Ранчо - Стил Даниэла

– А ты как? – поинтересовалась вдруг Таня у Мэри Стюарт. – Как тебе живется? – Вопрос был задан проникновенным тоном, но Мэри Стюарт была наготове.

– Все в порядке. Занимаюсь прежними делами; благотворительные комитеты, собрания, помощь гарлемскому приюту. Сегодня провела весь день в Метрополитен-музее – обсуждали большое мероприятие, запланированное на сентябрь. – Голос ее звучал ровно, тон хладнокровен. Но Таня достаточно хорошо знала подругу, и Мэри Стюарт не питала на сей счет никаких иллюзий – она многих могла ввести в заблуждение, порой даже Билла, но Таню – никогда.

– Я не об этом. – Последовала длительная пауза: обе не знали, что сказать. Таня ждала ответа Мэри Стюарт. – Я о том, как тебе живется. По правде.

Мэри Стюарт вздохнула и посмотрела в окно. На улице уже совсем стемнело. Она была одна в квартире. Так в одиночестве она провела уже больше года.

– Все в порядке. – Ее голос дрожал, но чтобы распознать эту дрожь, надо было обладать тончайшим слухом и чутьем. Год назад, встретившись с Мэри Стюарт в ужасный дождливый день, Таня увидела женщину, готовую поставить крест на собственной жизни. – Помаленьку привыкаю.

Сколько же всего переменилось! Гораздо больше, чем она ожидала.

– А Билл?

– Он тоже ничего. Наверное. Я его почти не вижу.

– Звучит не слишком бодро. – Повисла новая продолжительная пауза. Впрочем, рассудила Таня, они давно к этому привыкли. – Как Алиса?

– Надеюсь, хорошо. Ей очень нравится в Париже. Через несколько недель я полечу к ней. Мы вместе немного отдохнем в Европе. У Билла крупный процесс в Лондоне, он проведет там все лето. Вот я и решила съездить к дочери.

Эта тема придала голосу Мэри Стюарт больше бодрости. Таня улыбнулась. Мало к кому она относилась так хорошо, как к Алисе Уолкер.

– Ты будешь с ним?– спросила Таня со своим тягучим южным акцентом.

Мэри Стюарт помялась, потом быстро ответила:

– Нет. Во время таких процессов он бывает слишком занят, чтобы обращать на меня внимание. К тому же здесь у меня масса дел.

Масса дел... Она знала все правильные слова – язык прикрытия, язык отчаяния: «Обязательно надо как-нибудь встретиться... Нет, все просто отлично... Дела идут великолепно... Билл сейчас просто утонул в работе... Он в отъезде... У меня совещание... Надо составить список комитета... Еду в центр... Еду обратно... В Европу, к дочери...» Тактика игры в прятки, умение произносить нужные слова, потребность в одиночестве, в молчании. Так она забивалась в угол, чтобы молча горевать, не привлекая к себе внимания и не напрашиваясь на жалость. Так она отталкивала от себя всех, чтобы не объяснять, как худо обстоят дела.

– Не очень-то у тебя ладно, Мэри Стюарт. – Таня вцепилась в нее мертвой хваткой. Упорство – главная ее черта. Она не поленится перевернуть все камни до одного, чтобы отыскать истину во всем. Одержимое стремление к правде – общее свойство ее и Зои. Впрочем, Таня всегда шла к ней обходным путем и, найдя искомое, сразу смягчалась. – Почему ты не говоришь мне правды, Стью?

– Я говорю тебе правду, Тан, – стояла на своем Мэри Стюарт.

Стью, Тан, Танни... Как далеко в прошлом остались эти дружеские имена! Там же остались все обещания, надежды. Там было начало. Настоящее больше всего походило на конец: все паруса обвисли, руки опускаются, вместо того чтобы сжиматься в кулаки. Мэри Стюарт ненавидела свою теперешнюю жизнь.

– У нас все в порядке, честное слово.

– Ты говоришь неправду, но я тебя не виню. Ты вправе.

