие на госучереждения. То есть без признаков жизни. Я обратила на это внимание, и Эйтан сказал, что здесь можно ее хорошо прятать, что тот и делал.

— Сплошь и рядом угоняют машины. Вскрывают и угоняют. Можно подумать, что от заразы можно спрятаться, — сказал он зло.

Мы вышли из салона, и, прихватив свою сумку, двинулась вслед на парнем. Вошли в один из подъездов и взошли на пятый этаж. Он нажал звонок двери. Послышался женский вопросительный голос. Эйтан ответил, и тут же рывком распахнулась дверь, и я увидела встревоженные глаза женщины чуть старше меня. С криком — Эйтан! она бросилась ему на шею и заговорила на иврите. Потом заметила и меня.

— О, простите! — и махнула рукой, приглашая жестом войти.

Я вошла в