Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола - Вера Бокова

Девочек не обделяли ни игрушками, ни лакомствами, ни нарядами, ни даже развлечениями. Они могли потешаться шутами и карлицами, слушать сказки нянек и рассказы странниц и богомолок, которых привечали на женской половине (призрение странных и убогих и благотворительность в виде раздачи милостыни были обязательны для царицы и взрослых царевен). Вместе со всей семьей царевны совершали переезды на лето из Кремля в загородные дворцы (Покровское-Рубцово, Коломенское, Измайлово, Преображенское и пр.) и там могли гулять в садах и рощах (при условии отсутствия мужчин и чужих).

Нарушали монотонность будней и поездки на богомолье в монастырские обители (не дальше шестидесяти верст от Москвы).

Царевны могли видеть (не принимая сами участия) происходящие в Кремле и на Красной площади праздники, въезды послов, крестные ходы. Вдоль кремлевской стены, на башнях, на Воскресенских воротах имелось несколько смотровых площадок для царской семьи, куда можно было попасть по переходам прямо из дворца, не нарушая этикета. В Грановитой палате до сих пор существует тайная «палатка» с окнами, выходящими внутрь палаты, откуда царевны с царицей и маленькими царевичами смотрели на церемонии приема послов.

При царе Алексее царевнам дозволялось и кататься по городу (в закрытых возках), и присутствовать на театральных представлениях (в закрытой решетками ложе), и даже из укрытия наблюдать за охотой.

Вместе с тем, чем старше становились девочки, тем жестче действовали для них запреты на общение с противоположным полом и на появление на людях, зато продолжительнее и строже становились требования к их благочестию: они держали много суровых постов и выстаивали ежедневные утомительные церковные службы.

В тринадцать-четырнадцать лет у царских дочерей наступал брачный возраст, однако надежды на замужество у них практически не было. Царская дочь могла выйти только за православного и только за ровню — царского сына. За своего подданного — «холопа» — отдавать царевну было зазорно: это царь мог жениться хоть на простолюдинке — и она становилась царицей; царевна же, выйдя за простого смертного, сама становилась простолюдинкой. Равных же ей по положению православных женихов, за отсутствием самостоятельных православных царств, не имелось. Оставалось пытаться искать женихов на чужбине, притом таких, которые согласны были бы «переменить закон», т. е. перейти в православие. Некоторые попытки в этом направлении делались. Иван III выдал свою дочь Елену за великого князя Литовского Александра. Борис Годунов также намеревался выдать дочь за иноземного принца, но тот умер незадолго до свадьбы. Ирина Михайловна, старшая дочь Михаила Федоровича, была просватана за датского принца Вальдемара, но брак так и не состоялся, так как принц исповедовал лютеранство и наотрез отказался принять православие. Принца пытались взять измором; его содержали в Кремле как узника; он несколько раз пытался бежать, но безуспешно. Как бы то ни было, Вальдемар не уступил. Ирина осталась вековухой, а принца отпустили домой только после смерти царя Михаила в 1645 году.

Таким образом, большинство царских дочерей оставались навеки девицами, призванными провести жизнь в теремном затворничестве и посвятить ее благочестивым делам. Они общались преимущественно с представителями духовенства, покровительствовали монастырям и отдельным храмам и непрестанно молились за свою землю и за грехи отца и братьев.

Как мы видим, царские дети должны были расти, надежно спрятанными от дурного глаза и житейских бурь. Их растили, как комнатные растения, не знающие ни голода, ни жажды. Их почти не касались людские пороки, зависть, злость и недоброжелательство: если дети и видели что-то подобное, то лишь во взаимоотношениях своей челяди. Почти отсутствовали и сильные впечатления: дети надолго (а девочки навсегда) помещались во внутридворцовое «мелкотемье», в замкнутый и душноватый мирок теремов с их постоянным набором лиц, событий и обстоятельств.

Уклад и строй старинной царской детской оказался очень живуч и в общих чертах благополучно просуществовал до младенческих лет Павла I, то есть до второй половины XVIII столетия.