В этом и состояла разница между Зоей и Таней. Зоя ни за что не позволила бы ей лгать, прятать голову под крыло. Она сочла бы своим долгом вывести ее на чистую воду, пролить беспощадный свет на омут ее боли, воображая, что этим ее исцелит. Таня по крайней мере отдавала себе отчет, что так ничего не добиться. К тому же ей самой сейчас несладко. Любовная интрига, конечно, выдумана желтой прессой, но журналы близки к истине, утверждая, что у нее с Тони появились нелады. Раньше он получал удовольствие от огласки, но теперь стал ежиться в бесстыжих лучах прожекторов, направленных на них, стыдился лжи, негодовал от угроз, преследования, судебных исков, стараний разных жуликов любыми средствами нажиться на имени его жены и втоптать его в грязь. Это доводило до безумия и напрочь лишало спокойствия. Настоящая Таня неминуемо должна была потонуть в этом мутном потоке.

В последнее время Тони все настойчивее жаловался на происходящее, и жена не могла ему не сочувствовать. Единственный способ покончить со всем этим – сойти со сцены. А этого от нее не требовал даже он. Все другое приносило облегчение ненадолго. Время от времени им удавалось улизнуть, но путешествия – хоть на Гаваи, хоть в Африку, хоть на юг Франции – не решали проблему, являясь короткой приятной передышкой. Весь ее феноменальный успех, огромная слава, миллионы обожателей и поклонников – в общем, жизнь звезды превращала ее из триумфаторши в жертву. Мало-помалу Тони это надоело. Она могла пообещать ему лишь одно: стараться как можно меньше быть на виду. На прошлой неделе она даже не навестила в Техасе мать, хотя собиралась, – до того боялась, что, уехав, только подкинет хворосту в костер слухов. В последнее время муж без устали повторял, что он и дети больше не в силах терпеть такое, причем тон, которым это говорилось, ужаснул Таню – ведь она отдавала себе отчет, что не может изменить ситуацию: все их мучения проистекали извне.

– На следующей неделе я буду в Нью-Йорке, потому и звоню, – объяснила Таня. – Зная, как ты занята, я решила заранее договориться с тобой о встрече, иначе ты удерешь ужинать с губернатором, чтобы выжать из него деньжат на свои благие дела.

Много лет Таня с поразительной щедростью жертвовала на подопечных Мэри Стюарт, дважды, не жалея времени, давала концерты. Впрочем, с тех пор утекло уже немало воды. Теперь она слишком занята. У нее не оставалось минутки даже на себя. Ее теперешние импресарио и менеджер жестче предыдущих: те хотя бы немного ее жалели, а эти только и делают, что заставляют выступать. Ведь можно сколотить несметное состояние, продавая альбомы с записями концертов, права на куколок и духи, выпуская новые компакт-диски и кассеты. Таня шла нарасхват. Дельцам, спешившим погреть на этом руки, нет числа. Но сама она в данный момент склоняется к тому, чтобы еще раз сняться в кино.

– В Нью-Йорке у меня телевизионное шоу, – известила она Мэри Стюарт, – но главное – переговоры с агентом насчет книги. Позвонил издатель и предложил мне написать книгу. Это не слишком интересно, но выслушать их предложения я готова. Разве обо мне еще можно сказать что-то новое?

Ей уже были посвящены четыре биографические книжки, написанные невесть кем, – злобные и по большей части неточные, – но Таня относилась к авторам снисходительно. Только после первой она позвонила Мэри Стюарт среди ночи в истерике. Много лет они утешали друг друга в трудную минуту и не сомневались, что так будет всегда. В зрелые годы столь верных друзей уже не завести. Такая дружба вызревает медленно, ее холишь, как крохотный саженец, которому требуются десятилетия, чтобы превратиться в раскидистый дуб. Более поздние годы не так благоприятны для корней. Дерево их дружбы укоренилось давно и теперь на удобренной почве могло выдержать любой ураган.

– Когда ты появишься? Давай я встречу тебя в аэропорту, – предложила Мэри Стюарт.

– Лучше встретимся по пути и вместе поедем в отель. Там и поговорим. Во вторник. – Таня собиралась, как всегда, воспользоваться самолетом компании звукозаписи. Ей это было очень легко, все равно что сесть в попутную машину. Мэри Стюарт всегда восхищало, как запросто ее подруга летает по свету. – Я позвоню тебе из самолета.

– Буду ждать. – Внезапно Мэри Стюарт почувствовала себя маленькой девочкой. У Тани неподражаемая манера подхватывать ее на лету и брать под крыло, не давая упасть, отчего ей снова становилось легко и радостно. В предвкушении скорой встречи Мэри Стюарт заулыбалась. С прошлой минула целая вечность. Она уже не помнила, когда виделись в последний раз, хотя Таня наверняка ответила бы сразу, спроси ее об этом.