Чинность и безчинство

Такова была идеальная модель жизни царских детей в XVI–XVII веках. Действительность совпадала с ней не всегда. Начать с того, что несколько русских государей этого времени — Борис Годунов, Василий Шуйский и Михаил Романов — были «избранниками», рожденными в простой доле, и воспитывались не по-царски, а по-боярски. К царствованию их, разумеется, не готовили. Не сразу стали воспитывать как царских отпрысков и детей Бориса Годунова. Когда их отец взошел на престол, Федору было десять лет, а Ксении — двенадцать. Однако отец сразу и очень серьезно занялся ими, и в итоге дети получили прекрасное, редкое по тому времени образование. Дядькой Федора был весьма ученый человек И. И. Чемоданов, служивший до этого в Посольском приказе. Под его началом царевич изучал всякие премудрости, даже «естествословие философское», постоянно «упражнялся в благочестии, злобу, мерзость и всякое нечестие ненавидел». Современник писал о Федоре: «Научен же бе от отца своего книжному почитанию, и в ответах дивен и сладкоречив вельми; пустотное же и гнило слово никогда же из уст его не исходяше; о вере же и научении книжном со усердием прилежа…» Юношу учили географии и истории. «Любопытным памятником географических сведений сего царевича, — писал Н. М. Карамзин, — осталась ландкарта России, изданная под его именем в 1614 г. немцем Герардом». Ксения же была «писанию книжному искусна», отличалась красноречием, любила пение: «гласи воспеваемые любляше», как выражался тогдашний хронограф, а современник, английский бакалавр Ричард Джемс, записал тогда же песни, особенно любимые Ксенией и ею якобы сочиненные. Была Ксения и искусной рукодельницей — в музеях хранится несколько приписываемых ей работ.

Не слишком совпадало с моделью воспитание младшего сына Ивана Грозного царевича Димитрия Угличского (двое старших росли в высшей степени чинно). Во всяком случае, к моменту гибели, на десятом году, когда он давно уже должен был находиться на попечении дядьки-воспитателя и вовсю учиться, Димитрий (возможно, вследствие падучей болезни, которой страдал) все еще жил на женской по ловине, на попечении няньки и кормилицы, а дядьки в штате не имел.

Тяжелое детство было и у самого Ивана Васильевича — первого, официально принявшего на себя царский титул. Он остался без отца в три года, без матери —

в неполных восемь лет, и, разумеется, нормальный ход событий этим сиротством был сбит.

Долгожданный наследник, он появился на свет, когда отец его, великий князь Василий III, совсем отчаялся иметь детей: его первый брак с Соломонидой Сабуровой был бездетным, а во втором, с Еленой Глинской, первенца пришлось ждать более трех лет. На радостях великий князь не только роздал множество наград и подарков, но и снял опалу с целого ряда своих приближенных.

Крестить Ивана родители отправились в Троице- Сергиев монастырь. Крестных отцов-восприемников — сразу троих — для княжича выбрал сам Василий III. Именно по его настоятельному желанию крестным отцом Ивана стал один из самых почитаемых старцев Иосифо-Волоколамского монастыря — любимой обители Василия — Кассиан Босой. Старца, глубокого старика, «яко младенца привезоша» и во время совершения обряда постоянно поддерживали под руки два троицких инока. Другим крестным отцом стал хорошо известный великому князю игумен Троицкого монастыря в Переславле-Залесском Даниил, вскоре после смерти причисленный к лику святых. Третьим восприемником был старец Троице-Сергиева монастыря Иев Курцов.

Крещение состоялось 4 сентября 1530 года. После этого великий князь сам возложил младенца на гробницу преподобного Сергия, отдавая его под покровительство самого почитаемого из русских святых.

Умирая, отец подозвал Ивана к себе и благословил его крестом св. митрополита Петра. Мамке наследника боярыне Аграфене Челядниной умирающий приказал «ни пяди не отступать» от ребенка. Ивану в то время шел четвертый год, но на него легли уже довольно многочисленные обязанности по представительству. Через несколько дней после смерти отца он — государь — принимал гонцов от крымского хана «и подавал им мед», а в феврале 1535 года вместе с матерью присутствовал на торжественной церемонии переноса мощей одного из главных патронов московской митрополичьей кафедры — св. Алексия, митрополита — в новую раку. В июне 1536 года (неполных шести лет) он отправился на свое первое богомолье в Троице-Сергиев монастырь. В августе 1536 года принимал литовских послов, причем у трона шестилетнего великого князя «берегли» кн. Василий Васильевич Шуйский и конюший князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский — родной брат Аграфены Челядниной и любимец царицы Елены Глинской. Мальчик просидел весь прием, время от времени произнося полагавшиеся слова. Лишь от обеда, устраивавшегося обычно в честь послов, отказались: от имени великого князя бояре сообщили послам, что при его малом возрасте ему «будет стол в истому». Крымским послам в аналогичной ситуации объяснили, что великий князь ест у матери.